Девять с половиной - Марина Рыбицкая

Еле слышно стукнули створки, оставляя нас вдвоем. Втроем. Третьим здесь поселилось одиночество. Оно стучалось в нас, ища лазейки, не понимая, что двери наших душ сейчас распахнуты настежь.

– Амариллис, – тихо позвал Агилар. – Ты когда-нибудь сможешь это забыть?

– Нет, – разжала я губы.

Снова воцарилось молчание.

– Что ты хочешь? – нарушил он его спустя какое-то время. – Скажи мне, чего ты хочешь? И я сделаю для тебя все.

– То, что хочу, – спокойно сказала я, без малейших усилий выдергивая цепь из стены и вставая с колен, – я сделаю сама. Я ухожу. – И направилась к выходу, не обращая внимания на свою наготу. Сейчас мои одежды заменяли горечь и одиночество. В них можно завернуться гораздо плотнее, нежели в любую ткань, созданную человеческими руками.

Я только приоткрыла свое сердце и получила столько, что не унести. Что было бы, если бы я распахнула до конца, полностью? Сломалась бы под грузом ожесточения и невыносимой горечи?

Теперь я знаю, что такое любовь! Это в первую очередь уважение. Любить можно кошку, птичку, кисть винограда, персик, одежду, стол, кровать, оружие. Уважать можно только человека. Любовь без уважения превращает партнера в домашнего любимца. В скота. Да, я была на положении рабыни, но не собиралась вставать на четвереньки и ластиться к карающей руке.

– Нет! – крикнул Агилар, срываясь с места и ловя меня около дверей в свои объятия. – Не уходи! Не оставляй меня!

Он медленно опустился передо мной на колени, прижавшись лицом к животу и крепко обнимая руками. Широкие плечи содрогались от сухих горловых спазмов.

Я стояла, вытянувшись в струну и глядя неживыми глазами на склоненную черноволосую голову. Все, что я испытывала, – отвращение. Да простит меня Творец, призывающий к милосердию. Но люди часто не слышат его зов или слышат слишком поздно.

– Я могу дать тебе многое, но ты ничего не просишь, – лихорадочно бормотал Агилар, цепляясь за меня руками. – Я готов положить к твоим ногам весь мир, но ты перешагнешь его и пойдешь дальше. Я отдал тебе свою любовь, но ты отвергла ее. Чего же ты хочешь, Амариллис?

– Уйти, – повторила я, брезгливо стараясь не касаться его.

Я больше не ощущала ту связь, которая позволяла мне быть сытой. Она исчезла, ушла. А то, что я чувствовала к этому мужчине, вызывало лишь тошноту, словно протухшая пища, как завонявший кусок червивого мяса.

– Нет!!! – прижал меня Агилар еще сильнее. – Нет, ты не можешь. Я не позволю тебе! Ты…

– Рабыня? – мягко спросила я, помогая закончить фразу. Грустно улыбнулась: – Я рабыня из-за ошейника, который ты на меня нацепил. Меня нашли в пустыне и насильно сделали несвободной. Но я могу разорвать эту полоску металла, уйти и не оглянуться. А кто ты? Ты свободен, и на тебе нет рабского металла. Но можешь ли ты уйти?

– Нет, – глухо отозвался Агилар, все крепче сжимая руки.

– Потому что нельзя уйти от себя, – договорила я. Пожала плечами и на шаг отступила, размыкая тесные удушливые объятия и отстраняясь. – То, что внутри, останется с тобой и на краю света.

– Чего ты хочешь, сегилим? – поднял он осунувшееся в одночасье лицо, лихорадочно блестя глазами. – Что я должен сделать? – Придвинулся и опять стиснул в объятиях.

– Ничего, – спокойно встретила я его взгляд. – Того, что уже сделано, вполне достаточно. Ты принес мне слова, оставив себе сердце. Я отвечаю тебе тем же. Я не люблю тебя, Агилар. И оставляю свое сердце себе. Ты можешь забрать его, только вырезав из моей груди. Принести тебе кинжал?

Во взгляде Агилара отчаяние сменилось ужасом.

– Но и мертвая я буду принадлежать не тебе, а Творцу, – закончила я. – Я никогда не покорюсь тебе и не признаю хозяином. Ты можешь угрожать мне жизнями близких мне людей, но это лишь добавит ненависти и отвращения. Отпусти меня…

– Нет! – Он снова притиснул меня к себе.

– Отпусти меня, – повторила я. – И, возможно, я когда-нибудь смогу вернуться.

В глазах цвета грозового неба мелькнула надежда, и сильные руки, чуть помедлив, разжались.

– Я сказала – «возможно», – подчеркнула, не желая давать несбыточную надежду, потому что сама не ведала своей судьбы.

Я шагнула к двери. Агилар поднялся на ноги и удержал меня, накинув сверху свой плащ, скрывая мою наготу.

