Невеста трех женихов - Галина Лифшиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это получится, что я больше года ни разу домой не возвращалась, – удивлялась Света.
Близился Новый год. Вся Италия казалась охваченной единственным стремлением: скупить все, что только можно, к предстоящему Рождеству. Новый год в Европе затмевался пышным и любимым всеми без исключения семейным праздником, с елкой, подарками, ожиданием чуда. Рождество Христово! К нему начинали готовится уже в сентябре. Рекламы, огни, плакаты, песни, особо украшенные витрины – все призывало не прозевать самый важный подарок, без которого праздник не будет настоящим.
Света привыкла к новогодним подаркам. И к новогодней елке. Пусть неправильно, пусть сначала положено отмечать Рождество, но то, что было ожиданием чуда в детстве, невозможно вычеркнуть и забыть. Тем более такой Новый год. 2000-й!
Она, по сложившейся на чужбине привычке, часто писала лучшей и все понимающей подруге Инне. Инна жила теперь в Провансе, в горах и без особой надобности не покидала свой дом. Самым надежным способом их общения стала переписка.
«Бог ты мой! Какая эпоха кончается!
Совсем скоро мы станем людьми прошлого века.
Прошлого тысячелетия.
Ископаемыми.
И, как некогда, определяя время творчества Гомера, мы туманно заявляли: «Архаический период. До пятого века до нашей эры», так же расплывчато и о нас можно будет заметить: «В конце второго тысячелетия от Рождества Христова…»
Хотим мы этого или не хотим, но – никуда не денешься: наше время ужмется до крошечного игольного ушка, и в него, в это малюсенькое отверстие, будет заглядывать любопытный или равнодушный глаз того, кто придет вслед за нами.
Он может увидеть чудовищные злодеяния, которые вызовут стремление отвернуться от жестокого века, проклясть его, забыть; он может учуять гнилостное зловоние городов-монстров, на человеческих свалках которых зарождались чудовищные болезни и дьявольские идеи.
Но все-таки… все-таки…
Если тот, кто захочет всмотреться, будет терпелив и мудр, он разглядит и другое: какой бы долгой ни была ночь в ХХ столетии (как, впрочем, и в любом другом), на смену ей неизменно приходил день.
Он ощутит тепло любви ушедших навсегда людей, поймет цену их верности и порадуется силе ненапрасной надежды.
Спасибо времени!
Оно никого не обманывает.
Оно дает только те куски, которые мы можем проглотить. И только тогда, когда это необходимо.
Но если человечество нетерпеливо жадничает, как неразумное дитя или впадающий в бесстыдство детства старик, если род людской начинает суетиться, стремясь собственными кровавыми усилиями добиться общественного совершенства, на которое щедрое неторопливое время отпускает столетия, случаются непоправимые трагедии – войны, революции.
Стоит ли восклицать: «Ужасный век!»
Мы сами делаем время ужасным.
За что и платим дорогой ценой.
А ведь вполне хватило бы любви и нежности. Ко времени жизни, так чудесно дарованной. Ко всему, что живет рядом и готово радоваться вместе с тобой.
К тем единственным, неповторимым близким людям, чья жизнь так же недолговечна и трепетна, как и твоя.
Вот этого – кротости, любви и нежности – хочется вымолить для будущего».
Так писала Света своей подруге. Именно этого: победы добра, любви и великодушия ждали они от грядущего тысячелетия. И разве только они!
В январе она заразилась свирепым австралийским гриппом. Потемпературив несколько дней, приходила в себя, листала модные журналы, смотрела телевизор в одиночестве. Программы шли занудные: любимый итальянцами футбол, дурацкие телеигры. Наконец наткнулась на передачу про потерявшихся, пропавших бесследно людей. Полезная штука: иногда старый больной человек лишается памяти, уходит из дому, а благодаря ТВ его находят. Таких как раз и легче всего обнаружить. Но вот куда деваются люди молодые и в здравом уме? Ведущая с жаром излагала таинственные истории исчезновения буквально среди бела дня. Воспринимались эти рассказы, как увлекательный жуткий детектив.
Вдруг на экране появилось задорное молодое лицо привлекательной, яркой смеющейся девушки.
– Эта красивая двадцатидвухлетняя русская исчезла из квартиры в Риме, где она жила почти три года. Все осталось в полном порядке, ценные вещи не украдены, ее новенькая симпатичная малолитражка по-прежнему припаркована на стоянке у дома.
Теперь Света уже глаз не могла оторвать от мерцающего «ящика».
Рассказ оказался подробным, съемочная группа постаралась, работая на целевую аудиторию, домохозяек. Зрителям сообщали детали: кем работала пропавшая бесследно красотка, как жила (соседи говорили, что она им очень нравилась: приветливая, вежливая, спокойная, описывали ее гостей, собачку, которая, кстати, тоже исчезла). Все сходились на том, что это исчезновение – дело рук распоясавшейся русской мафии.
Кто-то, сидящий у телеэкрана, наверняка сейчас посмеивался, не веря ни одному слову. Свету же охватила паника. Живо вспомнилось свое: наивно припрятанные доллары, собственные слова: «Хорошо, договорились», сказанные на прощание незнакомцу просто так, чтобы поскорее от него отвязаться. Однако такие, как он, не забывают, от «своего» не отказываются. Вон эта бедная девчонка – три года тихо-спокойно жила, работала – и все. Ее не убили, Света почему-то именно так чувствовала: пришли по-тихому, приказали, забрали. Пригрозили чем-то. Жизнью родителей, например. Или ничем не угрожали – она все и без угроз поняла. Взяла свою собачку – и под чужим паспортом улетела в далекие края с таким вот, как ее, Светкин, «жених».
После этой передачи Света опять надолго лишилась покоя. Странно, иррационально, смешно. Но так устроен мир: опасность чувствует только тот, кому она по-настоящему грозит. И то, кстати, далеко не всегда. А Светка – чувствовала. И чувство это ее изматывало, лишая жизненных сил.
Она никак не могла выздороветь: кашляла, сипела. Марио решил: пора сменить обстановку, едем продышаться, неделя солнца, теплого моря, совсем другой жизни: все сразу пойдет веселей.
Свете не хотелось лететь далеко. Сил на перелет не оставалось совсем.
Марио спросил:
– На Сардинию поедем?
– Поедем, – кивнула. Вот и весь выбор.
Отель, в котором они останавливались во время свадебного путешествия, оказался закрыт до марта. Выбрали другой, не хуже, только без отдельных бассейнов. Какая разница? Ей попросту хотелось морским воздухом подышать.
И правда, море помогло. Теплое, лазурное, бесконечное. Бархатный песок на пустынном пляже, тишина, безлюдье. Конечно, в первый день обгорела: не ожидала, что февральское солнце может оказаться опасным. Только на отдыхе понимаешь, как сильно измотан. Марио отсыпался днем, вечером. Зато ночью стал просыпаться. Организм набрал свое количество релакса. Однажды они с пяти утра лежали без сна, ласкались, болтали. Потом вышли на балкон, смотрели, как появляется из воды пылающий оранжевый парашют – солнце, как море на мгновение кажется охваченным пожаром.