Ворон - Эдгар Аллан По

перья,

С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;

Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,

И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер,

И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.

        Никогда, о nevermore!

A Valentine[98]

Valentine’s Eve. 1846

For her this rhyme is penned, whose luminous eyes,

Bright and expressive as the twins of Leda,

Shall find her own sweet name, that, nestling lies

Upon the page, enwrapped from every reader.

Search narrowly the lines, which hold a treasure

Divine – a talisman – an amulet

That must be worn at heart. Search well the measure —

The words – the syllables! Do not forget

The trivialest point, or you may lose your labor!

And yet there is in this no Gordian knot

Which one might not undo without a sabre,

If one could merely understand the plot.

Enwritten upon the leaf where now are peering

Eyes scintillating soul, there lie perdus

Three eloquent words off uttered in the hearing

Of poets by poets – as the name is a poet’s too.

Its letters, although naturally lying

Like the Knight Pinto – Mendez Ferdinando —

Still form a synonym for truth – Cease trying!

You will not read the riddle, though you do the best you can do.

E. A. P.

Другу сердца

В день Святого Валентина

Фиалковым очам, затмившим Диоскуров[99],

        Предназначаю я цепочку строк моих.

В ней имя нежное властительницы их,

        Равно таясь от глаз профанов[100] и авгуров[101],

Божественно царит. Его затерян след.

        Ищи внимательно мой талисман заветный,

Прекрасный талисман, бесценный амулет,

        Не пропусти в стихах и буквы неприметной, —

Не то напрасен труд, не то прервется нить,

        Не в узел гордиев[102] затянутая мною.

Не надобен здесь меч. Догадкою одною

        Возможно, кружево разъяв, соединить

Три слова, что не раз любой бы счел своими,

        Когда о признанных поэтах говоря,

Поэт хотел назвать достойнейшее имя.

        Верни ж его из тьмы, очами озаря.

Здесь все твое – твой вымысел, Фернандо Мендес Пинто.[103]

        Лишь буквы здесь не лгут. Но как же их найти?

Оставь бесплодный труд. К тем буквам нет пути.

        Вовек, сокровище, не выйдешь из глубин ты.

Э. А. П.

То М. L. S.[104]

Of all who hail thy presence as the morning —

Of all to whom thine absence is the night —

The blotting utterly from out high heaven

The sacred sun – of all who, weeping, bless thee

Hourly for hope – for life – ah! above all,

For the resurrection of deep-buried faith

In Truth – in Virtue – in Humanity —

Of all who, on Despair’s unhallowed bed

Lying down to die, have suddenly arisen

At thy soft-murmured words, “Let there be light!”

At the soft-murmured words that were fulfilled

In the seraphic glancing of thine eyes —

Of all who owe thee most – whose gratitude

Nearest resembles worship – oh, remember

The truest – the most fervently devoted,

And think that these weak lines are written by him —

By him who, as he pens them, thrills to think

His spirit is communing with an angel’s.

К М. Л. Ш

Из всех, кому тебя увидеть – утро,

Из всех, кому тебя не видеть – ночь,

Полнейшее исчезновенье солнца,

Изъятого из высоты Небес, —

Из всех, кто ежечасно, со слезами,

Тебя благословляет за надежду,

За жизнь, за то, что более, чем жизнь,

За возрожденье веры схороненной,

Доверья к Правде, веры в Человечность, —

Из всех, что, умирая, прилегли

На жесткий одр Отчаянья немого

И вдруг вскочили, голос твой услышав,

Призывно-нежный зов: «Да будет свет!» —

Призывно-нежный голос, воплощенный

В твоих глазах, о светлый серафим, —

Из всех, кто пред тобою так обязан,

Что молятся они, благодаря, —

О, вспомяни того, кто всех вернее,

Кто полон самой пламенной мольбой,

Подумай сердцем, это он взывает

И, создавая беглость этих строк,

Трепещет, сознавая, что душою

Он с ангелом небесным говорит.

To…[105]

Not long ago, the writer of these lines,

In the mad pride of intellectuality,

Maintained the “power of words” – denied that ever

A thought arose within the human brain

Beyond the utterance of the human tongue;

And now, as if in mockery of that boast,

Two words – two foreign soft dissyllables —

Italian tones made only to be murmured

By angels dreaming in the moonlit “dew

That hangs like chains of pearl on Hermon hill” —

Have stirred from out the abysses of his heart,

Unthought-like thoughts that are the souls of thought,

Richer, far wilder, far diviner visions

Than even the seraph harper, Israfel,

(Who has “the sweetest voice of all God’s creatures,”)

Could hope to utter. And I! my spells are broken.

The pen falls powerless from my shivering hand.

With thy dear name as text, though bidden by thee,

I cannot write – I cannot speak or think —

Alas, I cannot feel; for ’tis not feeling.

This standing motionless upon the golden

Threshold of the wide-open gate of dreams,

Gazing, entranced, adown the gorgeous vista,

And thrilling as I see upon the right,

Upon the left, and all the way along,