Ковен озера Шамплейн - Анастасия Гор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я протиснулась между пнями и схватилась за сучок ближайшего дерева. Лишь подпрыгнув несколько раз, мне удалось отломать пару сухих веток. Из-за блуждающих огней лес светился и шипел, напоминая пузырьки игристого вина в бокале. Духи почти не замечали меня, танцуя под музыку зимы. Вспомнив опасения Коула, я невольно хихикнула в воротник дубленки: ну как здесь может быть страшно или опасно, когда столько магии просачивается из-под земли и кружит рядом, воплощая в реальность древние сказки?
Одна ветка. Две ветки. Три… Интересно, этого хватит для венка?
– Свиной чертополох!
Я снова подпрыгнула, но уже от неожиданности. Трель телефона, донесшаяся из моего кармана, заставила огоньки возмущенно взвизгнуть. Они подняли своим криком пургу, и та ударила мне в лицо, заставляя закрыться одной рукой, пока вторая судорожно искала в кармане вопящий мобильник. На его горящем экране отображалось имя Коула. Кажется, я не заметила, как слишком увлеклась сбором веток и просрочила обещанные пятнадцать минут.
– Эй, что такое?! Вы куда? Не бойтесь, это же просто телефон!
Не успела я ответить на звонок, как все огоньки, что обжились на еловой опушке, разом угасли, будто ветер затушил свечное пламя. Лес погрузился во мрак, и я вместе с ним. Выронив еловые ветки, я выставила вибрирующий мобильник перед собой, пытаясь понять, что так напугало огни. Неужели я?
Телефон помигал зернистым светом, скудно рассеивая мрак, и вдруг замолчал. В тот же миг, едва грянула тишина, за сугробом надломился куст можжевельника. Кто-то перешагнул его, бредя по-медвежьи неуклюже, но уверенно, будто четко зная, куда держит путь.
Наутро там проступят багровые пятна, и ничего уже не будет так, как прежде.
Скатившись со склона и перемолов собою все заросли брусники, мне в руки упала Ферн. Кровь, пузырящаяся на ее подбородке, залила мою дубленку, пока она повторяла снова и снова, прижавшись к моей груди:
– Кости-кости, леденцы… Он идет… идет. Паутину он плетет… Кости-кости, леденцы.
VI
Паучье царство
Когда она вторглась в мою жизнь в первый раз, самый дорогой мне человек чуть не потерял все. Во второй раз брат этого человека продал ей свою душу. В третий мы обе чуть не погибли в иллюзорной пустыне. Четвертый раз вспоминать без содрогания и вовсе было невозможно – тогда она фактически отняла у меня Верховенство и чуть не отняла саму жизнь.
Проверять, что она уготовила мне на пятый раз, я была категорически не настроена, но почему-то все равно тащила ее на себе, через сугробы и поваленные деревья. Тянула за руки, цеплялась за рваную куртку-лохмотья, хотя сама едва волочила ноги. Мы вместе проваливались под снег. Руки вконец заледенели, когда мне все-таки удалось затащить нас обеих на крыльцо и, чудом не свалившись, постучать в дверь.
– Самый ужасный гостинец, какой Йольский кот только мог нам принести, – справедливо подметила Тюльпана, застыв на пороге. Несколько минут она отказывалась впускать нас, демонстративно облокотившись о дверную ручку. – Нет, Одри, нет! Скажи, что это шутка. Брось эту гадость там, где взяла! – Тюльпана скривилась, будто я предложила ей свою пережеванную жвачку. – Посмотри на нее! Это явно какая-то проказа. Вдруг она заразная?! Мы не можем впустить ее после всего, что она сделала!
– Придется, – сказала я, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. А уже в следующую секунду та, чье имя я отказывалась произносить даже в мыслях, соскользнула с моего плеча и упала ничком на Тюльпану. Кровь быстро залила и дорогое коктейльное платье, и наш новенький придверный коврик.
Ферн. Эта кровь бежала из нее рекой: лилась из носа, изо рта, пенилась на шрамах, вновь воспаленных, усеивающих тело от щиколоток до подбородка. Оно представляло собой сплошь открытую зловонную рану. Кожа, некогда мраморная, стала красно-коричневой, покрытая запекшимися чешуйками и волдырями. Ферн походила на жертву пожара, разве что волосы оставались безупречно густыми, мягкие и светлые, как липовый мед. Одежда же была решетом, с прорезями от чьих-то когтей. Несмотря на то что Ферн пребывала в полуобморочном состоянии, глаза ее не закрывались ни на секунду: серая радужка мерцала, стеклянная, а зрачки то неестественно сужались, то расширялись.
Спустя пять минут все, кто был в доме, сбежались на шум. Джефф, увидев заляпанный коридор, поспешил схватить Дария под мышку и ретироваться в свой ржавый фургон. Помогать нам они не собирались, но хотя бы и не мешались тоже. Дотащив Ферн до чайного зала (так мы иронично обозвали вторую гостиную, где Штруделя однажды стошнило съеденными листиками улуна), я от бессилия рухнула рядом с ней. Вскоре там собралось полно народу. Диего наперебой с Тюльпаной тут же принялся уговаривать меня прикончить Ферн, пока та не пришла в себя. Зои и Сэм, только вернувшиеся из торгового центра, выронили блестящие пакеты из рук. На лицах всех присутствующих застыло выражение ужаса – даже на лице Зои, которую всегда было сложно удивить. Но такое… такое могло застать врасплох и саму провидицу.
Закопанная в ворохе одеял (жаль, не в земле, как я сердечно надеялась до этого дня), Ферн металась по дивану в лихорадке еще несколько часов. Она часто вздрагивала, стискивала в пальцах плед и исходила испариной. Иногда ее даже били судороги, а иногда Ферн затихала и замирала так, будто действительно умерла. Грязную одежду, которую мы с Зои отодрали от нее, можно было разве что сжечь, а абиссинский ковер под диваном выкинуть – к тому моменту, как нам удалось остановить ее кровотечение, он уже окрасился в беспросветно-красный. Ран на теле Ферн и впрямь оказалось немерено. Метки Sibstitisyon, которые десятилетиями оставлял на ней родной отец, будто были нанесены только вчера – алые и гноящиеся, в форме неузнаваемых знаков и древних сигилов, которые мне было не прочесть. Прежде мне не доводилось видеть шрамы Ферн столь близко, и я бы отдала все, чтобы так оно и оставалось. «Это магия, полная боли», – сказал мне как-то Исаак. Страшнее этой боли и впрямь было сложно что-то придумать.
«Красивое лицо, а тело – как душа. Изранена и уродлива. Но шрамам больше сотни лет… Они вновь открылись, откликнувшись на скверну, что она впустила в этот мир».
– Кости-кости, – пробормотала Ферн в подушку, снова заворочавшись и закряхтев, стоило мне войти. – Леденцы… Выбегут детишки… Паук… Паук…
Я вздохнула, падая в кресло-бержер, и вытянула ноги на пуф. Открытая форточка покачивалась, впуская
