Сочинения. Том 2 - Евгений Тарле

Петиционеры резюмируют свои пожелания: 1) пусть муниципалитет уничтожит собрание рабочих плотничьего промысла; 2) пусть объявит не имеющими силы всякие постановления, регламенты, обсуждения и т. п., которые были проведены в этом собрании; 3) пусть прикажет доставить себе регистры (протоколы) всех этих обсуждений, рассмотрит их и решит относительно них, что найдет нужным.

Призыв не остался неуслышанным. Муниципалитет ответил депутации, что он серьезно рассмотрит это дело, и сейчас же департаменту полиции было поручено в самый короткий срок представить доклад об этом и снестись также с департаментским советом [59]. Уже через четыре дня было готово и напечатано новое объявление от муниципалитета рабочим, опять-таки ко всем рабочим, а не к одним только плотникам [60]. В этом документе говорится, что муниципалитет убедился, что его первоначальные заявления не произвели на рабочих впечатления, на которое он вправе был рассчитывать; указывается, что в некоторых мастерских происходят насилия, и все это продолжает пугать граждан, смущать общественное спокойствие и заставляет богатых бежать из Парижа. Ввиду этого муниципалитет объявляет «уничтоженными, несогласными с конституцией и необязательными» решения, принятые рабочими разных профессий и запрещающие всем другим рабочим работать по иным ценам, кроме указанных в этих решениях; муниципалитет запрещает всем рабочим принимать впредь подобные решения, повторяет, что никакой таксы и никакого принуждения в установлении заработной платы быть не должно и цены устанавливаются добровольным соглашением между рабочими и нанимателями; наконец, объявляет нарушителями общественного спокойствия всех рабочих, которые будут собираться, чтобы обижать или выгонять вон лиц, работающих в лавках или мастерских, и чтобы мешать их работе. Полицейским же комиссарам предписывается по первому требованию полиции являться с достаточными силами во все места, где собравшиеся рабочие произведут какие-либо беспорядки, причем виновные должны браться под арест, а протоколы без промедления отсылаться обвинительной власти. Командующему национальной гвардией предлагается исполнять это постановление, насколько оно его касается (т. е. оказывать помощь полиции в случае нужды).

Грозная опасность встала перед стачечниками. На другой же день к муниципалитету явилась делегация от рабочих-плотников, которые и передали ему петицию.

Документ, который делегация вручила мэру, пропал, но, к счастью, есть пересказ его, сделанный в единственной газете, поместившей сколько-нибудь обстоятельную заметку о стачке, — № 96 «Les Révolutions de Paris» [61]. Автор заметки говорит, что он пишет ее «a vue des pièces», и так как он правильно, хотя и крайне сжато, излагает известную нам в подлинном тексте петицию хозяев и общий тон его весьма спокойный и непристрастный, то можно думать, что и заявление рабочих передано им верно. — Рабочие стремятся отстоять свое общество, единственную свою организацию, которая для них была незаменима в разгоревшейся борьбе и на которую направили именно поэтому свои удары хозяева. Рабочие заявляют, что их общество есть учреждение благотворительное, цель которого — взаимная помощь при болезнях и в старости. Эти речи нам уже знакомы из истории типографского клуба, который также думал обезопасить себя от преследований, прикрываясь филантропическими целями. Далее, они оправдываются от обвинений, взводимых хозяевами, отрицают насилия, будто бы ими произведенные, и утверждают, что они никакой клятвы не давали. В заключение они просили муниципалитет о посредничестве и предлагали, чтобы муниципалитет приказал доставить себе счетные книги хозяев и после этого судил о том, законны ли домогательства рабочих. Это, заметим, также говорит в пользу того, что экономическая почва для стачки весной 1791 г. существовала бесспорно. Приняв петицию, мэр выслушал устные заявления делегатов.

К сожалению, протокол весьма краток, и мы не знаем, что говорили делегаты, а знаем только то, что ответил им мэр Бальи. Содержание же слов мэра нам уже известно из предыдущих актов муниципалитета. Он сказал рабочим, что никакая власть не может фиксировать плату и принудить хозяев выплачивать ее; убеждал их не мешать работать тем товарищам, которые не желают к ним присоединиться; вообще советовал им вернуться и самим к работе и «защищать свои интересы, но законным образом» [62].

