Записки нечаянного богача – 3 - Олег Дмитриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зови уж меня баба Дага, Дима, как и все. А как мне не узнать по запаху наш жемайтский суп? Я же маму Василя рецепту сама научила. Только он, как и Лида-покойница, тмину лишку кладёт.
Вот это номер! Через всю палату, в корзине, в банке, завёрнутой в какой-то плотный плед. С первого вдоха.
— Баба Дага, давайте так: вы покушайте, соберитесь без спешки, мы часика через два заедем и заберём вас с Милой. Есть важное дело вечером, и без вас никак не решить, — старательно избегая подробностей, предложил я.
— Дело, говоришь? А я-то думаю, что за вонь такая знакомая, могильной гнилью отдаёт. Неужто и тебя Вупыр обработал? — старуха выпрямила спину, наклонилась вперед, чуть опустила голову и развела руки. Выглядела она настороженно и яростно. Как ворона, защищавшая гнездо. — Тоже будешь советовать отдать земли наши этой твари⁈
— Не обижай меня, Дагмара Казимировна, не заслужил, — ответил внутренний реалист с достоинством, но неожиданно сухо. Бабка вздрогнула и словно повела глазами, которых не было, по палате, будто ища того, кто говорил с ней моими словами. — Я встречался со Стасом. И встречусь ещё раз. Надеюсь, последний. Уговор у нас с ним получился. Меняться станем.
— Ну так и меняйся, мы-то вам на что? Я от них, мразей, достаточно натерпелась, мне с ними ни делить, ни менять нечего, — она вскинула подбородок. Гордая. Слабая, бедная, измученная, но не побеждённая. Вот так выглядит подлинный шляхетский гонор, дворянская честь по-здешнему, а не все эти современные глупости и лишние бестолковые понты.
— Он вернёт тебе всё, что обманом забрал у Георгия, — твёрдо сказал я.
— С чего бы ему? Осовестился на старости лет? — недоверчиво-язвительно спросила она.
— А ты отдашь ему сына, — закончил я.
Дагмара прижала руки к щекам. На соседней кровати завозилась Мила, порываясь то ли встать, то ли что-то сказать, но Лорд прошептал ей что-то на ухо и она замерла.
— Ты… — тихо прошептала старуха.
— Я. Отвели Боги сразу удавить подонков, хотя и хотелось очень. И сейчас хочется. Но если можно поменять это дерьмо на ваш покой — я поменяю. А там уж как получится.
— Не верь ему, Дима. Гнилая душа у Мордухаев, слишком долго безнаказанными ходили, ничего святого не осталось в них, — она говорила тихо, встревоженно.
— Я очень мало кому верю, баба Дага. Но мы встретимся сегодня со Стасом. И сына ты ему отдашь. А там — как пойдёт. Кушайте, собирайтесь, мы приедем через два часа. День будет долгим. Серёга, по коням, — обратился я к Ланевскому.
— А я-то вам зачем? — растерянно спросил он.
— Нам ты за всем, — ответил Тёма, опередив меня. — Ты тут вторые сутки без душа и смены белья, а это — моветон! И, наверное, нужно кому-то кольцо купить, правда?
— А? — ум не спешил возвращаться в бывшего банкира.
— Война! — выдержав паузу, заставившую меня напрячься, тонко и по-военному смешно пошутил Головин. — Оставь невесту в покое, тут периметр под охраной, это я тебе говорю. И пошли с нами — дел прорва.
Раджа вёз нас в гостиницу. Впереди и позади ехали тонированные внедорожники с российскими номерами. Головин, сидевший рядом, постоянно что-то писал и кому-то звонил, проверяя какие-то посты и связки, что бы это ни означало.
— Дим, а почему она Коровина, а не Воронина или там Воронова? — впервые открыл рот Сергей.
— Наверное, по тому же, почему я Волков, а ты — Ланевский. Двойные фамилии в советское время мало кто решался оставить, как буржуазный пережиток или что-то вроде того. Бонч-Бруевичей и прочих Лебедевых-Кумачей по пальцам можно было пересчитать. Наверное, тогда и Корвин-Литвицких «переписали». Ворон по латыни — Corvinus. Вот и показалось, скорее всего, кому-то, что народный Коровин гораздо лучше непонятного Корвина. А род древний, с историей. Какой-то центурион был в Римской империи, что сражался с вороном на шлеме. Правда, по некоторым данным, до получения римского подданства он наемником был. Из этих мест родом.
— С ума сойти, — в зеркале было видно, как он трёт лицо ладонями, пытаясь собраться с мыслями. — Никогда такого не бывало со мной. Я с ней рядом будто тону — ничего вокруг не вижу и не соображаю. Как будто колдовство какое-то.
— Насчёт колдовства — это вон к Волкову, он у нас колдун первостатейный. На минуту отвернуться нельзя, как вокруг него сразу то шаманы, то ведьмы, то привидения. Теперь вот упыря нашёл. И чего тебе только на океане не сиделось? — хмуро бубнил Головин, не отрываясь от телефона. — А тебе, Серёг, я вот что скажу. Я в семейных делах советчик никакой, конечно, но если ты продолжишь ей в глаза смотреть и слюни пускать — ничего путного у вас не сложится. Младенчик со слюнями потом по сценарию должен появиться. А мужик должен быть хозяином и защитником, опорой, а не «позвольте ручку облобызать». Хотя глаза красивые, конечно. А-а-а, хотя кому я это говорю — нас же один хрен постреляют или взорвут сегодня…
— Стоп, как это — постреляют или взорвут? — вскинулся Лорд.
— Как? Пиф-паф или бабах, как обычно. Да ты ж всё проспал там, в больнице! Волков тут у местного крестного отца активы отжимает, ну так, немножко, по-волковски: город и область. Похитил сына у него и принуждает к невыгодному обмену, шантажист и вымогатель. Так что если не ляжем — то уж наверняка сядем. Вы, господа, какую баланду предпочитаете? — нет, с чувством юмора ему точно надо что-то делать. Хотя эффект был, пусть и шоковый — Серёга отмер и начал сыпать вопросами. И, когда мы подъезжали к гостинице, уже орал в трубку на Валентина, чтоб тот бросал все, хватал задницу в горсть и немедленно летел в Могилёв.
А я водил глазами по сторонам и всей шкурой чуял опасность. Хмурое небо, противный дождик, сырой асфальт, мокрые стены и подслеповатые тусклые окна на них — всё злило. И очень не хватало Буцефала.
Мытые, бритые и нарядные, мы сидели на фудкорте торгового центра. Ну, вернее, нарядным был Лорд, к которому наконец вернулась утраченная рассудительность. Мы с Головиным просто были во всем чистом, в связи с чем тот не переставал несмешно шутить. Будто бы рассчитывал, что обилие дурацких шуток