Американский принц (ЛП) - Симон Сиерра

— Я собираюсь… — я замолчал, это уже происходило, темный смех Эша звучал в моих ушах, пока он продолжал передергивать мне во время моего оргазма. Через несколько минут он снова кончил с низким рычанием и вышел из меня после того, как его конвульсии замедлились. Я думал, что на этом все, но когда я увидел — что-то совершенно невероятное — что он все еще был твердым, то знал, что это не так. Он перевернул меня на спину и с нетерпением стянул мои сапоги и брюки, а затем снова вошел в меня.

— Тебе нравится, быть оттраханым вот так? — спросил он, прижимаясь грудью к моей груди, животом — к моему животу, теперь мой член был зажат между плоскими мышцами наших животов. Всякий раз, когда он отстранялся, на поверхности его идеально вылепленного пресса появлялись мазки крови и предсемени.

Мы оба застонали при виде крови.

— Да, — удалось выдавить мне.

О, боже, мой член ни за что бы ни смог снова подняться, ни за что не смог бы кончить, но это произойдет, я уже это чувствовал. Эш наклонил голову, чтобы прихватить губами меня за подбородок, и я повернулся к нему и смотрел на его лицо лихорадочными глазами. Теперь он был всего лишь полумонстром, и в его лице я снова видел своего Ахилла, мужчину, который танцевал со мной, и было ли неправильно, что я так жаждал их обоих? И мужчину, с которым танцевал, и мужчину, который вбивался в меня?

И тут Эш замер, лишь на мгновение, и рукой провел по моей щеке.

— Ты так прекрасен в лунном свете.

Он просунул под меня руку, обнимая и трахая. Его теплые твердые губы нашли мои и поцеловали, из-за чего воздух покинул мои легкие. Когда мы кончили, мы кончили мягко и болезненно, наши пальцы вонзились в спины друг друга, а наши зубы — в шеи друг друга.

До этого момента я никогда не был религиозным или одухотворенным. Впервые в жизни я почувствовал, что бог может существовать, и если был бог, он или она создали человечество именно по этой причине, именно для этого липкого, перехватывающего дыхание, эротического болезненного момента.

После Эш вытер и снова перевязал рану, которая открылась, дал мне вторую дозу морфия, использовал остатки марли и спирта, чтобы очистить кровь и сперму, которые окрасили нас обоих.

— Конечно же, это должно было быть кровавым, — пробормотал я, новая порция морфия уже текла по моим венам.

— Хм? — спросил Эш, проверявший мою повязку.

— Это просто… это кажется правильным. Что все произошло именно так. С болью и насилием.

Эш молчал, пакуя вещи, а затем, помогая мне надеть футболку и куртку.

— Все не должно произойти именно так, — наконец-то сказал он. — И в следующий раз произойдет не так.

— Ты говорил это в своем письме, — сказал я.

Эш привел все в порядок, а затем сделал что-то неожиданное: лег рядом со мной и прижал меня к своему боку, мое раненое плечо было вверху, а голова на его груди. Это было немного нелепо — я был выше, отчего мои ноги чуть выступали дальше его ног, но, тем не менее, это ощущалось хорошо. Это ощущалось правильно.

— Я сказал именно то, что думал, — сказал мне Эш. — Я могу быть любым мужчиной, каким ты захочешь. Так долго, пока могу быть твоим мужчиной.

Я вздохнул.

— Я не хочу, чтобы ты менялся ради меня.

— Эмбри, это брехня…

— Нет, — прервал я, — ты не понимаешь то, что я говорю. Нет, «я не хочу, чтобы ты менялся ради отношений», а «я вообще не хочу, чтобы ты менялся, особенно ради меня, потому что я хочу, чтобы ты был таким, какой ты есть». Кроме того, не думаю, что ты сможешь измениться, Эш. Думаю, ты мог бы попробовать на какое-то время. Думаю, ты мог бы это скрыть, если бы пришлось. Но я думаю, что внутри тебя всегда будет зудящий темный угол, кричащий в темноте, чтобы его высвободили. Это съест тебя изнутри.