Интересно с мнением официальной власти сопоставить суждения одной из наиболее радикальных и наиболее демократически настроенных газет — той самой, которая одна только интересовалась стачкой и которую мы только что цитировали. В основном вопросе газета согласна с мэром и муниципалитетом. Не во власти муниципалитета требовать от хозяев предъявления счетных книг, — говорит газета [63], — и если только хозяева не согласятся на полюбовную сделку с рабочими, — ни мэр и никто вообще не имеет права определять размеры заработной платы рабочих против воли тех, кто обязан платить. Для доказательства газетой пускается в ход reductio ad absurdum: «… в самом деле, если бы муниципалитет обладал этим правом относительно плотников, то он обладал бы им и относительно всех промыслов, и наперед уже можно видеть, куда бы нас завела эта смешная система». Все это «сводится к простому принципу, что между тем, кто работает, и тем, кто дает работу, тиранично и абсурдно» вмешательство третьего лица. Интересно проследить совпадение во взглядах между публицистом и властями относительно вопроса о том, быть или не быть обществу рабочих, на которое нападали хозяева, приписывая ему руководительство стачкой. Газета делает, правда, ничего не значащую оговорку: «Если рабочие, как они говорят в своей петиции, сблизились между собой только затем, чтобы оказывать друг другу помощь и обеспечить себя на случай болезней и немощей, этот мотив, без сомнения, похвален, и опасности, которым они каждый день в своем ремесле подвергаются, могли бы сделать законной эту ассоциацию, если бы что-нибудь могло сделать законным то, что противно общественному порядку. Но мы должны сказать правду: собрание, куда могут быть допущены только люди, занимающиеся одной и той же профессией, оскорбляет новый порядок вещей, оно (своим существованием) омрачает свободу; изолируя граждан, оно делает их чуждыми отечеству; уча их заниматься самими собой, оно заставляет их забывать общее дело; словом, оно стремится увековечить тот эгоизм, тот корпоративный дух, который хотели уничтожить вплоть до названия, ибо он — смертельный враг духа общественности».

Эти слова — красноречивее многих страниц, посвященных воззрениям XVIII в. на наемный труд и на нужды и права его представителей; и вместе с тем тут есть еще нечто специфически принадлежащее не всему XVIII в., а именно концу его, революционной эпохе. Автор даже хочет верить явно малоправдоподобному объяснению рабочих, что их организация в разгаре стачки занимается единственно только благотворительностью, оказанием помощи больным и престарелым, и все-таки не считает возможным терпеть ее: она достойна преследований, не хотя, а потому, что преследует профессиональные цели, и даже узко профессиональные, чисто благотворительные. Он восстает против этой организации во имя свободы, общего интереса и т. п. Рабочие не должны объединяться ничем, никакими, даже самыми безобидными, профессиональными целями, ибо это вредит «общественному порядку». Тут подозрительность ко всяким корпорациям, ко всяким организационным ячейкам, свойственная в высочайшей степени всей революционной эпохе, проявляется во всей своей силе. И тут еще автор статьи желает быть великодушным, желает верить рабочим. Но он считает долгом прибавить, что «это собрание было бы еще более опасно, если бы там принимались решения, противные общему интересу, если бы там затевались преступные стачки с целью остановки работ, если бы беспорядок и насилия, производимые некоторыми, хотя и не одобряемые большинством, исходили из этого очага».

Категорически признавши стачки преступными, организацию рабочих — опасной, просьбы рабочих о вмешательстве властей — неосновательными, автор обращается к вопросу об увеличении платы по существу, и здесь (и это тоже характерно) обнаруживается, что он, собственно, признает справедливость требований рабочих. Он «далек от того, чтобы считать плату в 2 ливра 10 су (т. е. 50 су, которые требовали рабочие) слишком высокой», и только думает, что для рабочих самих невыгодно устанавливать этот минимум, ибо способный работник может заработать и больше. А затем статья кончается выходкой против хозяев, которая написана в весьма враждебном тоне: «… мы им советуем поскорее отделаться от старых привычек, приобретенных при старом режиме; под сенью своих привилегий они долго мучили рабочих, они жирели от пота рабочих, но это счастливое [64] время уже прошло; большие и быстро составляемые состояния — не в духе конституции», — и автор рекомендует хозяевам быть сговорчивее и так устроить соглашение с рабочими, чтобы рабочий имел обеспеченное существование, а собственник почувствовал уменьшение в ценах (за постройки), т. е. автор желает, чтобы и рабочий получил то, что ему нужно, и чтобы предприниматели в то же время меньше брали с заказчиков за труд. Как же это возможно? Ответом должна служить вскользь брошенная им фраза об уничтожении пошлин на привозимые припасы.