Лицо под вуалью - Ренделл Рут

Он медленно опустился на стул. Клиффорд, который грыз ноготь, выдернул палец изо рта, будто вдруг вспомнил, что не должен грызть ногти.

– Твоя мать когда-нибудь болела, Клиффорд? – начал Майкл.

Непонимающий взгляд.

– Что вы имеете в виду?

– Она когда-нибудь болела так сильно, что ей пришлось лежать в постели? Когда она нуждалась, чтобы за ней кто-нибудь ухаживал?

– Однажды у нее было что-то, не помню названия. Что-то вроде сыпи, но она болит.

– Он имеет в виду опоясывающий лишай, – подсказал Арчболд.

– Правильно, лишай, – кивнул молодой человек. – Один раз она им болела.

– Помощница по дому приходила за ней ухаживать, Клиффорд?

Но этот подход никуда не привел. Оказалось, что Додо Сандерс провела в постели не больше нескольких часов за всю жизнь ее сына. Бёрден оставил эту линию допроса и заставил Клиффорда вспомнить всю последовательность событий, начиная с того времени, когда он ушел от Олсона, и до того момента, когда он выбежал с автостоянки через ворота для пешеходов. Парень безнадежно запутался во времени: сначала говорил, что приехал в центр в пять тридцать, а потом изменил время на десять минут седьмого. Майкл понимал, что он лжет. Все шло в соответствии с его ожиданиями, и его удивило только то, что произошло, когда он назвал Клиффорда полным именем, и тот спросил у него:

– Почему вы перестали называть меня «Клифф»? Вы можете так меня называть, если хотите. Я не возражаю. Мне это нравится.

В кабинете инспектора ждал отчет из лаборатории по исследованию той катушки с проводом в оплетке. Там было очень много технических деталей – Бёрден запутался в названиях полимеров, – но легко было понять совершенно определенный факт: кусочки пластика, обнаруженные в ране на шее миссис Робсон, были совсем не такими, как оплетка провода из ящика с инструментами Клиффорда Сандерса. Ну, он ошибся. Это могло означать, конечно, только то, что парень избавился от того провода, из которого сделал свою гарроту: выбросил его в речку, или, что более безопасно, в мусорный контейнер у своего или чужого дома. А пока Клиффорд может пару дней попотеть.

Сейчас заботой Майкла был Вексфорд: доктор Крокер строго запретил старшему инспектору возвращаться к работе в участке, и чтобы повидать его, Бёрдену пришлось поехать в дом Сильвии.

– Во всяком случае, я буду на месте событий, – сказал его шеф. – Я собираюсь поселиться в Хайлендз. Как тебе это нравится?

Инспектор усмехнулся:

– Это хорошо. Там есть два или три дома, принадлежащих полиции. Когда переедешь?

– Пока не знаю, – ответил Вексфорд, просматривая бумаги, которые привез ему Майкл. – Я думаю, та персона – полезное слово, не имеющее рода! – которую кассирша видела беседующей с миссис Робсон, – вовсе не Клиффорд Сандерс. По-моему, это была Лесли Арбел. Но я тебе скажу, в чем согласен с тобой: в том, что миссис Робсон была шантажисткой. Я тоже так считаю.

Бёрден с готовностью кивнул. Он всегда необычайно радовался, когда начальник одобрял что-то из его предположений.

– Она любила деньги, – сказал инспектор. – И готова была почти на все ради денег. Возьмем все то, что ты рассказал мне о завещании старика. Она бегала по всей улице в поисках свидетелей для завещания, по которому должна была стать единственной наследницей. Можно смеяться над тем, что она кого-то купала и стригла ногти какому-то старику, но разве эти, обычно неприятные услуги не хорошо оплачиваются? Наверное, есть еще много таких же вещей, которые мы пока не обнаружили.

– Миссис Яго говорит, что она делала все это ради своего мужа. Подразумевается, что тогда все это хорошо, что это ее оправдывает. Мне кажется, именно так считала и сама Гвен Робсон.

– Но почему Ральф Робсон так уж особенно нуждался в деньгах? – спросил Бёрден. – Кто-нибудь задавал себе этот вопрос? То есть, если б я сказал, что мне нужны деньги, я бы в действительности имел в виду Дженни, Марка и себя, всю семью. А ты имел бы в виду Дору и себя, конечно?

