О вас, ребята - Александр Власов

— Сейчас мы расправимся с этой ведьмой! — сказал он, выслушав ребят. — Устроим ей концерт самодеятельности…

«Обработав» левый край села, бабка Мотря возвращалась домой, чтобы пополнить запас чеснока и пойти в правую сторону.

И вдруг, когда до ее избы оставалось метров пятьдесят, что-то сухо щелкнуло — и прямой, острый, ослепительный луч света уперся в жалкую скрюченную фигуру старухи. От неожиданности Мотря вскрикнула, выпустила из рук корзинку и шлепнулась на пыльную дорогу.

— Ра-а-атуйте! — вопила бабка не своим голосом. — Ка-рау-у-ул!

Она никогда не видывала электрического света.

— Настал конец свету! Свету конец! — причитала она, разводя руками. — Суд идет! Страшный суд!

Старуха сгребла пригоршню пыли и высыпала на голову.

И, точно раскололась ночь, закричала, загалдела толпа колхозников, собравшихся у сарая, в котором стоял трактор с зажженными фарами. Одни смеялись над сидящей посреди дороги ослепленной, очумевшей бабкой. Другие — позлее — ругали ее. Особенно старались одураченные Мотрей бабы и среди них — Анфиса. Она первая сорвала длинную крапивину и пошла к старухе. За ней, треща как пулемет, подалась бабенка, подносившая утром подойник к носу председателя. А там уже и остальные колхозницы угрожающе двинулись к Мотре.

Выручил ее тракторист. Пожалел он старуху — отключил фонари от аккумулятора. Бабка очнулась, с быстротой кошки перебралась через канаву и засеменила по тропе между изб. Эта тропка вела в соседнюю деревню, где жила сестра Мотри.

— Не думай возвращаться! — крикнула вслед Анфиса.

— А хоть и вернется — не страшно! — сказал председатель. — На днях фельдшер у нас поселится. Больница направила…

Когда улеглось оживление и смолкли пересуды, председатель шутливо сказал:

— Повестка дня исчерпана… Закрываю собрание! Спать, что ли? Или на работу пора?.. Зорька…

По восточному краю горизонта будто мазнули кистью с бледно-желтой краской. Близилось утро.

— Можно и на работу, — позевывая, ответил тракторист. — Только ты, председатель, давай мне сменщика! Трактор железный, а я-то нет!

— Бери! Вот он! — ответил председатель и подтолкнул Захарку к трактору. — Выучи — и будет тебе сменщик!

Тракторист посмотрел на Захарку.

— А что! Рука у парня легкая!

— Договорились? — спросил председатель.

— Договорились!

Председатель взял Захарку за плечо и хотел сказать что-то ласковое, теплое, а вышло у него сухо и буднично:

— С сегодняшнего числа буду начислять тебе трудодни!

Захарке эти слова показались ласковее самой нежной музыки.

Урман Одноглазого

Урманы — это самые густые и труднопроходимые места сибирской тайги. Стоят здесь темнохвойные гиганты тридцатиметровой высоты. Стоят плотно, накрепко переплетаясь ветвями, преграждая путь солнечным лучам. Земля в урмане покрыта моховой шубой, на которой медленно гниют павшие деревья. Сюда никогда не доходят ни лучи солнца, ни порывы ветра. В полутьме нижнего этажа теплится скрытая от всех, глухая таежная жизнь.

Урман умеет хранить тайны. Много лесных драм знает он. Много человеческих судеб похоронено в непроходимой чащобе. Но кто осмелится раскрыть секреты урмана? Какой человек без особой нужды полезет в дебри, которые старается обходить стороной даже царь тайги — медведь?

Один из таких урманов, прозванный урманом Одноглазого, начинался в шести километрах от прииска.

За годы советской власти прииск превратился в обширный поселок с клубом, школой, баней, хлебопекарней и кирпичной конторой. По новым столбам дошло до поселка электричество и радио. Мощенная булыжником дорога связала прииск со станцией.

Изменилась жизнь бывших старателей.

Только урман Одноглазого не изменился. Ни одна тропка не пересекла мрачный лесной массив, по сравнению с которым окружающий лес казался городским парком. И дремал урман, отгородившись от людей непроницаемой стеной толстых стволов.

Но человек настойчив и пытлив. Дошел черед и до урмана. Первыми взялись за его исследование приисковые мальчишки.

В Москве, Ленинграде, в других городах и даже деревнях, расположенных поближе к крупным центрам, давно уже существовали пионерские отряды. На прииск организационная волна докатилась с опозданием и принесла ребятам не только радость, но и огорчение.

