Щенки Земли - Томас Диш

— Снимай! — заголосили охранники. — Снимай! Снимай!

Тетрарх, прихрамывая, закружил по сцене, тогда как капитан Фрэнгл, вскочив на ноги, жевал усы, сгорая от похоти. Мало-помалу, после долгих колебаний, она сбросила ее. Открылись сокровища, каких во всем дверце тетрарха не сыскать! Две груди словно молодые косули — косули-близнецы, пасущиеся среди лилий.

Осталась одна вуаль и всего один музыкант — Плуто, который играл на флейте. Любимая Матушка ослабила узел на бедре, но не позволяла вуали упасть. Она поднимала ее край, опускала пониже, сдвигала узел то вперед, то назад — но не давала соскользнуть. Внезапно флейта умолкла, и Плуто шагнул на сцену, чтобы вернуться к роли чтеца.

— И вот… — затянул он речитативом.

— И вот! И вот! — согласно закричали зрители.

— …Креститель разбил свои оковы, он бежал из подземной темницы тетрарха, он приближается в стремлении уберечь скромность принцессы Салями от пошлого взгляда Ирода.

Святой Бернар принес на сцену тяжелую деревянную ширму и разложи все ее шесть секций. Принцесса Салями сокрыла свою скромность за ширмой, один конец которой ее возлюбленный поставил впритык к левой кулисе.

— Долой его голову! — заорал я, то есть тетрарх.

— Долой его голову! — шумно потребовали зрители. Один из них, сам Фрэнгл, предпочел более решительные действия, устремившись к ширме с явным намерением разнести ее в щепки. Святой Бернар метнулся было со сцены, чтобы преградить капитану путь, но зацепился за ширму набедренной повязкой. Только я, Ирод Антипасто, мог теперь противостоять распутному намерению Фрэнгла.

Грубо схватив капитана за лацканы френча, я потащил его на место, но здесь нужна была более могучая сила. Он кусался, царапался и вырывался, а затем схватил Ирода за усы…

— Майор Уорсингтон! — воскликнул капитан. — Что с вами?

К счастью, зрители создавали достаточно шума, чтобы в нем потонул разоблачительный вопль Фрэнгла. Мы со Святым Бернаром затащили капитана за ширму, после чего помогли ему потерять сознание. По мере того как на обозрение подчиненных из-за ширмы один за другим вышвыривались предметы одежды Фрэнгла, зрители все громче покатывались со смеху. Наконец, когда на их глазах бесчувственного офицера унесли на носилках, установился относительный порядок.

На этом непредвиденный экспромт завершился, и мы, вздохнув с облегчением, вернулись к сценарию.

— Оставь ее, развратный Антипасто! — потребовал Святой Бернар в своем лучшем вердиевском стиле.

— Готовься к смерти, ты, дурак, — ответил я. — Хочу увидеть рубин бесценный, седьмой вуалью скрытый, иль умереть в попытке поглядеть.

— Помогите, на помощь, — подала голос Кли, высовываясь из-за ширмы.

— Долой его голову! — снова стали скандировать охранники, заглушив криками шум бегства последних любимцев.

Я выхватил из ножен фехтовальную рапиру и нанес удар. Хотя мое мастерство не отличалось бльшим совершенством, чем можно было ожидать от неуклюжего, толстого, пожилого тетрарха, удача мне сопутствовала, и Святому Бернару не удалось разделаться со мной с той же легкостью, что он продемонстрировал, сразив недавно три сотни оруженосцев. Хитроумными уловками я заставил его кружить таким образом, чтобы самому оказаться в конце концов между ним и ширмой. И вот я устремился к Салями. С пронзительным визгом Кли бросилась бежать, прижимая единственную оставшуюся вуаль (теперь гораздо более солидную, чем прежде) к груди и интимным местам. Ей помешало умчаться слишком далеко от меня то обстоятельство, что конец моей рапиры зацепил край единственного предмета ее одежды. В этой связке мы трижды обежали двор, преследуемые Святым Бернаром, который по-прежнему цеплялся за все своей набедренной повязкой и поэтому никак не мог нас настигнуть. Хореографом всей этой сцены был Плуто.

Наконец Любимая Матушка смогла скрыться за ширмой. Туман плывет перед моим взором и ком подкатывает к горлу, стоит мне заставить себя вспомнить веселую улыбку матери и дружеское помахивание рукой, когда она убегала за кулисы, а затем скрылась за задником сцены. Ее роль была сыграна, и теперь Кли догоняла остальных любимцев на пути к Холму Игле. Никогда, никогда мне больше не встретиться с ней! Какой милой была она в те последние мгновения! Как трудно поверить, что она покинула Землю и меня навсегда!

Но тогда не было времени по достоинству оценить несказанную прелесть этого мгновения, потому что Святой Бернар наносил мне многочисленные удары широкой деревянной рейкой, превращенной им в меч. Удары смягчались подушками на моих боках и крестце. Воя от притворной боли и бестолково размахивая рапирой, я носился по сцене. Покружив достаточно, я умчался за левую кулису, чтобы обежать задник и появиться с правой стороны. Теперь за задником остались только Палмино и его четверка. Все любимцы сбежали. До полуночи оставалось четверть часа.

Я покружил по дворцовому двору, несколько раз метнулся то в одну, то в другую сторону сцены, затем бросился за ширму (где, по мнению зрителей, все еще сидела дрожавшая от страха Кли), чтобы ухватиться за конец так называемой вуали, которая, когда я стал вытягивать ее, оказалась вдвое длиннее сцены. Но присутствовавшим было не до подобных шуток. Они все громче требовали голову Святого Бернара. Тайну исчезновения Салями можно было сохранить, лишь зайдя так далеко.

В этот момент Святой Бернар, надеясь, видимо, оживить представление, нанес удар, который пришелся по мне, а не по подушке. С криком подлинной боли я рухнул прямо на дворец Ирода. Самсон в филистимлянском храме вряд ли больше радовался столь же мгновенному успеху. Содрогнулась эклектическая мешанина холстов, послышался угрожающий треск. Святой Бернар успел выдернуть меня на сцену, прежде чем все это высокохудожественное сооружение рухнуло мне на голову.

Подобно раздвигаемым покровам таинств храма, дворец Ирода треснул почти до основания по центральному шву и развалился вправо и влево, открыв на всеобщее обозрение распахнутые ворота, через которые отбыли любимцы. Но они уже не были распахнуты так широко, как мне хотелось бы, причем ширина прохода ежесекундно сужалась, потому что Палмино и четверо его товарищей очень спешили их запереть. По плану, Плуто должен был дать сигнал к закрытию ворот только после нашего со Святым Бернаром выхода за пределы тюрьмы. Мы слишком поздно бросились вперед, чтобы помешать закладке на место наружного запорного бруса. Палмино перехитрил нас.

Охранники, находившиеся под впечатлением от спектакля, не сразу взяли в толк всю глубину свалившегося на них обмана и не смогли быстро воспрепятствовать нашему стремительному броску к дверям казармы. Когда же до них дошло, что все остальные любимцы удрали за ворота, основная масса зрителей совершенно позабыла о нас двоих и принялась крушить ворота в надежде сбить их с петель. Однако пятеро все же бросились в погоню за нами с требованием остановиться. Поскольку они были не при исполнении и без оружия, мы позволили себе проигнорировать их оклики.