Русские во Второй мировой - Анатолий Уткин

Черчилль при этом сказал Сталину о чувстве «глубокого беспокойства, которое испытывают некоторые люди в отношении намерений России. Он провел Линию от Нордкапа до Албании и назвал столицы стран, находящихся к востоку — в зоне влияния русских». Создается впечатление, что «Россия устремилась в западном направлении». Сталин ответил, что у него нет таких намерений. Напротив, он выводит с запада войска. «Два миллиона будут демобилизованы в течение следующих четырех месяцев. Дальнейшая демобилизация зависит лишь от работы железных дорог». Сталин извинился перед Черчиллем за то, что не поблагодарил официально Великобританию за материальную помощь в ходе войны. Это будет сделано. Курс на улучшение отношений с Западом определен тоже на тридцать лет вперед.

21 июля Трумэну сообщили, что испытания превзошли все ожидания. Утром 22 июля 1945 года к Черчиллю пришел ранний посетитель — это был американский военный министр Стимсон с потрясающим известием: в Аламогордо испытана первая атомная бомба. В радиусе одной мили все было испепелено. Премьер-министр бросился к Трумэну. У президента сидели военные. Всех занимала одна мысль: кошмар высадки на Японских островах исчезает. «До этого момента, — пишет Черчилль, — мы основывали наши идеи в отношении высадки на внутренние острова Японии на предшествующей сокрушительной бомбардировке и на десанте очень больших армий. Мы подразумевали отчаянное сопротивление японцев, сражающихся до конца с самурайской решимостью не только в местах высадок, но и в каждом окопе и пещере. У меня в сознании была картина Окинавы, где многие тысячи японцев предпочитали не сдаваться, а уничтожать себя ручными гранатами,

после того как их командиры торжественно совершали харакири. Сокрушить японское сопротивление посредством битвы «человек за человека» и завоевать страну метр за метром требовало потери миллиона американцев и полумиллиона британцев — или даже больше». Место этого сценария стала занимать, по новому мнению Трумэна и Черчилля, «новая картина — яркой и прекрасной она нам казалась — окончания всей войны после одного-двух страшных ударов. Я сразу же, — пишет Черчилль, — подумал о японцах, чьим мужеством я всегда восхищался, которые могут найти в этом сверхъестественном оружии извинение, которое спасет их честь и освободит их от обязательства сражаться до последнего человека».

После обеда началась очередная пленарная сессия конференции. Язык западных союзников стал заметно жестче. Черчилль тотчас же увидел перемену в Трумэне: «Это был совсем другой человек. Он указал русским на их место и в целом доминировал на заседании». Трумэн и его государственный секретарь Бирнс сошлись на том, что конференцию нужно заканчивать, что с атомной бомбой Америка уже непобедима и на Тихом океане — в боях против Японии, и повсюду. Обедая 23 июля с начальниками штабов, адмирал Канингхем отмечает состояние необыкновенного подъема Черчилля: «Он питает огромную веру в эту бомбу. Сейчас он думает, что хорошо бы русским узнать о ней, они были бы скромнее».

Между тем Сталин почти перестал скрывать свое намерение выступить против Японии. На банкете вечером он при всех официантах провозгласил тост за следующую встречу в Сеуле или Токио. Черчилль налил две рюмки коньяка и предложил ему выпить вдвоем. «Я посмотрел на него многозначительно. Мы оба осушили наши рюмки залпом и одобрительно посмотрели друг на друга. После паузы Сталин сказал: «Если для вас неприемлемо создание нами базы в Мраморном море, не могли бы мы построить базу в Дедеагаче? (на подступах к проливам. — А.У.)» Я удовлетворился таким ответом: «Я буду всегда поддерживать Россию в ее стремлении к свободе морей».

Знаменитую сцену в конце восьмого пленарного заседания Черчилль описывает так: «Мы стояли по двое и по трое, прежде чем разойтись». Премьер заметил, как Трумэн подошел к Сталину и они говорили вдвоем с участием переводчиков. «Я был, возможно, в пяти ярдах и следил с пристальным интересом за этим важным разговором. Я знал, что собирается сказать президент. Было чрезвычайно важно узнать, какое впечатление это произведет на Сталина. Я вижу эту сценку, словно она была вчера! Казалось, что он в восторге. Новая бомба! Исключительной силы! Возможно, это решающее обстоятельство во всей войне с Японией! Что за везение!» Чуть позднее, ожидая автомобиль, Черчилль подошел к Трумэну: «Как все прошло?» — спросил я. «Он не задал ни одного вопроса», — ответил президент. Из чего я заключаю, что Сталин не знает об огромном исследовательском процессе, осуществленном Соединенными Штатами и Британией».