– Вот видишь, – искривила я губы. – Ты даже сейчас раб условностей. Мне все равно, что кто-то увидит мое тело, когда ты вывернул наизнанку мою душу. А ты за этим телом не видишь души вовсе.

– Если я попробую увидеть, – тихо сказал он, – ты вернешься?

– Возможно, – повторила я, выходя. – Иногда, стремясь вперед, стоит возвращаться назад. – И ушла на свой матрас. Потому что ни одни даже самые лучшие покои не могли мне заменить тех женщин, у которых не было выбора, но которые жили вопреки всему. А рядом с ними выживу и я…

Глава 22

Люблю гостей. На большом расстоянии.

Меня разбудили страшный грохот и громкие матюки, заглушаемые еще более громким: «Тсс! Здесь дама!»

Я подняла тяжелую голову с твердой поверхности, продрала слипшиеся глаза и обнаружила, что спала на коленях у Максима Александровича.

– Доброе утро, – сообщил он мне, довольно улыбаясь, как будто кто-то сейчас не громил его дом.

– Я бы так не сказала! – разочаровала его я, сдвигая брови и прислушиваясь к доносящемуся шуму. – Если тут что-то и доброе, то только добро, которое мы уже никогда не увидим.

– Это пустяки! – беззаботно сообщил мне босс, заграбастывая расческу и начиная распутывать мою свалявшуюся за ночь гриву.

– Не надо, – отобрала я у него щетку. – Так страшнее будет. Слышали выражение: «Баба-яга в тылу врага»? Так это про меня.

– Я вот только стесняюсь спросить, – хохотнул Максим Александрович, с неохотой отпуская мои волосы, – чей тыл ты собираешься исследовать?

– Вы ошиблись, – фыркнула я, скрываясь за дверью ванной, прихватив стопку свежей одежды. – Я это буду не исследовать!

– А что? – проникновенно поинтересовался он, подходя к двери и дергая ручку.

– Заперто, – сообщила я, приводя себя в порядок. – И занято, если вы еще не проснулись.

– Мы там вдвоем поместимся, – уверил меня почему-то слишком игривый Максим Александрович.

А я ему что, ночью сказки с байками тактильно показывала?

– Пробовать не будем! – распахнула я дверь. – Я готова встретить врага лицом к лицу и потом зайти в его тыл!

– Может, сразу в тыл? – намекнул босс на что-то.

Я честно сделала вид, что до меня не дошло. Потерялось где-то между желудком и кишечником.

– Эля, – позвал он меня. – Знаешь, почему все стараются встречаться с опасностью лицом к лицу?

– Конечно, – невозмутимо ответила я. – Потому что повернись к опасности задницей – и тебя сразу же поимеют. А так всегда есть возможность пойти медленно-медленно и поиметь все стадо.

– Грубость не твое амплуа, – сморщился босс, с интересом рассматривая, как я мечусь по комнате, подтягивая спортивные штаны.

– Я универсальна, как мой пуховик! – отбрила я, заглядывая во все углы. – Да где же она? А! Вот! – И вытащила из-за кровати бейсбольную биту.

– Что это? – воззрился на меня Максим Александрович, как будто я ему показала жизнь на Марсе.

– Мотиватор, – взвесила в руке биту. – Или демотиватор. – Снаружи раздался новый грохот. – Смотря с какой стороны использовать!

– Эля, – попытался удержать меня работодатель. – Там ОМОН, и они всю ночь пили мой коньяк…

– Не только, – фыркнула я, пиная пустую бутылку из-под водки. – Они, похоже, нашли стратегические запасы. Вот только как?

– Это врожденное мужское качество, – обрадовал меня босс, прислушиваясь к творившемуся в доме.

– Лучше бы другие качества в себе развивали, – ядовито заметила я, следуя по коридору. – Например, поиск в себе светлого, большого и доброго…

– Слон в нас не поместится, – неудачно пошутил Максим Александрович.

Я было хотела ему посоветовать купить точилку для юмора, но тут раздался звон разбитой посуды. На моей кухне! Это моя епархия, и никому не позволено лишать меня нужного инвентаря, поэтому сейчас я другим инвентарем сделаю инвентаризацию чужого инвентаря в черепных коробках!

Вылетев разъяренной фурией на кухню, я застала дивную картину разгрома и троих амбалов, стоявших около разбитой чашки. Чашка, по правде сказать, была старая и с отбитым краем, но будем давить на антиквариат!

– Что вы тут делаете?! – ласково крикнула я, стукнув битой по столешнице для привлечения внимания, после чего разбила три грязные тарелки с объедками (меньше будет мыть) и одну пустую бутылку из-под виски (больше будет убирать). – Кто вам разрешил беспорядки хулиганить?

– Элечка! – подлизываясь, сказал один из амбалов. – Мы тут…

– Кому Элечка, – рявкнула я, набычиваясь и помахивая битой, – а кому – на «вы» и с придыханием! И я вижу, что «вы тут»! И спрашивается, кто вам позволил быть тут?!! Вы гипотетически должны быть там! – показала я битой на дверь.