Выстрел в чепчик - Людмила Милевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я же не вру, — возмутилась Роза.
Пупс, лежащий на полу от одного вида фингала жены, был очень трогателен, пускай и сам же он его подсветил. Такого Пупса не хотелось ни в чем подозревать. Я поняла, что мне у моей несчастной Розы больше нечего делать.
«То, что Пупс приходил в мой дом и после этого пропала стрела, — простое совпадение», — окончательно решила я.
Простившись с Розой и пожелав ей выдержки и здоровья, я ушла.
Я шла по улице и думала о Пупсе.
Я вспоминала, каким он всегда был трогательным, честным, чистым, наивным…
Пупс же писал стихи.
Да-да, он писал стихи, и неплохие стихи.
Пупс не просто писал стихи, он их декламировал так, что мороз продирал по коже. А как он играл на гитаре! А как пел!
"И Роза еще вспомнить не может, за что полюбила его, — с невыразимой грустью подумала я. — Да мы все его сразу же полюбили, как только услышали песни те.
А теперь Пупс уже не поет".
Глава 25
Задумавшись, я брела по улице и вдруг услышала за спиной громкий топот.
Оглянулась — Пупс. Он бежал, явно догоняя меня.
В руке он тащил огромную спортивную сумку.
— Виктор, — обрадовалась я, — ты уже пришел в себя!
— Как видишь, — ответил Пупс.
— А я только что о тебе думала.
— Что? — спросил он.
— Вспоминала, какие красивые песни ты пел.
Пупс глупо ухмыльнулся, протянул мне сумку и попросил:
— Подержи-ка, за сигаретами смотаюсь.
Я удивилась, но сумку взяла. Она была не очень тяжелая, но и не легкая. И черт меня дернул туда заглянуть. Глянула и обомлела.
— Умереть мне на этом месте, если это не арбалет, — прошептала я, рассматривая лежащую в сумке штуковину. — Вот тебе и Пупс!
— Ну как, заждалась? — услышала я голос Пупса и поспешно закрыла сумку.
— Да нет, все нормально, — ответила я.
— Ты сейчас куда? — спросил он.
— Никуда, так просто гуляю.
— Я тоже. Можно погулять с тобой?
Я удивилась, но ответила:
— Пожалуйста.
И мы пошли. Просто шли по улице. Пупс топал рядом и молчал, я тоже была задумчива. Мучил меня один вопрос, и, не выдержав, я спросила:
— Вить, а ты умеешь стрелять?
— Из чего? — спросил он.
— Да хоть из чего-нибудь.
— Из арбалета могу, — сказал Пупс и расстегнул свою сумку.
Я с трудом верила своим глазам, а он спокойненько достал арбалет, вставил в него стрелу и, почти не целясь, влупил в стоящее неподалеку дерево. И попал, что меня потрясло больше всего.
— Так это ты стрелял? — немеющим языком спросила я.
Пупс удивился:
— Ты о чем?
— Ну во всех нас стрелял ты?
Он усмехнулся, спрятал арбалет в сумку, туда же отправил стрелу, предварительно выдернув ее из ствола, и загадочно сказал:
— С этим надо поосторожней, это оружие, за него и срок дают, если разрешения не имеешь.
Я хотела развить эту тему, и, поверьте, мне было что сказать, да только Пупс слушать меня не стал. Он вдруг радостно крикнул:
— О! Это за мной! — и кому-то помахал рукой.
Я оглянулась на дорогу и увидела притормаживающую у тротуара белую «Волгу».
— Ну, покедова, — бросил Пупс, открыл дверцу «Волги» и был таков.
Я же, ошеломленная, осталась стоять на тротуаре.
В голове был такой бардак…
Нет, простите, я забыла, у нас, у русских, бардак — это когда порядок.
С этим «порядком» я домой и пришла. Баба Рая, увидев меня, испугалась.
— Ты что, дочка? — заранее жалея меня, спросила она. — Случилось что?
— Даже не знаю, — светила я и отправилась в спальню.
Полежав там на кровати, фортель Пупса обдумала и решила, что надо мне срочно увидеть Ларису.
Почему именно Ларису?
Да потому, что эта надоевшая всем стрела пропадала из трех мест: из дома Розы, из моего дома и из дома Ларисы. Из моего дома Пупс мог запросто взять стрелу при известных уже обстоятельствах, причем дважды.
Из дома Розы тем более. У Розы стрела пропадала тоже дважды, первый раз — когда стреляли в саму Розу, второй — когда стреляли в Тосю.
«Господи, — усомнилась я, — неужели Пупс стрелял в свою Розу? Он же ее обожает. А вот в Тосю Пупс запросто мог стрелять. Он ее недолюбливает, чтобы не сказать большего».
