Вторая попытка (СИ) - Шайлина Ирина

— Весна, — повторил Саша. — Всем любви хочется. И людям, и котам.

Он повернулся ко мне, фонарь висящий у подъезда ронял свет прямо на наши лица. Взял меня за руку, осторожно перебирая пальцы. На безымянном он помедлил, я напряглась.

— Я долго думал, — наконец сказал Саша. — Ты не идёшь у меня из головы. А ребёнок… Растят же люди чужих детей. А маме можно сказать, что он мой, сроки же позволяют… Если я отпущу тебя сейчас, даже не попытавшись, я буду очень сильно об этом жалеть.

Проклятье! Это слово едва не вырвалось у меня вслух, я буквально за хвост его поймала в последний момент, не дав выскользнуть в холодные весенние сумерки. Саша, он хороший, он не заслужил грубости. Он ждал, а я молчала, пытаясь подобрать слова. С Адамом было легче, даже с Аликом было легче…Я их принимала, знала и уже не боялась обидеть. А Сашку боялась.

— Ничего не получится, Саш. Ничего.

— Но почему? — голос его звучал глухо, мне было так жалко его, так жалко, что я готова была сейчас сдаться и прожить жизнь с этим нелюбимым человеком просто потому, что не хочу его обидеть. И возненавидеть его потом за это. — Почему ты так уверена?

— Я просто слишком сильно его люблю. Отца своего ребёнка. И пока от этой любви не вылечусь, даже думать не буду о новых отношениях.

— Я готов ждать.

— Не надо меня ждать, — закричала я, сдаваясь. — Не люблю я тебя и не смогу полюбить. Ты слишком хороший, слишком. И вешать тебе на шею себя, своего ребёнка, и свою любовь к другому мужчине было бы не просто жестоко, это было бы безумством.

Я встала, а он остался сидеть на лавочке. Долго искала ключи в сумке и чувствовала, как он смотрит мне в спину, и взгляд этот давил, заставлял нервничать и суетиться. Наконец, ключи нашлись, я вошла в подъезд, торопливо нажала на кнопку лифта, надеясь, что он приедет до того, как войдёт Саша. Иначе я побежала бы по лестнице пешком и снова чувствовала бы себя измученной старухой, поднявшись.

У себя, раздевшись, приняв душ, я долго разглядывала свой живот, стоя у зеркала. Он, и правда, вырос, теперь было заметно, что я беременна. Словно почувствовав, что я думаю о нем, мой сын легонько толкнулся изнутри. Я приложила руку к животу и почувствовала. Раньше он толкался невесомо, словно бабочка порхала в животе, а сейчас я буквально чувствовала, как маленькая, но уже такая сильная пяточка с упоением бьёт в мою ладонь. Это было волнительно. Это было упоительно.

Я подошла к окну. Смотрела на улицы, освещенные редкими фонарями и чувствовала, как во мне шевелится ребёнок.

— Я не буду рассказывать тебе, что твой папа летчик-испытатель, — сказала я вслух. — Я скажу, как есть. Что он самый красивый, самый сильный, самый странный и самый проблемный из всех мужчин, которых я знала. А ещё скажу, что он придёт за нами. Наплюет на мою независимость, перекинет через плечо и унесёт. И тебя, конечно же. А мы подождем, мы же никуда не спешим, правда?

Семнадцатая глава

У меня раздвоение личности. Часть меня страстно желала самостоятельности. Воображала себя этакой бизнес-леди, идущей по головам, мужиков и в упор не видящей. Мужики же в свою очередь должны были провожать меня восхищенными взглядами и приоткрытым ртом. Вторая не хотела ничего решать. Она хотела, чтобы Адам пришел и махом решил все проблемы. Наивная моя вторая часть так и норовила забыть, что Адам и являлся моей основной проблемой и что до его появления в моей жизни хоть стабильность была, какая-никакая.

— Ну что, здравствуй, тряпка, — поздоровалась я со своим отражением.

Отражение глядело на меня зелеными, словно недозрелый крыжовник глазами. На носу и щеках рассыпались редкие, но такие заметные веснушки. Волосы, такие скромно каштановые зимой, под весенним солнышком рыжели с каждым днём. Словом, я цвела и пахла. Несмотря на то, что беременность моя к началу мая достигла двадцатой недели — зенит. Живот уже уверенно выкатывался вперёд, скрывать его от чужих взглядов становилось все сложнее. Мой сын, который согласно гуглу был уже двадцати пяти сантиметров ростом — с ума сойти, как он там помещается! — с удовольствием кувыркался и толкал меня в положенную на живот ладонь.

