Акамие, или Любимая игрушка судьбы - Алекс Гарридо

- Что это за шум? - встревожился Акамие.

Прислушавшись к возне за воротами конюшни, Эртхиа оглянулся на Веселого. Умница золотистый конь повел ушами и переступил маленькими копытами. И без тревоги ткнулся мягкими бархатными губами в руку Эртхиа, не выпрашивая лакомство, но как бы подразумевая, что хозяин еще не все дал, что собирался.

Пожав плечами, Эртхиа успокоил брата:

- Это не сюда, - усмехнулся и зачерпнул из мешочка пригоршню финиковой муки.

Белый Шан ревниво подтолкнул Акамие головой в плечо. Акамие почесал его пальцем под налобником и протянул руку к мешочку.

- Все бахаресай любят финиковую муку, - с удовольствием заметил Эртхиа. Он гордился тем, что Веселый и Шан - настоящие бахаресай.

Дверь в задней стене конюшни приоткрылась, и показалось узкоглазое скуластое лицо. Раб Аэши пробирался между стойлами, еще от двери громким шепотом оповещая:

- Господин! Повелитель зовет тебя, срочно!

Эртхиа сунул в руку Акамие мешочек с мукой. Быстро проверив подпруги на Веселом и Шане, поцеловав коней в узкие морды, царевич повернулся к Акамие. Они обнялись.

- Беги, брат. Здесь - верная смерть, там - все в руках Судьбы. Пусть бы она отдала тебе всю мою удачу.

Эртхиа отвернулся, толкнул раба к Акамие.

- Оставайся здесь, помогай! - и торопливо выбежал из конюшни.

- Открой ворота, - попросил Акамие, запихивая мешочек с финиковой мукой в седельную сумку. Аэши кинулся к задней двери.

- Стой! Подожди!

Акамие прикусил зубами кончики пальцев. Как он мог забыть! Записка, спрятанная на подносе с царскими подарками - она могла погубить брата Эртхиа.

Тяжело вздохнув, Акамие сказал рабу:

- Жди меня здесь.

И, накинув покрывало, побежал к себе.

- Где же ты был? - строго и печально спросил Лакхаараа, когда Эртхиа стремительно вошел в маленький зал, примыкавший к ночной половине дворца, называемый Крайним покоем. Здесь на подушках, уложенных вдоль стен, сидели царевичи, ожидая, что отец все же захочет проститься с ними как должно.

- Где ты был? За тобой посылали дважды.

Эртхиа виновато опустил глаза. И в голову ему не пришло загодя придумать оправдание своей задержке, а теперь надо сослаться на причину достаточно серьезную, чтобы и не усугубить своей вины легкомыслием, и не вызвать подозрений...

- Я, видишь ли... - начал Эртхиа, поднимая полные совершенно искренней печали глаза - и осекся, поймав ледяной, всеведущий взгляд Эртхааны. Невольно вздрогнув, он поспешил опустить ресницы.

Лакхаараа, отвернувшись, хмуро заключил:

- Если не простишься с отцом, только себя вини.

- Разве уже?.. - испугался Эртхиа.

- Еще нет. Но он не хочет никого видеть.

Назвать истинную причину их ожидания по соседству с покоем умирающего отца, упомянуть о том, что законные сыновья были изгнаны ради наложника, было слишком унизительно, и Лакхаараа обошел эту подробность.

Но у Эртхааны была своя цель, и он, не спуская глаз с младшего брата, язвительно уточнил:

- Повелитель пожелал проститься с Акамие. Может быть, потом он позовет тебя.

- Как! - распахнув глаза, Эртхиа изо всех сил пытался выдать испуг за возмущение. - Отец простится с рабом, сыном рабыни, своим наложником раньше, чем со мной, законным сыном?!

Язык Эртхиа сам собой выстраивал длинные периоды, полные горького гнева и обиды, в то время как царевич лихорадочно соображал: значит, сейчас Акамие ищут, не застав на месте, по всей ночной половине, по всему дворцу, и,может быть, уже заподозрили его бегство. Успел ли он? Добрые кони способны унести от любой погони, но нежный брат так и не научился менять коня на скаку. Если погоня отправится немедленно - ему не уйти.

А они-то рассчитывали, что Акамие не хватятся до утра...

Облизав пересохшие губы, Эртхиа уселся на подушку подальше от светильника и понуро опустил голову, являя собой зрелище человека, убитого горем и глубоко уязвленного в своем достоинстве. Эртхаана окинул его торжествующим взглядом и почти откровенно ухмыльнулся. Эртхиа успел перехватить этот взгляд сквозь опущенные ресницы и задумался.

Что бы это значило? И отчего так неспокоен Лакхаараа? Вместо торжественной скорби в глазах наследника то и дело вспыхивает страсть и нетерпение.

Как бы ни ждал Лакхаараа часа, когда корона Хайра перейдет к нему, - не может он так жадно радоваться смерти отца! Не таков Лакхаараа. Суров, нравом тяжел, но и благороден, что отличает прирожденного властелина от суетливого ловца случая.

Размышляя так и не находя объяснения странному поведению братьев, Эртхиа сидел, как все, оцепенев в торжественной неподвижности - скорбная фигура среди скорбных фигур.

Тонкие язычки огня над светильниками робко лизали грузную тушу темноты, заполнившую зал.

Комната была пуста. Облегченно вздохнув, Акамие сбросил покрывало и кинулся к подносу. Раскидав драгоценности, он безнадежно опустился на колени. Записки не было. Акамие оглядел комнату, тщетно пытаясь вспомнить, не перепрятывал ли он шелковый лоскут, грозивший гибелью брату Эртхиа. Перевернул поднос, заглянул и под него. Сжав руками виски, замер, не находя объяснения пропаже.

- Ах, вот ты где, порождение ящерицы и гиены!

Акамие вскочил в испуге. Главный евнух, потрясая кулаками, навис над ним.

- Живо беги к царю, бесстыдный, лукавый раб! Наконец-то я от тебя избавлюсь...

Наклонившись за покрывалом, евнух обиженно застонал, поглаживая затылок. Осторожно выпрямился и пнул покрывало.

- Что это за одежда на тебе? - евнух дернул Акамие за рукав кафтана. Закройся - и бегом.

Акамие ничего не оставалось, как подчиниться. Пытаться бежать не имело смысла. Ведь с евнухом не справиться, и он поднимет шум. А на конюшне стоят оседланные кони, принадлежащие Эртхиа...

Акамие натянул на голову покрывало и, глотая слезы, пошел за евнухом.

Лишь на ночной половине дворца наследника обнаружил Дэнеш свою ошибку. Передавая добычу евнухам, в ярком свете факелов разглядел лазутчик свисавший из-под разорванного покрывала конец толстой, тяжелой косы.

Черной как смоль.

Прошипев проклятие, он торопливо развязал шарф и отбросил покрывало. Евнух протестующе заверещал. Дэнеш досадливо качнул головой.

- Заткнись. Это не тот, кого желает твой хозяин, - и внимательно вгляделся в черты красавицы, без чувств обвисшей на руках евнуха.

- Положи ее, - велел лазутчик. - Принесите воды.

Вырез верхней губы, напоминающий две крутые волны, столкнувшиеся в разбеге, и выдающийся подбородок, и разлетающиеся к вискам брови напомнили Дэнешу черты его господина и брата и, кстати, черты самого повелителя.

Что ж, на ночной половине оставалась только последняя не выданная замуж царевна - а наряд девушки не оставлял сомнений в том, что она именно царевна и еще не покинула отцовского дома ради брачных покоев.