«Если», 1998 № 04 - Кир Булычёв

Судя по таким Вашим произведениям, как «Хождение Джоэниса», у Вас было весьма своеобразное представление о нашей стране. Изменилось ли оно после Вашего посещения России осенью прошлого года? (А. Савенко, Харьков)

Сразу признаюсь, что мое представление о России в то время было весьма фантастическим. Я совершенно не думал о реальной России. Возможно, в это время и ваши авторы так же легко придумывали «свою Америку». Конечно, сейчас я увидел настоящую Россию, и она никакого отношения не имеет к той выдуманной гротескной стране. А тогда я писал «Джоэниса» в весьма шутливой, несерьезной манере, фантазировал, словно в каком-то опьянении, совершенно бесконтрольно.

Есть люди, которые считают фантастику литературой второго сорта. Как Вы относитесь к такой точке зрения?

Это очень трудный вопрос. Я никогда не надувал щеки и относился к своей работе просто как к рассказыванию историй. Правда, я считал себя при этом и сюрреалистом. Но никогда не пытался представить фантастику в виде «Большой Литературы». Для меня это слишком серьезная концепция, я никогда ее к себе не примерял. Да и не дело писателя думать, «большой» он или «маленький». Его дело — писать. Что касается ненавистников фантастики, так это просто близорукие люди, находящиеся в плену очередного стереотипа. А стереотипы всегда неверны.

Что бы Вы посоветовали молодым людям, пробующим свои силы в фантастике? (Д. Соломин, Калуга)

Ну, если бы я советовал американцам, то предупредил бы их, что нынче крайне сложно создать себе репутацию короткими рассказами. С тех пор как преобладающей формой стал роман, научная фантастика значительно изменилась. И увы, не в лучшую сторону! Ведь много хороших идей просто не годятся для больших романов, они достойны лишь рассказов. И еще я посоветовал бы начинающему автору прежде всего хорошенько изучить жанр, прочитать классиков, чтобы найти уникальный, характерный только для него стиль. Понять, чем он будет интересен читателю. Необходимо думать только о том, чтобы написать стоящую вещь, а не о том, удастся ли продать ее издателю. Все то же самое я могу повторить и перед российской аудиторией.

Есть ли вообще будущее у литературы, не уничтожат ли ее мультимедийные технологии?

Да ерунда все это! Всегда будет существовать огромная потребность в историях. Они — сами по себе, а все эти CD, компьютерные игры и прочие штуки — сами по себе. Для меня компьютер — это просто очень сложная пишущая машинка. Мой друг создал для меня страничку в Интернете, так я в нее и не заглядывал, неинтересно. Кстати, покойный Роджер Желязны вообще работал только на пишущей машинке. Я не разделяю всех этих страхов перед Интернетом, как прообразом некоего компьютерного чудовища, который своей паутиной задушит весь мир. Это просто один из способов вести долгие и пустые беседы, поддерживать иллюзию творчества, живого общения…

Во многих Ваших ранних произведениях часто рассматриваются темы «охотника и добычи», «вины и искупления». Насколько было велико влияние фрейдизма в ранних вещах, и сохранилось ли оно сейчас? (Р. Судоплатов, С.-Петербург)

Не было никакого влияния. Разумеется, у меня было кое-какое представление о Фрейде и психоанализе, но я к этим вещам относился несерьезно. Не надо искать глубин там, где они не предполагались. Хотя еще никому не удавалось обуздать интерпретаторов.

Как Вы думаете, будет ли все хорошо для человечества? (О. Карсавина, Москва)

Это еще почему? Я считаю, что человечество в общем-то и не предназначено для счастливой жизни и счастливого конца. Предназначение человечества в другом. Надо просто жить!

Как всегда, получив ответы от одного фантаста, мы тут же предлагаем читателям задать вопросы другому. В рубрике «Прямой разговор» согласились выступить соавторы — Юрий Брайдер и Николай Чадович. Письма принимаются до 20 мая 1998 г.

Грег Бир

МАНДАЛА

Город, занимавший Меса Ханаан, маршировал по равнине. Джошуа, притаившись в джунглях, наблюдал за ним в бинокль. Город снялся перед самым рассветом, он шел на своих слоновьих ногах, катился на тракторных гусеницах и колесах, подняв ожившие фонари. Разобранные контрфорсы получили новые указания — теперь они ползли, а не поддерживали; полы и потолки, транспорт и другие части города, фабрики и источники энергии стали неузнаваемыми, как мягкая отливка, которая примет новую форму, когда город остановится.

Город нес свой план, заключив его внутри живой плазмы разделенного на фрагменты тела. Каждый кусочек знал свое назначение — но в этих планах не находилось места для Джошуа или для любого другого человека.

Живые города вышвырнули людей тысячу лет назад.

Он сидел, прислонившись к стволу дерева, — в одной руке бинокль, в другой апельсин — и задумчиво посасывал горьковатую кожуру. Как Джошуа ни напрягал свою память, перед его мысленным взором вставала одна и та же картина: город разделяется на части и начинает миграцию. Ему было три года — или два сезона по стандартам планеты Бог-Ведущий-Битву, — когда на плечах отца он прибыл туда, где они должны были поселиться, в деревню Святой Яапет.

Джошуа не мог припомнить ничего существенного из своей прошлой жизни, до того как они пришли в Святой Яапет. Может быть, все ранние воспоминания стер шок, полученный в детстве: за месяц до того, как они поселились в деревне, Джошуа упал в костер. У него на теле до сих пор остались отметины — шрамы на груди, идущие по кругу, черные от крошечных крупинок золы.

Джошуа был высоким — семи футов; каждая рука — с ногу обычного мужчины; а когда он делал вдох, его грудь раздувалась, словно бочонок. В своей деревне он был кузнецом: ковал железо, обрабатывал бронзу и серебро. Однако его могучие руки научились и тонкой работе: он слыл хорошим ювелиром. И за свое умение получил имя Трубный — Джошуа Трубный ибн Дауд, мастер по металлам.

Город по равнине направлялся к Аратскому хребту. Он двигался безошибочно и целеустремленно. Редко случалось, чтобы города перемещались более чем на сто миль за один поход или чаще чем раз в столетие — так утверждали легенды; но в последнее время городами овладела жажда к перемене мест.

Джошуа почесал спину о ствол, а потом засунул бинокль в карман брюк и встал, потягиваясь. Ноги скользнули в сандалии, которые он успел сбросить на покрытую мхом землю джунглей. Он почувствовал, что за спиной кто-то появился, но не стал оборачиваться, хотя мышцы на его шее напряглись.