Казино смерти - Кунц Дин Рей

С тяжелым, грубым лицом и взглядом таким же прямым, как у Датуры, да только, в отличие от ее, нечитаемым.

Он не просто охранял свои мысли от посторонних, нет. Таких загадочных глаз я еще не встречал. У меня возникло неприятное ощущение, что за этими глазами находится разум, совершенно отличающийся от разума обычного человека. Он мог бы принадлежать существу, рожденному на другой планете.

При такой физической силе ружье, конечно же, смотрелось лишним. Он отнес его к окну и, держа обеими руками, оглядел расстилавшуюся внизу пустыню.

Второго мужчину тоже отличало крепкое телосложение, но в сравнении с первым он казался хрупким подростком. Моложе человека-горы, с припухшими веками и красными щеками, он являл собой пример большого любителя подраться в барах. Такая жизнь, выпивка и драки, вполне его устраивала, и чувствовалось, что он — дока и в одном, и в другом.

Он встретился со мной взглядом, но не так смело, как человеческий локомотив. Потом отвел глаза, словно я его чем-то смутил, во что верилось с трудом. Думаю, его не смутил бы и несущийся на него бык.

Хотя оружия у него я не увидел, возможно, он держал пистолет или револьвер в кобуре, скрытой пиджаком спортивного покроя из легкой ткани.

Он отодвинул стул от стола, сел, налил вина, которое я предпочел не пить.

Как и женщина, мужчины были в черном. Я предположил, что это не случайность: Датура черное любила, а мужчины одевались, следуя ее указаниям.

Они, должно быть, охраняли лестницы. Она не звонила им, не посылала сообщения, но тем не менее каким-то образом они узнали, что я сумел их миновать и нахожусь с ней.

— Это, — она указала на мордоворота у окна, — Cheval Андре.

Он не посмотрел на меня. Не сказал: «Приятно с вами познакомиться».

Любитель драк в баре одним глотком выпил треть стакана вина.

— Это Cheval Роберт, — представила второго Датура.

Роберт смотрел на стоящие на столе свечи.

— Андре и Роберт Шевалы, — кивнул я. — Братья?

— Cheval — не фамилия, — уточнила она, — как тебе, несомненно, известно. Cheval на французском конь, о чем ты знаешь не хуже моего.

— Конь Андре и конь Роберт, — кивнул я. — Леди, должен вам сказать, даже с учетом той странной жизни, которую я веду, для меня все это слишком уж странно.

— Если ты покажешь мне призраков и все, что я захочу увидеть, возможно, я не позволю им убить тебя. Ты хотел бы стать моим Cheval Оддом?

— Полагаю, такому предложению обзавидовались бы многие молодые люди, но я не знаю, каковы будут мои обязанности как коня, какое у меня будет жалованье, и хотелось бы уточнить насчет медицинской стра…

— Обязанности Андре и Роберта — делать то, что я им говорю, все, что я им говорю, как ты, должно быть, уже понял. В качестве компенсации я даю то, что им нужно. А иногда, как в случае с доктором Джессапом, позволяю делать то, что им хочется.

Оба мужчины бросили на нее голодные взгляды, и похоть была только частью их голода. Я чувствовал в них и другую потребность, не имеющую отношения к сексу, потребность, утолить которую могла только она, потребность столь невероятную, что мне лучше бы и не знать, в чем она состояла.

Датура улыбнулась.

— Им очень нужно то, что дать могу только я. Молния сверкнула ярким зигзагом, вырвавшись из черных облаков. Сверкнула вновь. От громового раската едва не лопнули барабанные перепонки. Небо содрогнулось и стряхнуло с себя миллионы серебристых чешуек дождя, а потом еще миллионы.

Глава 32

Мощнейший ливень лишил день последних остатков света, которым ранее удавалось прорываться сквозь грозовые облака, так вторая половина дня резко перешла в вечер.

Но если свет практически перестал поступать через окно, то свечи разгорелись только сильнее. Красные и оранжево-желтые химеры бродили по стенам, встряхивали гривами на потолке.

Cheval Андре опустил ружье на пол, закрыл окно и смотрел на грозу, положив руки на подоконник, словно подпитываясь ее энергией.