Стоило в клубе на одной из дверей вывесить дощечку с надписью «Пионерская комната», как ожила забытая история.

Золотоискатели — народ суровый и прямой. Честь свою они оберегают крепко. Слово «пионер» напомнило им давно исчезнувшего старателя, судьба которого не была выяснена до конца. Большинство старожилов считали его предателем.

У этого золотоискателя был, как говорили, «талан». Он первый отыскивал новые золотоносные жилы и поэтому получил прозвище Пионер. Одноглазый от рождения, он был нелюдим, жил одиноко и, несмотря на постоянную удачу, богатства не скопил. Все, что получал от перекупщиков за добытое золото, уходило у него на новые поиски. Пионер набирал партию рабочих, а то и один направлялся в тайгу и пропадал там месяцами.

Судя по слухам, вскоре после революции разведал он в глубине урмана богатейшую золотую жилу и в доказательство принес большой самородок. Но как раз в тот день на прииск нагрянула банда унгерновцев[1]. Старатели ушли в тайгу, а Пионер пропал. Говорили — продал и себя, и золото белогвардейцам и перебрался в Маньчжурию.

Родной брат Пионера — Кедров Игнат Демидович — и сейчас работал на прииске. Одно время его вызывали в областной центр, где проводилось следствие по делу о Пионере. Игнат Демидович ничего определенного сказать не мог. Его оставили в покое. Дело сдали в архив.

Постепенно забывалась темная история Пионера. А молодежь — та даже и не знала, почему урман называется так странно: урман Одноглазого.

Дощечка на двери пионерской комнаты разворошила прошлое. Упрямые старики недовольно брюзжали в бороды: «Не могли уж лучшего имени для ребят придумать!»

Пионеры считали, что на их организацию легло пятно. Были они в отцов — крутые, гордые. Собрались они на сопке за поселком, встали в круг под суровой, как судья, вековой елью и вывели на середину Тита Кедрова — сына Игната Демидовича.

— Что скажешь? — спросил Олег Поземов, неделю назад выбранный командиром пионерского отряда. — Из-за твоего дядьки нас позорят!

Тит повертел лобастой головой, глядя прямо в глаза товарищам, и сказал:

— Срок дайте.

Будь на его месте другой парень, не такой решительный, смелый и добрый, никакого срока бы не дали. Отколотили бы сгоряча и здесь же, на сопке, исключили бы из отряда. Но с Титом считались — сроку дали ровно сутки.

Вечером в тот же день Тит за ужином потребовал у отца и матери объяснений.

Мать возмутилась тоном сына. Но отец остановил ее:

— Не горячись. Бывают случаи, когда родители должны держать ответ перед детьми.

И он рассказал сыну все, что знал о своем брате. А знал Игнат Демидович ничуть не больше, чем любой старожил прииска.

Тит спросил:

— Ты, значит, не веришь, что он подлец? Почему?

— А потому что у него сто раз была возможность стать подлецом. Какие жилы он откапывал! За год в миллионеры мог вылезть. У иных руки тряслись от жадной зависти! А он продаст находку за бесценок — и снова в тайгу! Сдается мне, не золото манило его: очень уж он безразлично к нему относился… Да и душа у человека была… Жил у нас Аким… Так себе старателишко… невезучий. А тут еще изба у него сгорела. В самый притык пришлось — хоть по миру, хоть в петлю… Заявился к нему Пионер, поманил за собой, привел на берег реки, указал место: «Копай!» И за сезон выправился Аким, скопил деньжат и уехал — бросил старательское дело… Пионер и другим помогал…

Ночью Тит спал спокойно, а наутро раньше всех пришел на сопку.

Когда собрался отряд, Тит не стал пересказывать услышанное от отца. Он спросил:

— Верите, что не совру?

— Верим! — ответили ребята.

— Мой дядя не был подлецом! Он не мог опозорить нас! Не тот человек…

— Докажи, — спокойно предложил Олег Поземов.

— Один не смогу… Помогите!..

Сибиряки, да еще золотоискатели, — народ особый. Заночевать в лесу для настоящего таежного жителя, пусть ему еще и пятнадцати нет, — обычное дело.

Когда пионерский отряд начал готовиться к многодневному походу, никого это известие не встревожило. «Пускай побродят по лесу, — думали родители. — Тайга — второй дом».

— Только с кострами осторожно! — предупреждали ребят. — За пожар шкуру сдерем! И в урман не суйтесь — там и черт ногу сломит!

Мальчишки дружно поклялись не баловаться со спичками. А про урман промолчали, хотя именно туда и направлялся отряд.