Несчастный случай - Лиза Гарднер

— Элизабет попросила меня навести справки об одном человеке, — спокойно ответил Куинси.

Рейни подумала, что ему лучше было бы помолчать. Слишком сдержанно, слишком профессионально, слишком невозмутимо звучал его голос, голос человека, проходившего через это сотни раз, голос того, кто зарабатывает на жизнь изучением и анализом таких вот сцен. Она понимала его отстраненность. Рейни даже улавливала за его словами отголосок упрятанной глубоко злости, видела, как побелели костяшки сжатых пальцев лежащей на колене левой руки, как напряжена правая, словно он из последних сил удерживается от того, чтобы сорваться с места. Ей хотелось прикоснуться к нему, но Рейни боялась возможной реакции, а потому просто сидела рядом, притворяясь адвокатом, сожалея о том, что Куинси не может довериться ей, так как невозмутимость сотрудника ФБР играла не в пользу подозреваемого в глазах местных ребят.

— Однако, — продолжал Куинси, — никаких свидетельств существования человека, имя которого она мне назвала, я не обнаружил. Это вкупе с другими событиями в моей жизни насторожило меня.

— Имя?

— Тристан Шендлинг.

— Как она с ним познакомилась?

— Не знаю.

— Когда она с ним познакомилась?

— Не знаю.

Детектив Олбрайт вскинул бровь.

— Итак, давайте кое-что проясним. Вы проводите для нее негласную проверку в отношении названного ею человека, но не задаете никаких вопросов. Так?

— Как я уже сказал, детектив, мы развелись восемь лет назад. Ее личная жизнь меня больше не касается.

— Личная жизнь? Так вы полагаете, что у нее появился любовник и…

— Я этого не сказал, — резко оборвал его Куинси, но было уже поздно.

Детектив Олбрайт сделал свежую запись в блокнот. Ну вот, подумала Рейни, теперь у них есть мотив. Вечный, непреходящий мотив — ревность.

— Джентльмены, — провозгласила она, — раз в пять часов утра у нас нет более интересного и полезного занятия, чем вести этот разговор, то не кажется ли вам, что вы упускаете из виду очевидное?

Детектив наклонил голову и с любопытством посмотрел на нее. Кроманьонец отреагировал предсказуемо:

— А?

— Посмотрите на этот дом. Посмотрите на место преступления. Повсюду кровь, что указывает на жестокую, отчаянную борьбу. Теперь посмотрите на старшего специального агента Куинси. Чистый костюм, чистые туфли, на руках и лице никаких следов. Это вам ни о чем не говорит?

— Он мог научиться кой-чему у О. Дж. Симпсона[7], — возразил кроманьонец.

Рейни вздохнула. Она обращалась к Олбрайту, не лишенному, на ее взгляд, здравого смысла, и была искренне удивлена тем, что аргумент не произвел впечатления даже на его менее опасного напарника. Какого…

Рейни посмотрела на Куинси. Странно, но его, похоже, больше интересовали розовые и сиреневые цветочки на желтом поле противоположной стены.

Гленда Родман тоже отвела глаза.

Федералы что-то знали. По крайней мере Куинси и Родман. Однако они не желали пока поделиться этим знанием с местными. Какая же тяжелая ночь! А что скажет Куинси, когда узнает, что человек, убивший Бетти, по всей вероятности, начал с того, что четырнадцать месяцев назад убил его дочь?

У двери появился высокий худощавый мужчина в белом халате. Ассистент медэксперта.

— Я… хм. Мы подумали, что вам стоит посмотреть на это. В руке он держал пластиковый пакет. Родман его не взяла, а вот детектив Олбрайт взял и поднес к свету…

— Господи! Чтоб меня…

Он выпустил пакет, и тот упал на сиреневый ковер, став похожим на лужицу крови.

— Это… — Закончить ассистенту не удалось. С его лица еще не сошла серовато-зеленая тень, в глазах застыло выражение ужаса. — Мы обнаружили это… в брюшной полости.

Кроманьонец не шевелился. Куинси стиснул покрывало с такой силой, что на руке вздулись бугры сухожилий. Рейни наклонилась и медленно подняла пакет, предназначенный для временного хранения вещественных улик. Она держала его за самый уголок, будто готовую ужалить змею. Что-то похожее на клочок рождественской оберточной бумаги. Ярко-красный с белыми завитушками. Глянцевый. Вот только…

Да это и есть бумага, поняла вдруг Рейни. Точнее, была. Дешевая белая бумага вроде той, что используется в копировальных аппаратах. Просто она пропиталась кровью. И завитушки были не завитушками, а буквами, написанными, по всей вероятности, пчелиным воском. Буквы складывались в слова и проявились только после того, как полежали, по словам ассистента, в животе Элизабет Куинси.