Потом стрела появилась вновь, уже у Ларисы. Казалось бы, здесь все очевидно — когда я пришла в тот раз к Ларисе, Пупс уже под вешалкой лежал…
Да, лежал, но взять стрелу он не мог. И не мог по двум причинам. Во-первых, он тогда вообще ничего не мог и вовсе не притворятся. А во-вторых, мы с Евгением отвезли его к себе домой и раздели. Стрелы при нем не было. Ему даже спрятать ее было некуда — в кармане плаща стрела не поместится, а кейса у Пупса не было. Следовательно, для того чтобы украсть у Ларисы стрелу, Пупс должен был к ней приходить еще раз, перед тем, как его принесли.
Я отправилась к Ларисе.
— Когда у тебя последний раз был Пупс? — прямо с порога спросила я.
Лариса даже не удивилась, так этот Пупс уже со своими фокусами прогремел.
— Да вот тогда и был, когда под вешалкой лежал, — ответила она.
— А перед этим он был у тебя?
Лариса задумалась.
— Да, был. На минуту заходил.
Я насторожилась:
— Зачем он заходил? «Чирик» занять?
— Какой «чирик»? — изумилась Лариса.
— Ну, деньги он у тебя занимал?
Лариса замялась. Я поняла, что занимал, но взял с нее слово не говорить об этом Розе. Теперь Лариса пребывала в задумчивости, проболтаюсь ли я Розе, если она проболтается мне.
— Говори, — подбодрила я ее, — Розе уже все равно.
Он каждый день где-нибудь занимает.
— Понимаешь, — призналась Лариса. — Он занял у меня крупную сумму минут за тридцать до того, как принесли его, невменяемого, те незнакомые ребята.
— А что ж ты молчала?
— Не хотела его выдавать. Он потому и адрес мой в кулаке держал. Записал, когда брал деньги.
— Он что же, адреса твоего не знает? — удивилась я. — Не один раз был у тебя с Розой.
— Зрительно, как попасть ко мне, знает, а письмо послать не смог бы.
Я изумилась:
— Он что же, почтой долг возвращать собрался?
— Да нет, с сотрудником. Сказал, мол, на работу приеду и сразу сотрудника с долгом пришлю.
— Прислал? — скептически поинтересовалась я.
Лариса пригорюнилась:
— Пока нет. Жду.
— Боюсь, долго ждать придется.
— Вот и я этого боюсь, — призналась Лариса. — А что делать?
— Пока не знаю, — огорчила я ее. — Будем думать.
Думать я, само собой, отправилась домой и, что удивительно при таких обстоятельствах, благополучно до дома добралась, но у самого подъезда напоролась на Старую Деву. Передать не могу, как обрадовалась она мне — дня три не виделись.
— Соседка, — уже издали закричала Старая Дева. — Соседка!
В последнее время она повадилась называть меня соседкой. За столько лет нашла наконец мне хоть какое-то название, что все же лучше, чем жить без имени.
— Куда ты пропала, соседка? — любезно осведомилась Старая Дева.
— Никуда не пропадала, — ответила я. — Вот, стою, держусь за ручку двери.
— Стой, — обрадовалась Старая Дева. — Вот так и стой. Хорошо стоишь и хорошо держишься. И выглядишь потрясающе.
С тех пор, как у меня появилась баба Рая, Старая Дева стала питать ко мне прям-таки добрые чувства.
Думаю, ненависть к бабе Рае затмила в ней ненависть ко мне. Душа Старой Девы была узка, много там не помещалось, поэтому и количество ненависти в ней было ограничено.
— Да-да, выглядишь потрясающе! — повторила Старая Дева, видимо, заметив сомнение в моих глазах. — Просто потрясающе!
Я никак не могла привыкнуть к ее доброте и потому с опаской спросила:
— Потрясающе плохо или потрясающе хорошо?
— Потрясающе хорошо, конечно, — заверила Старая Дева и, отбросив пустяки, принялась за основное:
— Ты в курсе, что Кузякины со второго этажа купили японский холодильник? — деловито осведомилась она. — Двухкамерный.
— Баба Рая что-то про это говорила, — вяло откликнулась я.
При упоминании бабы Раи Старая Дева поджала свои узкие губки и недовольно буркнула:
— Да, она крутилась во дворе, когда холодильник выгружали. Самохин как раз из подъезда с чемоданом выходил.
— Куда-то уехал? — в ответ на доброту Старой Девы и чтобы не показаться неблагодарной, спросила я.
Старая Дева встрепенулась, учуяв полноценный разговор.
— Тонька опять его погнала, — не скрывая удовольствия, заговорщически сообщила она. — Всех теперь убеждает, что будет развод. Ты веришь?
Я пожала плечами:
— Не знаю.
— Никакого развода не будет, — заверила Старая Дева. — Уже небось ему в общежитие звонит и умоляет вернуться обратно.
— И пускай возвращается, нечего глупостями заниматься, — ответила я, испытывая самые дружеские чувства к чете Самохиных.
— Он-то вернется, а вот Колднер к Кларе не вернется. Я знаю, он к любовнице ушел. И надо что-то делать с этой кошкой, — без всякого перехода вдруг сказала Старая Дева. — Повадилась, дрянь, на мой коврик гадить. Хочу ее занести.