Поручик Ржевский или Любовь по-гусарски - Сергей Николаевич Ульев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я хотела его соблазнить и, сделав вид, что у меня закружилась голова, сползла со стула. Платье у меня задралось. И Мишель почти уже клюнул. Но тут вдруг ваша бутылка! Он возмутился и забыл обо всем.
— Он просто маразматик!
— Мишель хотел, чтобы вы передо мною извинились.
— Полагаю, я полностью искупил свою вину?
— О да!
— А как вас зовут?
— Зачем вам? А впрочем, зовите меня Анджелой.
— Прелестное имя.
— Может, все — таки вернемся за стол? Я понимаю, поручик, вы так удобно на мне устроились, но не будем же мы лежать до закрытия ресторана?
— А как вы насчет тройного удовольствия?
— Ого? Вы опять готовы?
— У меня кровь горячая. Вспыхиваю в момент!
Она заколебалась. Но в эту секунду над ними раздался вопль раненного зверя. Это был Мишель. Он стоял, опершись на дверцы, и заглядывал под стол.
— Что вы там делаете с моей ж-женой?
— Мишель, я вам не жена!
— Ну, любовница. К-какая разница? Все равно — моя!
— Чего ты разорался, дурак! — рявкнул на него поручик. — Не видишь, даме от жары стало плохо. Я ее в чувство привожу.
— А почему у вас zhopa голая?
— Какой же ей, по вашему, быть?
— Одетой!
— А мне тоже припекло.
Мишель в ярости рванул на себе сюртук.
— Сударь, я требую сатиссракции!
— Чего, чего ты требуешь? — презрительно переспросил Ржевский подымаясь с пола. — Может, сракикакции?
— Вот именно, сракисфакции!
— Господа, не ссоритесь из — за пустяков, — сказала Анджела, поправляя лиф на своем платье. — Если не ошибаюсь, вы имеете в виду сатисфакцию?
Ржевский в умилении поцеловал ей руку.
— Душечка, ты права.
— Сударь! — возопил Мишель. — Мы будем драться на пистолетах.
— Отлично-с! — взревел поручик. — Всегда к вашим услугам. Но сперва позвольте набить вам морду.
— Это как это? — растерялся лысый. — С какой стати?
— А ну вынь из глаза монокль!
— Не выну!
— Вынь, говорю, хуже будет!
Мишель отпустил дверцы кабинета и попятился. Ржевский наступал на него, сжимая кулаки.
— Мы так не договаривались, — вдруг взвизгнул Мишель, ударив поручика ногой под колено.
Мишелевский монокль выпал, завертевшись у него под ухом. И это было последнее, что он осознал, прежде чем кулак поручика соприкоснулся с его челюстью.
Глава 3. Два гусара
Со скандалом покинув ресторан, Ржевский, прихрамывая, вышел на улицу.
— Гжевский, Гжевский! Ты, гожа! — послышался сзади озорной картавый голос.
Поручик оглянулся. В подъезжавших к нему санях сидел маленький чернявый гусар и приветственно размахивал бутылкой.
— Денис! — обрадовался Ржевский.
Спрыгнув с остановившихся саней, Денис Давыдов сразу попал в дружеские объятия поручика.
— Какими судьбами? — спросил Ржевский.
— По делам, бгатец. А ты?
— В отпуске.
— Вот славно! Садись. Куда тебе?
— Плевать! Куда-нибудь, где женщины и вино.
Давыдов рассмеялся, похлопав приятеля по плечу.
— Да ты и так пьян. Носом чую.
— Это что! Я и подраться успел, и женщину имел под столом. А заплатил, представь себе, только за обед!
— В этом гестогане был? — Давыдов кивнул на яркую вывеску.
— Ага.
— Запомню, может, пгигодится. Значит, говогишь, подгался? То-то, я гляжу, хгомаешь.
— Лягнули малость. Пустяки.
— Женщина, небось, кгасивая была?
— Других не дерем-с.
Они сели в сани.
— Тгогай! — крикнул Давыдов ямщику, и лошади понесли.