Cheval Роберт оставался за столом, смотрел на свечи. Непрерывно меняющаяся татуировка победы и денег плясала на его лице.

Когда Датура отодвинула от стола еще один стул и предложила мне сесть, я не видел причин отказать ей. Как я и сказал, я пришел сюда, чтобы выиграть время, дождаться того момента, когда судьба развернет ситуацию в мою пользу. Словно уже став хорошим конем, я без лишних слов сел.

Она же ходила по комнате, пила вино, останавливалась снова и снова, чтобы понюхать розы, потянуться, словно кошка, гибкая и соблазнительная, прекрасно отдающая себе отчет в том, как привлекательно она выглядит.

Расхаживая по комнате, останавливаясь, вскидывая голову, чтобы посмотреть на отсветы пламени свечей на потолке, Датура говорила и говорила:

— В Сан-Франциско есть женщина, которая левитирует с помощью известных лишь ей заклинаний. Только избранные могут это лицезреть, на солнцестояние или на День Всех Святых. Но я уверена, ты там бывал и знаешь ее имя.

— Мы никогда не встречались, — заверил я Датуру.

— В Саванне есть прекрасный дом, в котором живет молодая женщина. Дом она унаследовала от дяди, который также оставил ей дневник, где подробно описал, как убил и сжег в подвале девятнадцать детей. Он знал, что она не пойдет и не расскажет властям о его преступлениях, пусть даже он и умер. Ты, несомненно, бывал в этом доме, и не единожды.

— Я не путешествую, — ответил я.

— Меня приглашали несколько раз. Если планеты расположены соответствующим образом и гости должного уровня, можно услышать голоса мертвых, раздающиеся из их могил под полом и в стенах. Похищенные дети умоляют сохранить им жизнь, словно не знают, что они уже умерли, плачут, просят их освободить. Незабываемые впечатления, как тебе хорошо известно.

Андре стоял, Роберт сидел, первый смотрел на грозу, второй — на свечи, возможно, обоих зачаровал голос удивительный Датуры. Ни один еще не произнес ни слова. Они были на удивление молчаливыми. Да и обходились без лишних движений.

— Сюда я заловила тридцать, — указала она.

— Вы что-то такое сказали по телефону. Тридцать… тридцать чего-то в амулете.

— Ты знаешь, что я сказала. Тридцать ti bon ange.

— Как я понимаю, на это ушло время. Собрать целых тридцать.

— Ты можешь их увидеть. — Она поднесла камень к моим глазам. — Другие не могут, а ты, я уверена, можешь.

— Какие милые малютки, — сказал я.

— Твое притворство многим может показаться убедительным, но меня ты не проведешь. С тридцатью я непобедима.

— Вы это уже говорили. Я уверен, это так приятно — быть непобедимой.

— Мне нужен еще один ti bon ange, и этот должен быть особенным. Он должен быть твоим.

— Я польщен.

— Как ты знаешь, я могу добыть его двумя способами. — Она вновь засунула камень между грудей. Долила в стакан вина. — Я могу взять его у тебя через водяной ритуал. Это безболезненный метод извлечения.

— Рад слышать.

— Или Андре и Роберт могут заставить тебя проглотить камень. Тогда я вспорю тебе живот, как рыбе, и заберу его из твоего дымящегося желудка, когда ты будешь умирать.

Если два ее коня и слышали, что она говорит, то совершенно не удивились. Оставались такими же неподвижными, как свернувшиеся клубком змеи.

— Если ты покажешь мне призраков, я возьму твоего ti bon ange безболезненным методом. Если будешь настаивать на том, что ничего не знаешь и не ведаешь, этот день станет для тебя очень плохим. Тебя будет ждать крайне мучительная агония, которая выпадала на долю буквально нескольких человек.

Глава 33

Мир сошел с ума. С этим можно было поспорить лет двадцать тому назад, но если вы спорите в наше время, значит, живете иллюзиями.

В сумасшедшем мире на поверхность поднимаются такие, как Датура, сливки безумия. Поднимаются не за свои достоинства, а благодаря силе воли.

Если общество всеми силами старается отвергнуть Истину старого мира, тогда те, кто ее отвергает, начинают выискивать собственные истины. Эти истины крайне редко являются истиной; обычно это набор предпочтений и предрассудков индивидуума.