— Записка.

— Прочти, — шепнул Куинси.

— Нет.

— Читай!

Рейни закрыла глаза. Слова она уже разобрала.

— Здесь написано… Написано следующее: «Тебе бы лучше поторопиться, Пирс. Одна еще осталась».

— Кимберли, — сказала Гленда Родман.

С кровати раздался странный звук. Куинси наконец вышел из состояния неподвижности. Плечи задрожали. Тело начало раскачиваться взад и вперед. А потом с его губ слетел низкий пугающий звук. Смех. Сухой, пробирающий до костей.

— Послание в бутылке, — пропел он. — Послание в гребаной бутылке!

Его трясло. Голова упала на грудь. Смех сменился всхлипами.

— Кимберли… Рейни, забери меня отсюда. Она так и сделала.

17

В Нью-Йорк возвращались молча; Рейни — за рулем, Куинси — на соседнем сиденье, отвернувшись к окну. Глаза у него были закрыты, но она знала — он не спит. У них оставалось около часа. Рейни не хотелось думать о том, как пойдет разговор. Бедняжка Кимберли, которая только что похоронила старшую сестру. Бедняжка Кимберли, которой теперь предстояло узнать, что кто-то зверски убил ее мать и что следующая на очереди, по всей вероятности, она сама.

Куинси пора приходить в себя, подумала Рейни, потому что часики уже тикают, а брать тайм-аут в такой игре — непозволительная роскошь.

— Рассказывай, — коротко бросил он.

— Мы нашли машину Мэнди. Я собиралась позвонить тебе утром и сообщить последние новости.

— Кто-то поработал с ремнем безопасности.

— Да. И кто-то был рядом с ней в кабине во время аварии. Это доказывают следы на втором ремне. Кроме того, офицер Эмити нашел несколько волосков на чехле. Их можно использовать как доказательство…

— Доказательство чего? Какого преступления? Того, что человек сидел когда-то в кабине машины Мэнди?

— Мы с этим поработаем. Офицер Эмити — хороший парень, он что-нибудь придумает. А теперь скажи мне, почему ты отправился к своей бывшей именно вчера вечером?

— Беспокоился. Элизабет… Бетти никогда не уходила из дома надолго. Я не мог дозвониться ей целый день, такого раньше не случалось.

— Интересно, знал ли об этом он.

— Возможно.

Куинси наконец повернулся к ней. На его лице отпечатались свежие морщины. На висках стала более заметна седина, как будто в эти последние часы кто-то щедро посыпал их солью. Опытный агент ФБР, человек, всю свою жизнь занимавшийся изучением самых ужасных сцен насилия. Сейчас он отчаянно пытался спасти свою единственную оставшуюся в живых дочь. Помогал ли ему сейчас богатый профессиональный опыт, или знание того, на что способны люди, лишь усугубляло ситуацию? Рейни не могла ответить на этот вопрос.

— Ясно, что некий Тристан Шендлинг старается подставить тебя, — спокойно сказала она. — Покупает машину на твое имя. Маскируется под тебя, появляясь у дома Бетти. Есть и что-то еще, да? Что-то, о чем знаете вы двое, ты и Родман, но о чем вы не сказали местным копам.

— Вся сцена убийства — симуляция. Когда они изучат место преступления, то выяснят, например, что окно в ванной было разбито не снаружи, а изнутри.

— Но ведь осколки лежат в доме, на полу ванной.

— Верно. Однако когда все осколки будут сложены вместе и вставлены в раму, то угол излома стекла покажет, что оно было разбито изнутри. Убрать стекло не трудно, но вот с мелкими осколками ничего не поделаешь. Так что преступник уже находился в доме, когда разбивал окно. И я не сомневаюсь, что когда полиция получит отчет из охранной компании, то узнает, что система сигнализации была отключена.

— Он попал в дом вместе с Элизабет, — пробормотала Рейни. — Тот самый мужчина, подходящий под твое описание. Тот, которого в десять вечера видела соседка.

— Я тоже так думаю. Далее, возьмем само место преступления. Характер и масштабы беспорядка не соответствуют самому преступлению. Следы борьбы в каждой комнате, но след крови, оставленный самой жертвой, в действительности невелик. На мой взгляд, борьба была недолгой. Все остальное — кровь и беспорядок — случилось уже потом.

— То есть он хотел, чтобы сцена преступления выглядела хуже, чем на самом деле.

— Он хотел, чтобы сцена преступления производила определенный эффект — вызывала ужас и отвращение. Надо признать, ему хорошо удается то, что он делает.

— Тело, — прошептала Рейни.