Полное собрание сочинений. Том 16. В час высокой воды - Василий Песков

После беседы с учеными Тихани мы, с трудом найдя местечко – поставить машину, смешались с потоком разных людей, оглядели музейную деревеньку, присмотрелись, что растет-цветет на горе, поснимали в зарослях черных дроздов и как-то нечаянно оказались у дома морщинисто-старого, но в котором, по всему судя, теплился осколок давнишней и немузейной Тихани – в окошке краснела герань, на колышке за забором сушился половичок и вместо клумбы цветов во дворе в лопухах дерзко произрастала на грядке редиска. Очень захотелось зайти. Но вдруг погонят? Сколько таких любопытных в текущей мимо реке туристов! Оказалось, нет. Турист ходит в шорах путеводителей, и за домишко глазом никто не цеплялся. Мы почувствовали даже некоторую человеческую благодарность за интерес.

В доме жили старик со старухой – Петё Кароль и Петё Карольней. Обоим было по семьдесят два. Старик двигался по двору в двухколесной инвалидной коляске.

– Нога-то, поди, на войне…

– На ней… – Старик смачно, не стесняясь жены, ругнулся.

– Под Воронежем?

– А вы откуда знаете? – встрепенулся в коляске Петё Кароль.

– Да я воронежский…

– Ну?!! Тогда, конечно, все помните. Наша мадьярская армия там и была. – Словами отборными с приправой из русского языка старик помянул Гитлера, Антонеску, адмирала Хорти, войну в целом. И с искренней благодарностью отозвался о каких-то стариках на Дону, не давших ему, тяжело раненному, «околеть на морозе».

Старик говорил со мной теперь уже как с дорогим земляком. И это не первый был случай, когда людей, знавших войну с двух разных сторон, какая-то географическая точка странным образом вдруг сближала.

С разговора о доме постепенно перешли к тихой беседе об озере.

– Жизнь была тут другая… – старик задумчиво помолчал, глядя поверх голов шедших мимо домишка людей. – Другая жизнь была. Небогатая, правда… Но не было в жизни вот этого громыхания, мельтешенья. Тихо было. Наверху сеяли пшеницу, внизу ловили рыбу.

Терпимо принимая поправки жены, рассказал старик о том, как поймал он в Балатоне сома весом в сто девять килограммов. С подробностями, какие старики, вспоминая молодость, удивительным образом помнят, было рассказано, какой был день, чем занималась в тот день жена, как вел себя сом на крючке и что было потом в деревне.

– А сейчас что же, такие сомы не клюют?

– Да нет, бывает. Недавно в газете вон написали – немец поймал… Другая жизнь была, – опять чертыхнулся старый рыбак.

Все старики на земле чем-то похожи. Они, как дети, чувствуют человека и рады встретить благодарного слушателя.

– Дому этому сто пятьдесят лет. Отец в нем родился, я родился, сыновья мои родились. А он еще столько же простоит – дикий камень! – Старик костяшками пальцев стукнул по стенке и тоном хозяина дома распорядился показать гостям все, что они пожелают увидеть.

Дом представлял собой одно просторное помещение с земляным полом, с камином, с громадной кроватью – подушки до потолка. Заметив особый мой интерес к необычному отоплению дома, старик сказал:

– Камин и грел, и рыбу над ним коптили. А воду в те времена на питье брали из Балатона. В лодке, бывало, нагнешься над бортом и прямо губами, все равно как олень…

Мы хорошо простились со стариками. И, петляя в людском потоке по гористой Тихани, все старались увидеть окошко в серой каменной кладке с красным цветочком герани.

«Балатон, Балатон…» Прибытка от озера, конечно, в тысячу раз больше, чем в молодые годы умирающих теперь стариков. Светит солнце. Блестит вода. Скользят по озеру нарядные паруса. Люди купаются, загорают. Жарится мясо. Зреют клубника и виноград. Булькает музыка. Речь венгерская, немецкая, чешская, русская. Строятся новые терема – один миловиднее другого. Все в порядке? Пожалуй, да. Хотя несколько лет назад ответ на этот вопрос был бы иным. Это касается самого Балатона. Воды. Ее здоровья. Основы всего, что собирает сюда людей.

Вода – наиболее уязвимая часть природы. Все, что вылито, выплеснуто, спущено в трубы, куда-нибудь утечет и в конечном счете попадет в речку, озеро, в море. А дряни всякой выливается нынче на землю волей-неволей много. Вот и бьем уже в колокол на Байкале. В большом непорядке Балхаш. Беда с водою Великих озер Америки. Стонет от загрязнений Средиземное море. На грани жизни и смерти – Балтийское. Что же говорить о Балатоне, озере сравнительно небольшом, мелком, расположенном в самой средине людского скопленья!