Вексфорд пожал плечами.

– Мы проверили ее счет в банке. На нем довольно много денег – больше, чем можно было ожидать. У Робсона есть собственный, личный счет, у них с женой не было общих сбережений. Но у Гвен Робсон имеется чуть больше тысячи шестисот фунтов, и это может быть результатом шантажа. Твоя идея состоит в том, что Гвен имела доказательства какого-то неблаговидного поступка Клиффорда и шантажировала его?

Майкл кивнул.

– Что-то в этом роде. И гусеница, наконец, превратилась в бабочку. Клиффорд и сам очень похож на гусеницу… я бы сказал, в каком-то смысле, – так почему не в этом?

– И что мог натворить Клиффорд? Наверняка речь идет об убийстве где-то в прошлом. Сексуальные отклонения в наше время никого не волнуют.

Судя по лицу Бёрдена, его они все же волновали.

– Гвен Робсон они волновали.

– Да, но невозможно представить себе, что это волнует школу, где полно учащихся, или Додо Сандерс, если уж на то пошло. Ей трудно приписать какие-то моральные убеждения. Она производит на меня впечатление человека, который никогда не слышал об этике и не считал нужным думать о ней.

Майкла это не интересовало.

– Я выясню, что это было, – пообещал он. – Я над этим работаю. – Он стал внимательно изучать лицо Вексфорда: уже бледнеющие синяки, порез, от которого может навсегда остаться шрам, хотя может и не остаться. – Пришлось отпустить того парня, которого они считали твоим террористом. Это передавали в утренних новостях.

Старший инспектор кивнул. Ему уже позвонили и сообщили об этом, и последовала долгая беседа, закончившаяся просьбой принять участие в совещании в Скотленд-Ярде. Доктор Крокер дал на это разрешение очень неохотно, и он бы ни за что не согласился, если б знал, что Вексфорд собирается поехать туда за рулем автомобиля. Когда Бёрден ушел, его начальник закутался в теплую одежду – в том числе и в шарф Робина, висевший в прихожей: на тот случай, если б Дора или Сильвия рано вернулись домой и увидели его. Его машина стояла на дорожке, ведущей к гаражу, и он в первый раз заметил – никто ему не сказал, – как сильно поцарапан ее бок осколками стекла. Он сел за руль с таким ощущением, будто делает нечто незнакомое, странное, чего не делал уже очень давно.

Закрывая дверцу, полицейский думал, что просто отдохнет пару минут, посидит там, держась за ключ зажигания. Если б это был триллер или телевизионный спектакль, а он – второстепенным персонажем или даже злодеем, он вставил бы ключ в зажигание, повернул его, и машина взорвалась бы. Старший инспектор попытался посмеяться над этим, но не смог, что было абсурдно, потому что у него не осталось воспоминания о взрыве, и тот грохот, который он, как ему казалось, помнил, был не воспоминанием, а плодом его воображения. Давай, прыгай, сказал он, ведя рукой вдоль панели и потихоньку приближаясь к ее краю. Затем глубоко вздохнул, вставил ключ и повернул его. Ничего не произошло: мотор даже не завелся. Да и как бы он завелся? Дора оставила рычаг переключения скоростей в положении «вождение». Вексфорд переключил его на автоматический режим и только потом осознал, что делает тот ужасный шаг, который станет точкой невозврата.

Теперь оставалось только продолжать, и он повернул ключ в зажигании.

Бёрден шел по Хай-стрит, время от времени поглядывая на витрины магазинов, уже украшенных к Рождеству, когда увидел идущего навстречу Сержа Олсона. Психотерапевт был одет в легкую твидовую куртку, и ее воротник из искусственного меха был поднят от резкого восточного ветра.

Он приветствовал полицейского так, словно они были старыми друзьями:

– Привет, Майкл, рад вас видеть. Как поживаете?

Ошарашенный Бёрден ответил, что хорошо, и Олсон спросил, далеко ли он продвинулся. Инспектор привык к этому вопросу – обычно его задавали люди, которых он считал «публикой», и он невольно показался ему несколько нахальным. Но Майкл дал уклончивый, внушающий легкий оптимизм ответ, а потом Серж удивил его, заявив, что стоять на улице слишком холодно, и почему бы им не зайти в кафе «Куинс» и не выпить по чашке чая?