Вечная принцесса - Филиппа Грегори

— Добрая половина моих лордов сочла бы твои речи ересью, — усмехнулся он. — А твои отец и мать внедряют единоверие, они уже изгнали евреев, а потом придет черед мавров.

— Я знаю, — нахмурилась Каталина. — Это вызвало много страданий. Однако поначалу они хотели даровать людям право придерживаться своей веры. Таково было их обещание, когда они взяли Гранаду.

— А ты разве не согласна с тем, что люди должны быть одной веры, чтобы страна объединилась? — спросил он.

— Нет, — решительно сказала она. — И никто бы не согласился, если б видел Андалузию, когда там в мире и дружбе жили вместе мавры, евреи и христиане.

Каталина смотрела, как Артур беседует то с тем, то с другим, а потом, по знаку доньи Эльвиры, делала реверанс супругу и покидала зал. У себя в комнатах она некоторое время беседовала со своими дамами, а потом говорила донье Эльвире:

— Можете идти, сегодня я буду спать одна.

— Снова? — хмурилась дуэнья. — Ваше высочество! Вы придумали спать одна с тех самых пор, как мы приехали в этот замок. Что, если вдруг проснетесь среди ночи и вам что-то понадобится?

— Нет, я лучше сплю, когда в комнате никого нет. Ступайте, донья Эльвира. Спокойной ночи.

Дуэнья и придворные дамы прощались, приходили горничные, расшнуровывали ей лиф платья, откалывали вуаль, развязывали завязки туфелек, осторожно стягивали чулки. Приносили согретую у огня ночную рубашку из льна, чепец. Каталина садилась к очагу и отсылала служанок прочь.

Замок готовился ко сну. Наступала тишина. Каталина ждала. Наконец у двери слышался легкий шаг. Каталина мигом распахивала ее, и он, с порозовевшим лицом, в плаще, наброшенном на ночную рубашку, врывался в комнату, внося с собой порыв холодного ветра, а она бросалась в его объятия.

— Расскажи мне историю.

— Хочешь послушать о том, как моя матушка была девочкой?

— Да. Наверно, она была принцессой Кастильской, как ты?

— Нет, — потрясла она головой, и локоны заплясали. — Совсем нет. Когда ее батюшка, король Хуан, умер — а он, знаешь ли, больше любил книги, чем оружие, — на престол взошел ее сводный брат, Энрике Бессильный. Он не любил мачеху и сослал ее с детьми в дальний замок. Так что матушка росла не при дворе. А потом, когда ее туда привезли, ей пришлось совсем плохо. Она была одна-одинешенька и совсем беззащитна. Жила при дворе своего брата, а тот не любил ее и свой трон завещал дочери. Однако все знали, что дочь эта не его по крови, что королева родила ее вне брака. Ее, эту дочь, вообрази себе, даже звали Хуана Бельтранеха[4], по имени любовника королевы! Каково?

— Да уж! — с готовностью помотал он головой.

— Матушка была там почти как в тюрьме. Королева ненавидела ее, конечно, придворные сторонились, а братец хотел лишить законных прав. Даже их мать, матушки и ее брата, не могла урезонить его.

— Почему же? — удивился он и запнулся на полуслове, увидев, как на лицо Каталины легла тень. — Ах, милая, мне так жаль! Но в чем же дело?

— Ее постигла profunda tristeza, черная меланхолия. Роды, когда она рожала мою матушку, были очень тяжелые, и больше она так и не оправилась. Сидела у себя в комнатах, никуда не выходила и молчала целыми днями, уставясь в стену.

— Значит, твою матушку некому было защитить?

— Некому. И тогда король Энрике приказал ей обручиться с доном Педро Гироном[5]. — Она устроилась на подушках повыше и обхватила руками колени. — Говорили, что хуже человека, чем этот дон Педро, не сыскать, что он продал душу дьяволу. Матушка же верила, что Господь спасет ее, девственницу, от столь ужасной судьбы. Милосердный Господь, сказала она, не попустит, чтобы такая девушка, как она, принцесса, оказалась в руках гадкого человека, который хочет ее невинности и чистоты только для того, чтобы надругаться над ней!

Артур поймал себя на желании ухмыльнуться, с таким романтическим пылом она повествовала.

— Ух ты… Но надеюсь, все кончилось хорошо… — пробормотал он.

Она подняла руку, как трубадур, призывающий к молчанию.

— Ее ближайшая подруга и камеристка Беатрис схватилась за нож и поклялась, что убьет дона Педро до того, как он наложит свои грязные руки на Изабеллу, но матушка опустилась на колени и молилась, не вставая, три дня и три ночи, чтобы Господь взял ее под защиту.

Перевела дух и продолжила:

— Дон Педро между тем был уже на пути к невесте. Его ждали на следующий день. Он ел, пил и бахвалился перед попутчиками, что назавтра будет в постели самой высокородной девственницы в Кастилии… Однако, — для пущего драматизма голос рассказчицы упал до шепота, — однако в ту ночь он умер. Скончался, не допив своего вина. Рухнул замертво, словно Господь протянул руку с небес и вырвал из него жизнь, как добрый садовник выдергивает сорняк.

— Что, яд? — поинтересовался Артур, который, имея представление о нравах монархов, не усомнился в том, что Изабелла Кастильская способна на убийство.

— Нет, воля Господа, — серьезно ответила Каталина. — Таким образом, дон Педро узнал, что воля Господа и матушкины желания всегда совпадают. И если бы ты знал Господа и мою матушку, как знаю их я, ты бы понял, что так всегда и бывает.

Вскинув бокал, Артур осушил его за здоровье Каталины.

— Превосходная история! Жаль, ты не можешь рассказать ее при всех.

— И заметь, правдивая! Матушка сама мне ее рассказывала.

— Значит, она тоже боролась за свой трон, — задумчиво сказал он.

— Сначала за трон, а потом за то, чтобы объединить испанские земли.

— Значит, что бы нам ни говорили о нашей королевской крови, — улыбнулся он, — мы оба дети борцов, которые завоевали трон силой.

— Я королевской крови, — подняла она брови. — Матушка взошла на престол по праву.

— Да, конечно. Но не борись она за свое место, стала бы доньей… как его там, этого Педро…

— Гирона.

— Да, стала бы доньей Гирон, а ты родилась бы всего лишь его дочкой.

Она потрясла головой. Эта мысль не укладывалась в ее сознании.

— Даже если так, все равно я была бы дочерью сестры короля. Так и так в моих жилах течет королевская кровь…

— И была б ты никто со всей своей королевской кровью, — возразил он. — Так же как я, если б мой отец не заявил о своих правах на престол. В общем, я это к тому, что мы оба с тобой из семей, которые своего не упустят…

— Пожалуй… — нехотя согласилась она.

— Ведь наши родители предъявили свои права на то, что по закону принадлежало другим, — продолжил он.

Каталина взлетела как ужаленная:

— Ничего подобного! По крайней мере, в том, что касается моей матушки. Она была законной наследницей!