Первые признаки заболевания озера появились лет тридцать назад. «Буйно в рост пошли камыши… Потом камыш вдруг стал гибнуть – это была новая стадия неприятностей». Потом стала цвести вода. Гром грянул в 1965 году – погибла, задохлась рыба. И взрывоподобно тронулись в рост сине-зеленые водоросли. Что там пить, в воде неприятно стало купаться. У этой точки оглядеться бы и что-нибудь предпринять. Но в пользовании природой русское слово «авось» имеет эквиваленты у всех народов. В 1972 году принимается решение о дальнейшем и быстром развитии на Балатоне туризма. В дело вложили деньги. Они немедля сторицей в золотом варианте стали в казну возвращаться. Но и тогда на лекарства для Балатона не потратили даже маленькой доли. Между тем болезнь обострялась и в 1984 году достигла кризиса – летом вода зацвела. Сук, на котором сидела громадная индустрия отдыха и туризма, затрещал… Я говорил обо всем этом в венгерском Комитете по охране природы, в лимнологическом институте, со стариками Петё в Тихани. «Даже на вид вода изменилась: из сине-зеленой в жаркое время делалась желтой».

Причину болезни установили скоро и без труда. Вода Балатона обильно удобрялась со всех сторон. Отходы жизнедеятельности людей (шесть миллионов каждое лето!) прямиком без очистки текли в Балатон. И второе, ручьи и реки несли с полей удобрения – азотные и фосфорные.

Косари.

Проблема Балатона сделалась в Венгрии жгучей общественной и хозяйственной проблемой. Меры приняты были решительные. Для бытовых стоков прорыли канал к Дунаю. (Решение не самое лучшее. Дунаю-то тоже нечистоты не в радость. Но все же там текущие, не стоячие воды.) Одновременно с этим к югу от Балатона закрыли двадцать два крупных свиноводческих хозяйства и подступились к реке Зала, несшей в Балатон удобрения, собранные водою с громадной сельскохозяйственной площади. Тут столкнулись с дилеммой: как очищать воду? – растворенные удобрения плохо улавливались. Вспомнили: река Зала прежде, у впадения в Балатон, разливалась громадным болотом с названием Кишбалатон. В 1930 году болота эти были осушены, река спрямлена. Цель осушения – добыть дополнительные земли – ровным счетом ничего не дала. «Земля оказалась непригодной для пашни, и пастбища были тоже крайне низкого качества». А что если землю опять заболотить? – создать для Залы, стекающей в Балатон, зеленый, поглощающий удобрения фильтр. Идею тщательно обсудили, просчитали на электронных машинах. И приняли мудрое, мужественное решение: заболотить! Выяснилось: заболачивание, создание буферного Кишбалатона стоит столько же, сколько стоило осушение. Но делать было нечего.

Заболачивание идет. Построили для этого плотины, спрямленному руслу Залы вновь дали возможность прихотливо и длинно течь по низине. Очень поучительный случай. И пока, наверное, единственный в мировой практике, когда признана откровенно ранее допущенная ошибка. Природе возвращается ее веками проверенный механизм.

Вся программа оздоровления Балатона стоит пять миллиардов форинтов – в рамках бюджета сумма громадная. И эти затраты были главными в шестой пятилетке республики. Никто не решился их поджимать, сокращать. Наряду с работами генеральными были во имя здоровья озера приняты меры, и не требовавшие больших затрат. Пущены в озеро были растительноядные рыбы, запрещено пользованье моторными лодками и катерами – только весла и парус! Стали разумнее обходиться и с комарами. Тотальная их потрава лишала озеро рыбьего корма, знаменитого мотыля – комариных личинок. Но, конечно, и с комарами какой же отдых! Закупили в Швейцарии химикат, выборочно убивающий лишь тех из пятидесяти разновидностей комаров, которые докучают укусами.

Превентивные меры оздоровления Балатона обошлись бы, конечно, дешевле «тушенья пожара» в обстановке всеобщей тревоги и беспокойства. Но так уж устроены люди – крестимся, когда грянет…

– Процесс ухудшения вод Балатона остановлен и пошел уже вспять. Лет через семь-восемь ждем возвращения к приемлемым нормам, – говорит лимнолог Ене Поньи. Он посоветовал посмотреть, как живет и работает, на картах пока не означенный, буферный маленький Балатон.

О Кишбалатоне песни пока что сложили только птицы. Этим пернатым жильцам Европы места под солнцем почти не осталось – все осушено, перепахано. С поразительной быстротой птицы обнаружили райское для них место. За три года сделано лишь треть всех работ по заболачиванию. Но птицы – какой телеграф их об этом оповещает?! – уже, как прежде, считают озеро своей станцией на пролетах. И многие тут поселились.