На синей комете - Розмари Уэллс

Я, естественно, понимал, и меня это ничуть не удивляло. Интересно, к чему она клонит?

— Оскар, ты можешь встать с кровати?

— Наверно, смогу. — Всё тело ныло, но я медленно выпростался из-под одеяла. Всё-таки аспирин — штука хорошая. — Вот, встал, — сказал я. — Дальше что?

— Возьми это письмо. Сможешь спуститься по чёрной лестнице? Потом обойдёшь дом и войдёшь в парадный подъезд. Сможешь?

— Хорошо, Клер. Попробую.

— Отлично! Внизу сидят полицейские, но на шестилетнего малыша они не обратят внимания. Они тебя даже не заметят. Пройдёшь до конца вестибюля — там сбоку комната, в ней стоит корзина для почты. Положишь туда письмо. — Клер посмотрела на часы. — Управдом обычно сам разносит почту. Три раза в день. В следующий раз он должен подняться сюда очень скоро. Так что бросай письмо в корзину и побыстрее уходи. Оскар, главное — не привлекать внимания. Вот тебе двадцать центов. Когда выйдешь из дома, сверни налево и пройди немного по улице. Увидишь вывеску «У Шрафта». Войди внутрь.

— А что там?

— Кафе, — ответила Клер. — Туда моя бабушка и её подружки ходят обедать. Там подают сэндвичи с куриным салатом. И самое вкусное мороженое во всём Нью-Йорке. Возьми себе шоколадно-молочный коктейль. Пей медленно-медленно. Тяни время. Потом — не раньше чем через полчаса — возвращайся. Опять-таки очень медленно. Обойди квартал, убедись, что за тобой не следят полицейские. Надеюсь, к тому времени они из вестибюля тоже уйдут. У швейцара — его зовут Бруно — будет для тебя ответ от моих родителей. Забираешь, выходишь на улицу, опять проверяешь, нет ли слежки, а потом поднимаешься сюда по чёрной лестнице.

— А можно я сначала прочитаю, что ты им пишешь? — спросил я.

— Конечно!

На конверте значилось: «Для мистера и миссис Бистер».

Письмо Клер написала красной ручкой на личной, с её вензелем, почтовой бумаге — плотной, с тиснением. Все буквы печатные, прямые, точно по струнке вытянулись.

Дорогие папа и мама!

Меня не похитили. Я в Нью-Йорке, недалеко от дома.

Я вернусь целая и невредимая, если вы подпишете нижеследующий договор и велите всем полицейским покинуть дом. Со мной всё в порядке. Прошу вас отдать швейцару подписанный договор прямо сейчас. Его заберет мой посыльный. Если в доме не будет полиции и за моим посыльным не будут следить, я скоро появлюсь сама.

Я согласен/на и торжественно клянусь во имя Господа нашего, что наша дочь Клер:

1) Не будет отослана в пансион и по достижении восемнадцати лет не будет выведена в свет на балу;

2) Не будет получать в подарок кукол и одежду с рюшками и оборками и посещать уроки бальных танцев;

3) Получит в подарок электропоезд, который выберет сама, а также макет железной дороги.

Эвелин Комсток Бистер __

Роберт Уитни Бистер ____

Дата ___________

Засвидетельствовано ____

Все стороны должны понимать, что любое нарушение договора повлечёт за собой исчезновение Клер С. Бистер — она покинет дом точно так же, как сделала это на Рождество 1926 года.

Клер подыскала для меня старые вещи своего брата, потому что одежда, купленная в Калифорнии, теперь висела на мне, шестилетке, мешком. Быстро переодевшись, я стал, конечно, выглядеть поприличнее. Я проковылял в коридор и начал спускаться по лестнице. Ноги в коленях то не сгибались вовсе, то подкашивались, словно кто-то пинал меня, придавая ускорение.

В вестибюле топтались трое полицейских. Клер оказалась права: ребёнок был для них не важнее мухи. Я опустил письмо в большую плетёную корзину, стоявшую посреди отдельного помещения, которое было отведено в этом шикарном здании специально для почты.

Тут вообще хватало шику: даже в вестибюле вкусно пахло маслом и лилиями.

Беззаботно, чуть ли не насвистывая, я прошёл мимо Бруно, который обсуждал с полицейскими шансы бейсбольных команд в предстоящем сезоне. В мою сторону никто даже не взглянул. Выйдя на улицу, я свернул налево и, миновав пару зданий, увидел большую красно-белую вывеску: «У Шрафта». Я никогда прежде не бывал в ресторанах и ничего сам не заказывал — даже в одиннадцатилетнем возрасте. А сейчас-то мне всего шесть! Меня небось и на порог не пустят… Пустили. Я вскарабкался на высокий табурет возле прилавка. Совсем как у мистера Киношуры, где мы с папой обычно пили шипучку. Только здесь мои ноги не достают до перекладины, а болтаются, как у самого настоящего малыша. Набравшись смелости, я заказал коктейль.