— Танцевать-то сможешь? — спросил он Ржевского.
— Да стоит мне только женщину обнять — обо всем забуду.
— Вот и отлично. У князя Коневского нынче бал. Говогят, сам импегатог Александг будет. Поехали?
— Поехали. От женщин и вина я никогда не устаю.
— Да-а, Гжевский, ты совсем не изменился, — хмыкнул Давыдов, пихнув его кулаком в бок.
— Денис, а чего это ты вдруг картавить начал? Вроде, раньше за тобой такого не замечалось.[17]
— Это всё из — за Толстого.
— Из — за какого толстого? Ногу тебе, что ли, отдавили?
— Да не из — за толстого, а Толстого! Ггафа Толстого. Котогый «Войну и миг» написал.
— «Война и миг»? Чудное название!
— Да не «Война и миг», а «Война и миг». Нет, погоди, скажу тебе по дгугому: «Война и не — война». Тепегь понял?
— Понял, но роман сей не читал. Что же, этот граф Толстой тебе зуб по пьяному делу выбил? Или челюсть повредил?
— Да нет. Он изобгазил меня в своем гомане кагтавым. Вот я и кагтавлю, чтоб ему не пгишлось в двадцатый газ свой гоман пегеписывать. Блюду, так сказать, истогическую пгавду.
— Добрая ты душа, Денис. А я б этого бумагомараку на дуэль вызвал. И щелкнул бы непременнно.
— Что мы всё о ггусном? Скажи-ка лучше, бгатец, ходят слухи, что последняя девчонка импегатгицы от тебя?
— Царя спроси!
— Не-э, не гискну, — засмеялся Давыдов. — Еще побьет. Или в солдаты газжалует. Но я так думаю, что это — сплетни. Помнишь такого Охотникова?
— Ротмистра?
— Да. Четыге года назад цагица от него забегеменела. Так вскоге его загезали, как погосенка, когда он выходил из театга. А ты, я вижу, жив — здогов. Значит, его величество к тебе пгетензий не имеет.
— Да ты не поверишь: мы с Сашкой этим летом на Невском за барышнями волочились.
— Да ну?
— Баганки гну! — передразнил Ржевский, и гусары опять весело рассмеялись.
Глава 4. Сливки общества
В одиннадцать вечера бал у Коневских был в самом разгаре. И хотя гостей в доме уже набилось, как сельдей в бочке, к освещенному красочной иллюминацией подъезду прибывали всё новые и новые экипажи. Казалось, весь цвет московской знати собрался здесь, чтобы потрясти телесами, потрепать языки и поглазеть на прелестных дам, коих было несть числа.
У поручика Ржевского разбегались глаза. Он чувствовал себя львом, наткнувшимся на стадо непуганных антилоп. Перед ним кружился калейдоскоп обнаженных рук, голых плеч, гибких шей, плавно переходящих в смелые (если не сказать, вызывающие) декольте; и духи, и шорох платьев, и блестящие глаза, — было от чего потерять голову!
Ржевский с Давыдовым ходили по залам, посматривая на танцующих.
— Здесь, бгатец, самые сливки общества, — говорил Давыдов. — Вон тебе багон де Вилье, а там, гляди, ггаф Куницын шушукается с генегалом Демидовым…
— Это не сливки, Денис, а простокваша! По мне, сливки общества — это хорошенькие женщины.
— Тогда, взгляни, вон впегеди тебе улыбается мадам де Сталь, а возле колонны беседует с каким-то фгантом Элен Безухова. Кгасавица, какие плечи…
— А это что за пташка? — Поручик показал на молоденькую барышню в кисейном платье с розовыми лентами.
— Ггафиня Наташа Гостова.
— Как?
Давыдов сделал в воздухе жест, обозначив букву «р».
— Гостова.
— Ростова, что ли?
— Да. Как танцует, какая ггация!
Ржевский почесал в затылке.
— Ты ее хвалишь или бранишь?
— Хвалю. Кстати, гекомендую.
— От знакомства
