Босиком по пеплу - Яра Вольцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боже! — вдруг воскликнул женский голос.
Поднял голову, прищуриваясь и пытаясь разглядеть приближающуюся женщину. Марина, мать Кристины. Рядом с ней бежал ее муж, Алексей.
— Что с ней? Где она?! — заголосила женщина, дрожа и привалившись к мужу, который держал ее за руку, не позволяя упасть.
Встал, пытаясь взять себя в руки и донести информацию до родных Кристины. Всё прошло, как в тумане, даже не помню, что говорил. Ожидание затягивалось, позволяя холоду растекаться по конечностям.
— Следователь Туманов, — раздался в какой-то момент знакомый голос мента, с которым я уже говорил. — Вы родители Кристины Завгородней?
Разговор с Завгородними не занял много времени, а когда Марина услышала сакральные слова, сорвалась с катушек.
— Водитель скрылся с места ДТП. Нам удалось выяснить хозяина мотоцикла. Загорский Дамир… — следак даже договорить не смог, как мне стали прилетать женские удары, словно это я был за рулем мотоцикла.
— Это всё ты виноват! Ты! — кричала изо всех сил, скатываясь в бездумную истерику. — Арестуйте его, чего вы стоите?
Я прикрыл голову рукой и молча принимал всё, что на меня обрушивалось.
— Марина Петровна, успокойтесь, за рулем был не Дамир! — прикрикнул Туманов, привлекая к себе внимание.
— Что произошло? — голос отца Кристины звучал глухо и потерянно.
— Кто-то сел на мой мотоцикл и сбил Кристину на пешеходном переходе, — пустым взглядом глядя на стенку, пояснил то, что знал сам.
Дальнейшее ожидание казалось мне вечностью, а тикающие, как назло, настенные часы заставляли нервничать. Дергал ногой, сам того не замечая, и стискивал в руках эти долбанные очки, которые отобрал у одной из подружек Дины. Последняя даже не удосужилась прийти и узнать, что с Кристиной. Вот она, цена дружбы гнилой Ахметовой.
Вырвался нервный смешок, я оперся локтями о колени, опустив голову и сцепив ладони в замок на затылке. Сердце отбивало ритм тук-тук-тук, и этот звук успокаивал, вот только ненадолго. Как только открывал глаза, видел перед собой белый кафель и тут же вспоминал, что навсегда отпечаталось в моей памяти. Сломанное тело девчонки, которой я не успел сказать о чувствах, раздирающих мне грудную клетку.
Жаль, что так поздно понял, как она мне нужна. Что дышать не могу, если не дразню ее или не вижу рядом. Что готов убить любого, кто ошивается рядом. Ведь обижать ее могу только я. Криво ухмыльнулся, ощущая горечь в горле. Да, Загорский, только обижать ты и способен. Встреться мы год назад, может, всё сложилось бы по-другому. Скрип открываемой двери пронесся мимо сознания, и я не обратил бы на него внимания, увлеченный воспоминаниями о лежащей в луже крови Крис, как вдруг услышал ее имя из чужих уст.
— Вы родные Кристины Завгородней? — прозвучал усталый голос седовласого врача.
— Да! — выкрикнул и подорвался с места, а затем осекся, когда первыми к мужчине подбежали ее родители.
Словил на себе нечитаемый взгляд ее отца и отвел свой. Стиснул челюсти, понимая, что по факту я сейчас для девчонки никто. Как юридически, так и в глазах ее семьи. Сжал ладони в кулаки и молча слушал, что вещает врач.
— Угроза жизни миновала, но она находится в критическом состоянии. Будем держать ее под наблюдением в реанимации.
После желанных слов выдохнул в облегчении и прислонился спиной к стене, ощущая, как дрожат конечности.
— Я слышу в ваших словах но, доктор, — подала голос Марина.
В ее тоне отчетливо слышался страх и что-то еще, чего я не мог понять в силу того, что у меня не было детей. Подспудная обреченность неизбежного, что ли. По тому, как тяжело вздохнул врач, я понял, что опасалась женщина не зря. Даже дышать перестал, ожидая его ответа.
— У вашей дочери компрессионный перелом тела двенадцатого грудного и первого поясничного позвонков, а также нижний глубокий парапарез.
— Она сможет ходить? — взял себя в руки Алексей, пока его жена хваталась за сердце и еле держалась на ногах, находясь в предобморочном состоянии.
— Пока она не пришла в себя, утверждать точно мы не можем, нужно будет провести осмотр, так что всё, что сейчас можно сделать — это ждать, — тихо ответил врач, чье имя я не запомнил, а вот его лицо выглядело таким равнодушным, что мне хотелось выть.
Понимал, что мимо хирургов каждый день проносятся чужие жизни и сотни безликих лиц, но легче от этого не становилось. Для меня Кристина была не левой девчонкой, попавшей в передрягу. Она была моей.
— Если дело в деньгах, то в них проблем нет, — выдвинулся вперед, не в силах больше ждать и молчать. — Вы только скажите…
Многозначительно осекся, глядя мужику в глаза, вот только они не зажглись огоньком интереса, как я ожидал, а вот выражение лица посуровело.
— А вы, собственно, кто, молодой человек? Брат?
— Нет, у нас только одна дочь, — начал было говорить отец Крис, но его перебила Марина.
— Мы сами разберемся! Не лезь! — посмотрела на меня волком, словно именно я виноват во всех их бедах.
Сказать мне на это было нечего. Прикусил губу, ощущая во рту солоноватый привкус крови, и отступил, сделал шаг назад. Сейчас не время лезть в их семью, хотя хотелось взять всё в свои руки и разнести здесь всё до основания. Если бы это помогло Кристине…
В этот момент тренькнул телефон. Пропущенный входящий от отца. Говорить с ним желания не было, так что я положил трубку обратно в карман.
— Если надежда есть, то в любом случае необходима будет долгая реабилитация, но сами понимаете, денег это будет стоить немало, — устало тронул рукой переносицу врач, продолжая разговаривать с Завгородними.
Я стоял позади, внимательно вслушиваясь в каждое слово, и заметил, каким сочувствующим взглядом глядит на нас всех медсестра, топтавшаяся около доктора. Молоденькая еще, не успела заматереть и очерстветь душой. Слова мужика звучали для меня абракадаброй, но кое-что я вычленить смог.
— Всё обратимо, верно? — задал главный вопрос, который не давал мне покоя.
На этот раз никто затыкать меня не стал, все желали знать ответ.
— Обнадеживать не хочу и скажу сразу. Один процент — это почти ничего. Ходить ваша девушка вряд ли сможет. Наша задача — максимально привести ее состояние в норму. Организм испытал стресс и…
Дальше его уже не слушали. Марина пустилась в истерику и плач, не контролируя себя, а Алексей удерживал ее,
