Мануэла - Карлос Маноэль

— Ваша комната готова, сеньорита, — сообщил он ей, намекая на то, что пора идти спать. Словно она была той маленькой девочкой, какой он запомнил ее до отъезда в колледж. — Сегодня у вас был очень напряженный день, может быть, вы пойдете отдыхать? — В последних словах проскользнули нотки назидания.

— Нет, Бенигно, — решительно отвергла его предложение Исабель, подымаясь. Хотя она действительно устала и с удовольствием послушалась бы старого слугу. Но еще не до конца рассказана Бернардой странная история, имеющая к ней почему-то непосредственное отношение. И она обязана ее дослушать. Кажется, слишком многое скрывается за этой историей. Уже в дверях, Исабель обернулась к огорченному ее отказом идти отдыхать слуге. — Ты прав, сегодня выдался очень трудный день, Бенигно, но я не усну все равно, пока не узнаю все до конца!

— Но, сеньорита... — попытался переубедить ее Бенигно.

Исабель прервала его.

— Нет, Бенигно, нет! Я сказала, и этого для тебя должно быть достаточно. Ты просто забыл, что я уже взрослая. Кто бы ни звонил, меня нет дома! — Исабель легко взбежала на второй этаж и подошла к комнате матери. Оттуда доносился громкий голос Бернарды. Она что-то доказывала мадам Герреро.

„Снова они спорят, и снова Бернарда позволяет себе повышать голос на маму!" — входя в комнату, подумала Исабель.

Бернарда стояла у спинки кровати, крепко сжимая металлическую дугу, что шла поверх, и горячо говорила:

— Я хочу только одного, мадам, — рассказать всю правду, то, как это происходило на самом деле!

— Или преподнести все в выгодном для тебя свете, — возразила мадам Герреро.

Обе женщины были так увлечены спором, что не заметили появившуюся на пороге Исабель.

— Это неправда! — закричала Бернарда, сложив перед собой руки, словно клялась в церкви перед распятием Христа.

— Что случилось опять? — прервала их спор Исабель, подходя к кровати матери. — Почему вы все время ссоритесь, стоит только оставить вас наедине? Бернарда, ты снова позволяешь себе повышать голос на мою маму? К чему столько крика?

— Просто кое-что в этой истории происходило не так, как рассказывает Бернарда, — заявила мадам Герреро. — Ей очень хочется выгородить себя, предстать перед нами невинной жертвой. Но я этого не позволю!

— Я говорю только правду! — вновь закричала Бернарда, забыв о том, что Исабель не нравится, когда она повышает голос на мадам Герреро. — Оказавшись брошенной, беспомощной, одинокой, эта несчастная девушка уехала! Уехала в Буэнос-Айрес. И тогда... — Бернарда посмотрела на мадам Герреро и почему-то замолчала.

— И что тогда? — спросила ее Исабель. — Продолжай дальше, Бернарда.

— Нет, Исабель! — остановила ее и собиравшуюся продолжить рассказ Бернарду мадам Герреро. На этот раз она уже не выглядела слабой и беспомощной, какой была еще минуту назад. Глаза ее снова сверкали. Тонкая сухая рука была властно поднята вверх. Наверное, именно так поднимали вверх руку коронованные особы, призывая подданных к вниманию и повиновению. — Будет справедливо, если эту часть истории расскажу тебе я.

— Но, мама, разве ты тоже знаешь эту историю? — удивилась Исабель.

— Да, — кивнула мадам Герреро, устраиваясь поудобнее на подушках. — Мало того, некоторые главы этой истории развивались далеко не так, как рассказывает она. — И вновь рука мадам устремилась в сторону Бернарды, сидевшей сейчас молча на стуле и утратившей весь свой пыл. Мадам помолчала, собираясь с мыслями, и заговорила, прищурив глаза, словно стараясь получше рассмотреть давние события: — Однажды, во время страшной бури, какой давно не видывала здешняя земля, когда небо раскалывалось пополам от молний, а горы сотрясались от ударов грома...

— Но, сеньора! — вдруг взмолилась Бернарда. — Ведь это было гораздо позже? — Бернарда повернулась к Исабель. — Исабель, ты помнишь, о чем я рассказывала? — И, не дожидаясь ответа, словно не доверяя ее памяти, начала торопливо напоминать ход событий: — Дело происходило в маленьком поселке на Сицилии. Девушка поняла, что она беременна. Потом она узнала, что ее возлюбленный оказался негодяем и бросил ее на произвол судьбы с ребенком в чреве из страха быть убитым братьями девушки. Они не успели ему отомстить за поруганную честь семьи, ибо он уплыл в лодке и покинул Сицилию. — Бернарда говорила торопливо, словно опасалась, что ее могут прервать в любой момент и она не успеет рассказать все до конца. — Девушка понимает, что если только братья узнают о ее беременности, они немедленно убьют ее. Законы Сицилии жестоки по отношению к таким, как она. Честь семьи тут ставится выше жизни того, кто опозорил семью. Девушка понимает прекрасно, что ей ни в коем случае нельзя оставаться в поселке. У нее есть лишь один выход — бежать!

— И что? — Исабель опять была захвачена разворачивавшимся сюжетом. — Она решила убежать? Одна? Куда? К кому? Ведь она ни разу не уезжала дальше соседнего поселка. И у нее, наверное, не было для этого денег? Как она решилась на бегство? Тем более так далеко — в Буэнос-Айрес.

— Дело в том, что туда когда-то уехали их близкие родственники, — пояснила Бернарда, вдохновленная вспыхнувшим вновь интересом Исабель. — Деньги у нее были, правда немного, но их должно было хватить. Она знала об этих родственниках по рассказам матери. Кузина Джулия, посоветовавшая в свое время обратиться к старой знахарке, да еще несколько тетушек втайне от ее родителей и братьев помогли ей с деньгами, чтобы она могла оплатить дорогу. До того часа, пока Бернарда не очутилась на борту корабля, отплывавшего в Буэнос-Айрес, она не чувствовала себя в безопасности. В любой момент все могло выплыть наружу и закончиться трагически для нее. Но наконец, все осталось позади, и она отправилась в долгое путешествие.

Бернарда помолчала, собираясь с мыслями. Мадам Герреро не прерывала ее. Если раньше Бернарда спешила, боясь, что ее могут прервать, то сейчас она не торопилась, уверенная, что ей дадут возможность довести рассказ до конца.

— Это путешествие было ужасным, — продолжала Бернарда. Когда она начала рассказывать о самом путешествии, ее даже передернуло, настолько неприятны были воспоминания. — Погода почти все эти дни, которые показались ей долгими годами, стояла неспокойная. Морские волны кидали корабль то вверх, то вниз. Девушка очень страдала от качки. А тут еще и беременность. Ей было так плохо, что она пролежала всю дорогу пластом, не подымаясь. Временами состояние ее становилось столь невыносимым, что ей хотелось броситься за борт и покончить раз и навсегда с мучениями. И лишь мысль о ребенке, который жил в ней и поминутно напоминал о себе, удержала ее от самоубийства.