Президент Трумэн доверяет дневнику: «Хорошо, что люди ни Гитлера, ни Сталина не создали атомную бомбу. Кажется, что это самое ужасное из всех изобретений в мире, но оно может оказаться самым полезным». Трумэн сделал все, чтобы быстро завершить Потсдамскую конференцию. Потсдамская декларация в отношении Японии предлагала «возможность завершить войну». То, что случилось с Германией, должно служить наглядным уроком Японии. Полное приложение союзных вооруженных сил, «поддержанных нашей решимостью, будет означать неизбежное и полное крушение японских сил, равно как и истребление всего, находящегося на японской территории». Предлагалось разоружить вооруженные силы страны. Суверенитет Японии будет распространяться лишь на Японские острова. Но японцам будут сохранены фундаментальные гражданские права. Сохранены будут отрасли экономики, необходимые для ее жизнедеятельности. Альтернатива — «полное разрушение».

Декларация была передана от лица штата Белого дома в 7 часов вечера 26 июля 1945 года. В этот день в далеком Тихом океане крейсер «Индианаполис» прибыл на остров Тиниан с атомной бомбой на борту. На крейсере были и специалисты, которые поместили бомбу на бомбардировщик «Энола Гей».

2 августа Потсдамская конференция завершила свою работу. Трумэн поспешил в Вашингтон. Новое оружие действовало на него магнетически, только о нем он говорил с королем Георгом во время обеда на рейде Плимута.

Дальний Восток

Будущее японские лидеры видели уже в весьма мрачном свете. Январский анализ 1945 года: после интенсивной бомбардировки союзники начнут десант в Японию в середине 1945 года. Японцы намеревались упорно держаться за Сингапур, они предоставили независимость голландской Ост-Индии, но не уходили из нее. В начале апреля был образован штаб обороны собственно Японских островов. 1-я армия фельдмаршала Сугияма Хаджиме отвечала за Хоккайдо и Северный Хонсю. Фельдмаршал Хата Шюнроку брал под защиту Южное Хонсю, Сикоку и Кюсю. Его штаб был в Хиросиме.

Как и ожидалось, японцы отвергли Потсдамскую декларацию, грозящую Японии судьбой Германии. Премьер-министр адмирал Кантаро Судзуки: «Что касается (японского) правительства, то оно не видит в этой декларации никакой ценности, и оно не видит иного выхода, кроме как игнорировать эту декларацию полностью и сражаться решительно ради успешного завершения войны». Японцы торпедировали крейсер «Индианаполис». 883 моряка этого крейсера погибли. Капитан подлодки Хасимото приказал отметить свой успех «рисом с бобами, вареным угрем и тушеной говядиной». Если бы японцы потопили «Индианаполис» несколькими днями раньше, когда на крейсере был секретный атомный груз, пути истории были бы, возможно, несколько иными.

Читая шифр «Мэджик», американцы видели, какие упования Токио возлагает на сепаратный подход к Москве, насколько ожесточены японцы и полны решимости сражаться, пока у них есть надежный континентальный плацдарм, уничтожить который может только Красная Армия. Знакомясь с перехваченными телеграммами, военно-морской министр Форрестол пришел к неутешительному заключению: японский кабинет министров решил, «что война может продолжаться со всей энергией и яростью, на которую способна их нация, до тех пор, пока альтернативой будет безоговорочная капитуляция».

4 августа оперативный отдел Квантунской армии — лучшей сухопутной армии Японии, расквартированной в Маньчжурии, — пришел к утешительному выводу, что наступление со стороны Советской Армии невозможно ранее сентября. И в сентябре такое выступление против 750-тысячной элитной Квантунской армии маловероятно. Если СССР все же решит присоединиться к США и Британии, то он сделает это скорее всего весной 1946 года.

Готовясь отбивать высадку американцев на Кюсю, японцы к августу 1945 года подготовили 1200 камикадзе, 2800 пребывали в процессе подготовки.

Между тем перемещение советских войск на Дальний Восток началось в мае и заняло значительный период — до июля включительно. Три штаба будущих фронтов и четыре армейских штаба уже разрабатывали планы наступления. Планировалось увеличить контингент советских войск с сорока до восьмидесяти дивизий. Опытные командиры занимали свои места, армия готовилась к суровым боям. Два огромных удара должны были окружить Маньчжурию с востока и запада где-то после 25 июля. Несчетное число эшелонов шло с запада на восток. Западные союзники читали японские кодированные сообщения об этих перемещениях, о панике, которую они вызывали у японцев.