Творения, том 1, книга 2 - Иоанн Златоуст

6. Я желал бы теперь доказать, что Бог непостижим не только для херувимов и серафимов, но и для начал, и властей и всякой сотворенной силы; но ум наш утомился, не от обилия, но от страшного содержания предметов речи. Душа трепещет и ужасается, долго занимаясь вышними созерцаниями. Низведем же с небес и успокоим ее, объятую ужасом, обратившись к обычному утешению. В чем это утешение? В молитве о том, чтобы страждущие этой болезнью когда-нибудь выздоровели. Если нам повелено умолять Бога о больных, о находящихся в рудниках и в тяжком рабстве и одержимых (демонами), то не гораздо ли более (нужно молиться) о таких людях? Нечестие хуже демона; неистовство бесноватых может быть прощено, а эта болезнь не имеет никакого оправдания. Вспомнив о молитве за бесноватых, я хочу сказать нечто вам, возлюбленные, для искоренения тяжкой болезни в церкви; странно было бы, - врачуя посторонних с таким усердием, оставить без внимания собственные члены. Какая же эта болезнь? Невыразимое множество народа собралось теперь и с таким вниманием слушает речь, а в самый страшный час я часто ищу его и не вижу и сильно вздыхаю, что, когда беседует сослужитель ваш, вы показываете великое усердие и напряженную ревность, теснитесь друг перед другом и остаетесь до конца; когда же предстоит явиться Христу в священных таинствах, то церковь бывает пуста и безлюдна. Достойно ли это прощения? Через такое нерадение вы лишаетесь всех похвал, заслуженных ревностью к слушанию. Кто из вас не осудит и меня, видя, что плод слушания так скоро у вас пропадает? Если бы вы усердно внимали сказанному, то доказывали бы свою ревность делами; а если по выслушивании тотчас уходите, это служит доказательством того, что не усвоили ничего из сказанного и не приложили к сердцу; ибо, если бы сказанное было внедрено в душах, то оно конечно удержало бы вас в церкви и возбудило бы в вас большее благоговение к страшным таинствам. А теперь, как бы выслушав какого-нибудь игрока на кифаре, вы удаляетесь без всякой пользы, как только умолк говорящий. Но какое слышится от многих холодное оправдание? Молиться, говорят, могу я и дома, а слушать беседу и учение дома невозможно. Ошибаешься ты, человек; молиться, конечно, можно и дома, но молиться так, как в церкви, где такое множество отцов, где единодушно воссылается песнь к Богу, дома невозможно. Ты не будешь так скоро услышан, молясь Владыке у себя, как молясь со своими братьями. Здесь есть нечто большее, как то: единодушие и согласие, союз любви и молитвы священников. Для того и предстоят священники, чтобы молитвы народа, как слабейшие, соединясь с их молитвами сильнейшими, вместе с ними восходили на небо. С другой стороны, какая может быть польза от беседы, когда с ней не соединяется молитва? Прежде молитва, а потом слово; так говорят и апостолы: "а мы постоянно пребудем в молитве и служении слова" (Деян. 6:4). Так и Павел поступает, в начале посланий совершая молитву, чтобы свет молитвы предшествовал учению, как свет светильника. Если ты приучишь себя молиться с усердием, то не будешь иметь нужды в наставлении сослужителей твоих, так как Сам Бог без всякого посредника будет озарять ум твой. Если же молитва одного имеет такую силу, то гораздо более - молитва с народом; у последней больше силы и гораздо больше дерзновения, нежели у молитвы, совершаемой дома и наедине. Откуда это видно? Послушай, что говорит сам Павел: "Который и избавил нас от столь [близкой] смерти, и избавляет, и на Которого надеемся, что и еще избавит, при содействии и вашей молитвы за нас, дабы за дарованное нам, по ходатайству многих, многие возблагодарили за нас" (2 Кор. 1:10-11). Так и Петр избежал темницы: "церковь прилежно молилась о нем Богу" (Деян. 12:5). Если же Петру помогла молитва церкви и извела из темницы этот столп (церкви), то, как ты, скажи мне, пренебрегаешь ее силой и какое можешь иметь оправдание? Послушай и самого Бога, Который говорит, что Его умилостивляют благоговейные молитвы многих. Так, оправдываясь перед Ионой по поводу тыквенного растения, Он говорит: "ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого не растил Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек" (Ион. 4:10-11). Не напрасно Он ссылается на множество жителей, но чтобы внушить тебе, что единодушная молитва имеет великую силу. Это я хочу объяснить вам и из человеческой истории.