Мы долго лежали, слушая ветер в листьях и звуки ночных животных. Рука Эша лениво скользила по моей руке, и, несмотря на самый грубый секс, который у меня когда-либо был, несмотря на пулевые ранения и на то, что мы застряли посреди зоны военных действий, я почувствовал какое-то приятное умиротворение. Я понял, что все дело было в Эше. Эш заставил меня это почувствовать. Чувствовать себя защищенным и лелеемым, хотя я уже был очень хорош в том, чтобы защищать и лелеять самого себя. Но все было иначе, когда это исходило от кого-то другого, полагаю, все социальные пружины человеческого мозга были созданы, чтобы вознаградить чувство внимания, исходящее от другого человека.

Впрочем, это не казалось какими-то пружинами. Это было похоже на раскаленную магию, тайную алхимию, которые были созданы скольжением его пальцев по разорванному рукаву моей куртки и устойчивыми ударами его сердца под моим ухом. Забавно, что он предупреждал меня, что я окажусь на земле со слезами на глазах, и именно так и было, я лежал на земле с глупым счастливым теплом, покалывавшим мои веки, за исключением того, что мое тело заполняла его теплота, а мои слезы скатывались на его покрытую курткой грудь, а не в грязь.

— Не знаю, почему я такой, — сказал Эш после нескольких долгих минут. — И я перехожу от принятия вещей, которых хочу, к ненависти из-за того, как они мне нужны. Но если ты, Патрокл, не возражаешь из-за того, какой я, то я постараюсь не беспокоиться об этом. До тех пор, пока ты не исчезнешь.

— Я покончил с бегством от тебя, — честно сказал я. — Я пробовал, и это не имело значения… ты преследовал меня, куда бы я не поехал.

— А ты преследовал меня, — пробормотал он, переворачиваясь, чтобы снова прижаться губами к моим губам. — Мой маленький принц.

И вот так начался очередной акт нашей трагедии.

ГЛАВА 16

Эмбри

Настоящее

Вертолет коснулся земли с толчком, но Грир не проснулась. Я ее не виню — между похищением и спасением, последние четыре дня были для нее адом, на самом деле, адом для всех нас, но больше всего для нее. Я помню ее лицо в окне, когда Мелвас касался ее. Еще я помню ее слезы и связанные руки, хватающиеся за меня, когда я стоял у ее постели позже.

Я уже однажды чувствовал такое и сам — этот дезориентированный прилив благодарности и страха, любви и саморазрушения. Как я мог ей отказать, когда требовал того же самого от Эша после того, как я чуть не умер?

Как я мог отказать ей, когда это означало отказаться от прошлых и нынешних версий меня?

Вертолетная площадка в Кэмп-Дэвид заполняется людьми, когда винты вертолета замедляются, и я ожидаю, что Люк или какой-нибудь другой агент будет ожидать у двери. Не знаю, почему, ведь я должен был знать, что там будет Эш, стоящий с глубокими кругами под глазами и черной щетиной, которая перешла в стадию густой и восхитительно отросшей. Он опускает голову, чтобы забраться внутрь, и его лицо, когда он видит Грир, меня пронзает из-за всех тех чувств, которые у меня появляются — ревности, любви и гордости. И гнева, гнева больше всего. Не самый старый гнев, который мне принадлежит, но достаточно старый. Гнев войны.

Этот пронзающий взгляд на лице Эша — из-за Мелваса. Эта единственная слеза скользит по щеке Грир, когда она открывает глаза и понимает, что она в безопасности дома, и ее сэр здесь, чтобы поднять ее на своих сильных руках — эта слеза так же лежит на плечах Мелваса. И хреново то, что слеза и взгляд могут иметь такое же значение, как и пуля в моем плече, как и горящая деревня, как и тела мужчин, которых я поклялся защищать в тех богом забытых горах. Но мне все равно. Мне просто все равно, и я обещаю себе здесь и сейчас, что Мелвас больше не сможет причинить боль людям, которых я люблю. Я об этом позабочусь, так или иначе. Каким-нибудь образом.

Эш расстегивает ремни безопасности Грир и выносит ее из вертолета. Я следую за ним, чувствуя себя странно неуместно, пока мы направляемся к большому дому. Ветерок начала лета развевает длинные светлые золотистые волосы Грир, развевает воротник рубашки Эша, и они так красивы вместе, идеальная пара, Герой Америки и Любимица Америки. Картинка для идеального любовного романа.