— И как такого маленького одного отпускают? — Официантка вздохнула.

А вдруг она вызовет полицию? Вдруг меня сейчас куда-нибудь увезут? Я даже вспотел от страха.

— За мной скоро мама придёт, — пояснил я. — Она пока в магазине, а потом меня заберёт.

Официантка поставила мой напиток на фирменный картонный квадратик.

— Пей маленькими глотками, — прощебетала она, затыкая мне за ворот крахмальную салфетку. — Не торопись.

— Мэм, скажите, пожалуйста, который час, — вежливо попросил я.

— Сейчас мы с тобой посмотрим! — Официантка сняла с руки часы и приготовилась объяснять. — Вот это длинная стрелка, а это короткая. Ты понимаешь, для чего они нужны?

— Простите, мэм?

— А ты цифры-то знаешь, малыш? — спросила она с улыбкой. — Считать умеешь?

— Я умею делить в столбик и знаю дроби, — ответил я.

— Но тебе же лет пять, не больше! — изумилась официантка.

«Оскар, главное — не привлекать внимания», — прозвучал в голове наказ Клер.

Я выложил на прилавок свои двадцать центов, надеясь отвлечь внимание официантки. Она принесла сдачу.

— Вот, смотри: раз, два, три, четыре, пять центов, — весело проговорила она.

— Сдачи не надо, мэм, — пробормотал я.

И напрасно. Официантка оторопела. И начала украдкой поглядывать на дверь в ожидании мамы этого странного ребёнка.

К счастью, где-то неподалёку церковный колокол отбил половину часа. Снаружи, по Парк-авеню, пронеслись две полицейские машины. Гудение сирен потонуло в общем шуме машин. Официантка отвлеклась, а я, опасаясь лишних вопросов, выскользнул за дверь.

Медленно, прогулочным шагом, я прошёлся мимо дома Клер. Ни одного полицейского. Так, проверим, что на другой стороне улицы. А в телефонных будках? А в припаркованных у тротуара машинах? Полицейских нет! Обойдя весь квартал, я заглянул в вестибюль. Там полицейских тоже не было, поэтому я бодро направился к Бруно.

— За письмом для мисс Клер Бистер! — объявил я, приблизившись к швейцару.

Бруно округлил глаза.

— Но ты… но тебе… только…

Я выхватил письмо из его руки и выскочил на улицу, прежде чем он успел прийти в себя. Затем снова убедился, что за мной никто не следит, и нырнул в боковой подъезд, где была лестница для прислуги. Рёбра ныли нестерпимо, но я очень спешил наверх. А добравшись до комнаты, где меня ожидала Клер, рухнул на кровать.

— Сегодня больше шагу не сделаю! — простонал я.

Клер вскрыла конверт.

— Ага! Я же знала, что подпишут! — воскликнула она. — Я победила! Они на всё согласились. Оскар, я сейчас пойду к ним. А ты, если хочешь узнать, как они меня встретят, можешь постоять в коридоре возле бельевой трубы — сквозь неё всё слышно.

Поначалу в трубе, через которую в этом доме, видимо, сбрасывали в подвал бельё для стирки, слышалось только гулкое эхо. Потом раздался женский вскрик. Наверняка мама Клер. Потом послышался баритон, конечно, папин, и пошло: возгласы, ахи-охи, какие-то хлопки, словно кто-то стучал ладонью по кожаной обивке… Потом все хором запели развесёлую песню. Родители явно обрадовались возвращению дочери. Может, они редко прислушиваются к её желаниям, но назвать их плохими родителями у меня бы язык не повернулся. Наконец все немного успокоились, и родители Клер приступили к расспросам.

— Девочка моя, где же ты была? — без конца повторяла мама.

— Да так… там и сям… — неопределённо отвечала Клер.

— Тебя похитили? — мрачно спросил отец.

— Нет! Вовсе нет! Я была здесь, в квартире, — ответила Клер.

Звонкий, как колокольчик, нервный смешок её мамы задребезжал в металлической трубе.

— Доченька! Ты сама выберешь подарок на Рождество! Любой, какой захочешь! И ни в какой пансион мы тебя не пошлём. Будешь учиться в закрытой элитной школе здесь, в городе. В Брерли. Или в Спенс. Сама выберешь.

Пронзительный голос миссис Бистер звучал странновато и чем-то неуловимо напоминал голос миссис Петтишанкс. Чем же? А… ясно! Британский акцент. Раньше я такой выговор слышал только в кино.

— Я пойду в самую обыкновенную школу, — сказала Клер. — В нашу районную. Отличная школа.

Это заявление мистер и миссис Бистер встретили молчанием. Я понял, что в обычную школу родители её, разумеется, не отдадут, но они предпочли сейчас в споры не вступать. И про выход в свет тоже умолчали, поскольку восемнадцать ей исполнится только через семь лет. Они надеются, что Клер к тому времени одумается. Я-то знал, что этого не будет.