7. Лет десять тому назад некоторые, как вы знаете, были обличены в стремлении к тирании. Один из вельмож, обвиненный в этом преступлении, с веревкой в устах был веден на смерть [1]. Тогда весь город сбежался на конское ристалище, вывели и рабочих из мастерских, и весь народ, сошедшись вместе, избавил от царского гнева человека осужденного и недостойного никакого помилования. Так, желая смягчить гнев земного царя, вы все стеклись с детьми и женами; а, намереваясь умилостивить Царя небесного, и избавить от Его гнева не одного человека, как тогда, и не двоих, троих или сто, но всех грешников вселенной и освободить одержимых демоном из сетей дьявола, неужели вы будете оставаться вне церкви и не стечетесь все вместе, чтобы Бог, воззрев на ваше единодушие, и тех освободил от наказания и вам простил грехи? Если в это время ты будешь находиться на рынке, или дома, или в необходимых занятиях, то неужели не разорвешь все эти узы сильнее всякого льва, и не придешь к общей молитве? Какую же, скажи мне, возлюбленный, ты будешь иметь в таком случае надежду на спасение? Не люди только одни здесь страшно взывают, но и ангелы припадают к Владыке и архангелы молятся. Самое время благоприятствует им, самое жертвоприношение содействует. Как люди, взяв масличные ветви, потрясают их перед царями, напоминая им этими ветвями о милости и человеколюбии; так точно и ангелы, представляя вместо масличных ветвей самое тело Господне, умоляют Владыку за род человеческий, и как бы так говорят: мы молимся за тех, которых Сам Ты некогда удостоил такой любви Своей, что предал за них собственную Свою душу; мы изливаем моления за тех, за которых Сам Ты пролил кровь; мы просим за тех, за которых Ты принес в жертву Свое тело. В это время диакон вводит и одержимых (демонами), повелевая им только наклонить голову и таким положением тела совершать моление, так как им не позволительно молиться вместе с общим собранием братьев. Поэтому он и вводит их, чтобы ты, сжалившись над ними, над их несчастием и безгласностью, по собственному дерзновению ходатайствовал за них (перед Богом). Итак, зная все это, будем стекаться в этот час, чтобы привлечь милость и обрести благодать и благовременную помощь. Вы похвалили сказанное, приняли увещание с великим шумом и рукоплесканием; но чтобы вам выразить эти похвалы мне и делами, вот наступает время для выражения послушания: после увещания последует молитва. Такой я ищу похвалы, такого рукоплескания - посредством самых дел. Убеждайте же друг друга стоять так, как стоите; а кто уклонится от порядка, того старайтесь удержать, чтобы, получив двойную награду, и за собственное усердие и за попечение о братьях, вы могли с большим дерзновением изливать моления, и умилостивить Бога, и получить здешние и будущие блага, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава и держава во веки веков. Аминь.

[1] Вероятно, один из тех Феодоров, которых император Валент с 374 г. преследовал по подозрению в домогательстве верховной власти. Созомена, Церк. Ист. Кн. VI, гл. 35.

СЛОВО ЧЕТВЕРТОЕ.

