Паломничество жонглера - Владимир Константинович Пузий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, о чем сам Кайнор не имеет ни малейшего представления.
Он лег на койку и уставился в неровный, покрытый трещинами и паутиной потолок — как будто там мог быть начертан способ спасения. Неожиданно и, казалось, совсем не к месту всплыло воспоминание о другом потолке (с которого сыпались пыль и мелкие клочки паутины, словно тамчто-то двигалось и эти падающие пылинки отмечали невидимое движение) — воспоминание прокралось в сознание Кайиора и почти целиком завладело им. Вместо того чтобы ломать голову над способом выбраться сперва из холодной, а потом из Трех Сосен, Гвоздь пытался сообразить, откуда взялось это воспоминание.
Как и в прошлый раз, его отвлекли — теперь в камеру явился Борк-Шрам. Без долгих приветствий и вопросов «как жизнь?» уселся на койке рядом с Кайнором и проворчал:
— Плохи твои дела, Гвоздь.
— Знаю, — бросил тот. — Что посоветуешь?
— А что тут советовать? — Борк-Шрам потер руки, словно они были частью его трактирчика, которую следовало держать в постоянной чистоте. — Жалко Матиль. Сам решай, рассказывать про нее или нет. Если расскажешь, думаю, таариг оставит тебя в покое. Я твои слова поддержу, господин Туллэк — тоже.
— Но если я промолчу, промолчите и вы, — сказал Кайнор.
— Промолчим. — Гвоздь не сомневался, что Борк-Шрам переговорил с врачевателем. — Ты чужак, Гвоздь. Хороший мужик, толковый артист, душа у тебя… всё у тебя в порядке с душой, не мелкая. Но ты — чужак, а Матиль из Трех Сосен. И главное, никто толком не сможет доказать, кто из вас виноват в том, что появился этот Узел. Поэтому…
— Отсюда можно сбежать? — спросил у него Кайнор. Ведь зачем-то же Борк-Шрам пришел сюда, не только чтобы успокоить свою совесть.
— Всё, что я могу, это уговорить таарига подождать. И с людьми я побалакал, с некоторыми… Но Хожмур… у них с господином Туллэком давняя вражда, а страх пробивает в человеческой душе такие бреши, которые не заткнуть ничем.
— Кроме крови.
— Я очень надеюсь, что до этого не дойдет, — сказал трактирщик, вставая. — И если ты всё-таки решишь… насчет Матиль…
— Я уже всё решил, — ответил ему Гвоздь. — Иди. Успокой господина Туллэка, ему не придется свидетельствовать о том, о чем он предпочитает молчать. Я… как-нибудь выкручусь.
Борк-Шрам занес руку, словно собрался похлопать его по плечу, но в последний момент передумал и коснулся пальцами своей шеи, точнее, шрама на ней. Странно так посмотрел на Гвоздя и вышел вон.
— Шут, — сказал Кайнор в пустое пространство камеры. — Ш-шут. Шут.
Ему пришлось сцепить пальцы в замок, чтобы не дрожали. Для жонглера нет ничего хуже, чем дрожащие пальцы.
Во внутреннем дворике тааригового дома гавкнул, а потом радостно заскулил пес. Непонятный, «столярный» стук наконец-то прекратился.
— А ты вправду артист? — спросили в окошко камеры.
— Вправду. — Гвоздь снова стал на койку и выглянул наружу. — Ты как сюда попала, конопатая?
— А у меня знакомые всюду, понял!.. Слушай, тебе сильно досталось?
— Ты это о чем, мелюзга? Если про холодную, так я, знаешь, доволен: сижу в тепле, накормлен, напоен.
— Дурак!.. Ой, прости! Я хотела сказать, что… ну, так получилось, я не нарочно. Я же не собиралась ничего такого про тебя говорить, что ты батю убил. Я знаю, он сам утоп. Я б и не сказала, только… Смеяться не будешь?
— Буду, — пообещал Кайнор.
— Ну и смейся себе на здоровье! А мне тогда смешно совсем не было! Мне… в меня как будто забрался кто-то, понимаешь. Живой… и как бы неживой — и такой, и такой, но один… забрался и делал так, чтобы я ходила и говорила, как он хочет. Вот я и говорила… А потом, в трактире, он исчез.
— Я знаю, конопатая, — улыбнулся ей Кайнор и, видит Цапля Разящая, впервые за весь долгий сегодняшний день улыбнулся искренне! — Он больше не вернется, не бойся.
— А ты откуда знаешь, что не вернется?
«Он — кто бы он ни был — сделал то, чего добивался, вот и всё».
Но девчонке Гвоздь сказал другое:
— Ты же слышала, что время замедлилось? — Она с серьезным видом кивнула. — Ну вот, и этот твой «он» просто не может теперь попасть в Три Сосны.
— Но время же когда-то… размедлится?
— Его это так напугает, что он больше не помыслит сюда вернуться. Веришь?
— Честно? Не очень.
— Ну, как хочешь, — с напускным безразличием отмахнулся Гвоздь. — Потом сама убедишься. А теперь давай-ка беги домой, а то я устал и хочу спать.
— Держи. — Она просунула ему через окно помятый хлебец. — Знаю я, как здесь кормят. А ты вон какой тощий.
— Спасибо. Ну, беги теперь.
Он сидел на койке и лениво жевал горбушку, когда на лестнице снова раздались шаги.
— Эй, скажи им там, что на сегодня прием закончен! — крикнул стражнику Гвоздь. — Пусть приходят завтра, я устал. Нельзя же так, в самом деле…
Дверь, однако, лязгнула о стену — и внутрь ввалились три дебелых молодца в стражницких плащах. Позади маячил господин Хожмур, отблески факелов и тени ложились на его лицо и делали похожим на лик идола из храмовенки: то ли Муравей, то ли Крот…
— Вяжите его! — рявкнул жрец, свирепо топорща бороду. — «Завтра», ха! Не будет тебе, зандробово отродье, никакого завтра!
И Гвоздь как-то сразу поверил: действительно, не будет.
* * *
Они оставили убитых махсраев прямо посреди коридора и отправились дальше. Теперь Иссканр пренебрег советами чародея и держал обнаженный клинок в правой руке так, на всякий случай. В другой раз может не повезти.
…Впервые с махсраями он столкнулся в Сна-Тонре, во время падения Узла. Подтвердились еще одни байки, в которые Иссканр до того времени не верил: о Внешних Пустотах и о том, что попавшая в Узел местность теми или иными «слоями реальности» сопрягается с Пустотами, которые в действительности не такие уж пустые, а наоборот, обильно населены тварями, одна другой отвратительнее и смертоноснее. При падении Узла на ту или иную часть Ллаургина Отсеченного твари имели возможность прорваться в Тха — и пользовались ею на всю катушку. Те, кто пребывал воплощенным в физическое тело или находился, как это называли чародеи, в «пограничном состоянии», — те начинали убивать всё живое, ну а те, кто был на момент прорыва полностью развоплощен, первым делом искали себе подходящую телесную оболочку.
Обитателей Внешних Пустот называли по-разному; как правило, демонами или зандробами. Ну а чтобы как-то отличать развоплощенных от прочих,