Деревья наконец распушились нежно-зеленым, терпко пахло смолой, изредка вопели неуспевшие к марту коты. Сашка меня избегал, ни Алик, ни Адам о себе не напоминали. Жизнь вроде налаживалась, хоть и вызывала порой недоумение. Как это — то ни одного мужика, то целых три, а потом опять ни одного? Хотя о чем я, я же самостоятельная и независимая…А мой единственный мужчина подрастает в моём животе.

Лифт опять не работал. Бог с ним, спускаться, не подниматься. Жизнь у-да-лась, жизнь у-да-лась, проговаривала я про себя в такт шагам по ступеням. Самовнушение — великая вещь.

На моей лавочке сидела Лена. Я уже успела забыть, как точно её зовут, и сейчас очень боялась ошибиться в обращении. Зато Семку, который сейчас был в коляске, я помнила прекрасно.

— Привет, — поздоровалась Лена. — Лифтера жду, самой с коляской на этаж не подняться. Обещали быть. Как дела?

— Хорошо.

— Когда ждёшь? — она кивком указала на мой животик, который рвался показаться себя всем, несмотря на вязаный длинный свитер и теплую жилетку.

— В конце сентября.

Я боялась, что сейчас она начнёт выспрашивать подробности, в частности интересуясь, кто отец и где его черти носят, но, к счастью, она этого делать не стала. Лишь улыбнулась.

— Здорово как. Будет Семке с кем играть в песочнице. Что там, меньше года разница.

Из вежливости я подошла к коляске и заглянула. И изумилась. Красный, сердитый, вопящий Семка…Где он? Из коляски на меня смотрел ребёнок. Теперь было видно — это самый настоящий человек, только маленький очень. Семка не просто стал больше. Он смотрел на меня вполне себе осмысленным взглядом, ручка с ямочками у основания пальцев уверенно держала яркую игрушку, которую он с упоением грыз. Увидев меня, он отодвинул игрушку, улыбнулся, показав два зуба, и даже прибавил что-то весомое, пустив пузырь. После чего с чувством выполненного долга вновь принялся грызть игрушку.

— Какой он…большой, — потрясенно пробормотала я.

— Они растут просто стремительно. Два месяца, и вот тебе, совсем другой ребёнок, — засмеялась довольная Лена.

— Потрясающе, — отозвалась я в ответ, потихоньку пятясь назад.

Весна манила к себе красками. Я обожала нежный цвет первой майской зелени. Так как работала я на дому, то пристрастилась таскать свою работу с собой. В парках и рощах, на открытых верандах кафе рождались чудесные наброски, а то и полноценные картины. Порой я увлекалась так, что лишь по-весеннему зябкий и сырой вечер загонял меня домой. В последние дни я облюбовала бережок овражка у реки, которую мы с Адамом переходили зимой по льду. Кривой извилистый овражек, ещё недавно полный талой воды, а сейчас густой грязи, отсекал меня от любопытных граждан, которые выбирали этот парк местом отдыха. Мне открывался вид на реку, на высотки, торчащие в центре и закрывающие собой здания исторической важности. Там же был и тот дом, с крыши которого мы любовались салютом, эту самую крышу мне было замечательно видно. Подо мной была зелёная мягкая травка, начинали зацветать одуванчики. Одуванчики, пожалуй, самые любимые цветы, может оттого, что май, когда они цветут в полную силу, самый сладкий, самый многообещающий месяц, а может оттого, что, прячась в зелёной траве, они похожи на яркие маленькие солнышки. По обе стороны от меня расстилалась березовая роща, и если очень хорошо постараться, то можно было представить, что нет вокруг меня города миллионника, лишь река, лес, одуванчики. Этот зелёный лужок на берегу овражка стал моим пристанищем, моим убежищем. Я расстилала плед, ставила на него термос с горячим чаем, доставала несколько мандаринок — мой сын их очень уважал — кисти и карандаши, подаренные Адамом, и писала. И чувствовала себя почти по-настоящему счастливой.

Сегодня я писала на заказ. Это создавало определённые рамки, но приходилось подстраиваться, я бралась за любую работу — откладывала деньги и на ребёнка, и на возможный переезд, который все отодвигался и отодвигался. Утро было замечательное, я урвала пару солнечных часов, но затем погода изволила капризничать. Налетел ветер, от воды сразу понесло прохладой, напоминая, что сейчас всего-то коварный месяц май на календаре. Ветер принёс тучи, они в свою очередь грозили разразиться дождём. Пора собираться и идти домой. Вздохнув, я начала укладывать вещи. Закинула рюкзак на плечо, повернулась и вскрикнула. Прислонившись к березке, на сумке, наверняка дорогущей, но небрежно брошенной на траву, сидела Эльза. Живая и даже вроде невредимая.