ДОКАЗАВ раньше, что Бог непостижим для людей, и даже для херувимов и серафимов, можно было бы оставить этот предмет и не продолжать более; но так как наша ревность и заботливость клонится не к тому только, чтобы заградить уста противников, но и к тому, чтобы более научить вас, возлюбленные, то коснемся опять того же предмета и продолжим речь. Занятие этим предметом и вам сообщит более познаний, и нам доставит славнейшую победу, истребив остаток (ереси), какой мог еще удержаться. Так и вредные растения надобно не только срезывать сверху (иначе они снова вырастают от корней, находящихся внизу), но и вырывать их из самых внутренних недр земли и выбрасывать открытыми на солнечный зной, чтобы они скорее засохли. Итак, я словом возведу вас опять на небо, не для того, чтобы испытать и исследовать (небесное), но чтобы уничтожить неуместную любознательность тех, которые не знают самих себя и не хотят знать пределов человеческой природы. Для этого я весьма обстоятельно показал вам, как для праведника было невыносимо явление не только Бога, но и ангелов; излагая вам всю эту историю, я неоднократно замечал, как блаженный Даниил бледнел, трепетал и находился в состоянии, не лучшем состояния обмирающих, когда душа порывается расторгнуть узы плоти. Как ручной и смирный голубь, живущий в каком-нибудь домике и испуганный чем-нибудь, в страхе взлетает к потолку и старается вылететь через окна, чтобы освободиться от испуга, так точно и душа этого блаженного мужа старалась выйти из тела, всячески порывалась вон и вышла бы, отлетела и оставила бы тело бездушным, если бы ангел не поспешил тотчас же избавить ее от смущения и не возвратил опять в собственное ее жилище. Это я говорил тогда для того, чтобы эти люди, узнав, как велико различие между ангелом и человеком, и вразумившись превосходством небожителя, отстали от своего безумия в отношении к Господу. Праведник, имевший такое дерзновение, не мог смотреть на ангела; а они, столь далекие от его добродетели исследуют не ангела, но Самого Владыку ангелов. Даниил укротил ярость львов, а мы не можем одолевать даже лисиц; тот расторг пополам дракона и дерзновением перед Богом победил природу зверя, а мы боимся и малейших пресмыкающихся; тот остановил царя, свирепствовавшего подобно льву, и, явившись, укротил гнев Навуходоносора, устремившийся против толпы иноплеменников сильнее всякого пламени, и озарил светом все сокровенное. Но и этот просветитель, увидев пришедшего к нему ангела, был объят ужасным мраком. Какое же оправдание будут иметь те, которые усиливаются постигнуть блаженное естество Божье? Но на этом я не остановил тогда своей беседы, а возвел речь и к мудрым силам, сказав о том, как они отвращают свои взоры, закрываются крыльями, выпрямляют свои голени, непрестанно славословят, равно как и о том, что всем этим бестелесные силы обнаруживают свое изумление и ужас. Чем они мудрее, чем ближе нас к неизреченному и блаженному Существу, тем более нас знают непостижимость Его; потому что высшая степень мудрости производит высшую степень благоговения. Я сказал вам, что такое неприступное, сказал, что оно значит гораздо более чем непостижимое, присовокупил и причину, состоящую в том, что непостижимое оказывается непостижимым после исследования, а неприступное не допускает и приближения и начала исследования, приведши пример моря. Заметил я, что Павел не сказал о Боге: будучи светом неприступным, но: "обитает в неприступном свете" (1 Тим. 6:16); а если жилище неприступно, то тем более - живущий в нем Бог. Это говорил Павел не для того, чтобы ограничить Бога местом, но чтобы точнее выразить непостижимость и неприступность Его. Указал я и на другие силы, на херувимов, и сказал, как над ними являлась твердь, кристалл, подобие престола, вид человека, пламень, огонь, дуга; и после всего этого пророк сказал: "такое видение подобия славы Господней" (Иезек. 2:1). Во всем этом я показал вам снисхождение Божье, которое, однако, невыносимо и для вышних сил.