Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

Спустя девяносто минут после начала операция «Умиротворение-505» получила гриф «Завершена» от майора Джоама Йокеллса, сотрудника военно-космических сил безопасности.

И лишь тогда из Дорсая стартовал баркас, несущий Коммодуса Вока.

Глава двенадцатая

НA РУИНАХ ВЕЯННОГО ДОМА

РОПОТ

ВОССТАНИЕ

Был уже полдень, но начавшийся еще ночью ливень продолжал поливать горящее поместье Дома Гло, и казалось, он смывал с неба все краски. На вершине холма возвышались ужасные, почерневшие руины с выбитыми окнами и разорванной крышей, которая еще недавно была украшена мозаичной плиткой. От руин поднимались клубы серого и белого дыма.

Я сидел во дворе, свесив голову и прислонившись спиной к брызговику бронетранспортера Имперской Гвардии, время от времени делая глоток амасека из хрустального графина. Я нуждался в обезболивающих, успокоительных и нейротропных средствах и квалифицированной медицинской помощи, желательно нейрохирурга. Еще мне не помешали бы ванна и чистая одежда.

Но более всего мне нужна была кровать. Мимо прошли солдаты, поскрипывая сапогами по влажному камню. Со всех сторон неслись отрывистые слова команд. Время от времени над головой проносились истребители, и от рева их форсажей у меня содрогалась диафрагма.

Голова кружилась. Фрагменты происшедшего собирались и соединялись в моем усталом сознании, приобретая порой фантасмагорические формы. Каждый раз я встряхивался, пытаясь прийти в себя. Где-то там, в глубине моего разума, возникал человек с пустыми глазами. Ему не находилось места в происшедшем, и мне не хотелось думать о нем, но образ не пропадал. Один раз мне даже померещилось, что он стоит на другом конце поля, возле кладовых. Я сморгнул.

Меня по-прежнему покрывали запекшаяся кровь, пот и грязь. Словно саван, окутывали боль и усталость. Капрал военно-космических сил безопасности нашел отобранные у нас вещи в комнате Уризеля Гло, и я надел рубашку и застегивающийся на кнопки длинный плащ. Солдат вернул мою инквизиторскую инсигнию, и теперь я сжимал ее, словно тотем.

Напряженные солдаты из Пятидесятого Гудрунского стрелкового полка конвоировали через двор персонал Дома Гло. Заключенные держали руки сложенными на затылке, многие плакали.

Тень скользнула по холодным каменным плитам, и человек сел рядом со мной, прислонившись спиной к грязным гусеницам транспортера.

— Долгая выдалась ночь, — произнес Мидас.

Я протянул ему графин, и он основательно к нему приложился.

— Где Эмос? И девушка?

— В последний раз, когда я видел ученого, тот шнырял повсюду и делал записи. А Елизавету не видел с тех пор, как мы вытащили их из ямы.

Я кивнул.

— Ты почти мертв, Грегор. Давай я вызову челнок и мы доставим тебя в Дорсай.

— Мы еще не закончили здесь свои дела, — ответил я.

Нам отсалютовал подошедший прокуратор Мадортин. Больше на нем не было накрахмаленной белоснежной униформы. Теперь он был одет в угольно-черную броню войск безопасности, в которой выглядел несколько крупнее и внушительнее.

— Мы осмотрели тела, — произнес он.

— Оберон Гло?

— Ни следа.

— Горгон Лок? Священник Даззо?

Он покачал головой.

Со вздохом я протянул ему графин. К моему удивлению, прокуратор взял его, сел рядом с нами и сделал хороший глоток.

— Возможно, они сгорели на шлюпках, пытавшихся ускользнуть, — сказал он. — Но вот что я вам скажу. Еще до того как спалить два челнока, вылетевших в сторону долины, на «Обороне Сталинваста» были уверены, что на них нет признаков жизни.

— Приманки, — сказал Бетанкор.

— Готов поставить все свои деньги, что главианец прав, — произнес Мадортин и пожал плечами. — Хотя, конечно, хороший маскировочный доспех может поглощать сигнал. Нам никогда не узнать.

— Мы узнаем, Мадортин, — пообещал я.

Он еще раз глотнул из графина, вернул его мне и поднялся, отряхивая свой доспех.

— Я рад, что военно-космическая служба безопасности смогла послужить вам, инквизитор Эйзенхорн. Надеюсь, что нам удалось восстановить вашу веру в Военный флот.

Я поднял на него взгляд и вяло кивнул:

— Я удивлен, что вы лично прибыли следить за ходом действий, прокуратор.

— Шутите? Да после происшествия на «Иссине» мне бы адмирал голову снял, если бы с вами что случилось!

Мадортин ушел. Мне он нравился. Честный человек, старающийся наилучшим образом исполнять свои обязанности в гуще противоречивых политических интересов. А в более поздние годы мне было суждено оценить честность и осмотрительность Ольма Мадортина гораздо выше.

Согбенная фигура пересекла поле и нависла надо мной.

— Так чьи методы оказались мудрее? — с усмешкой спросил Коммодус Вок.

— Ты мне скажи, — ответил я, поднимаясь.

Вок привел с собой свиту численностью почти в пятьдесят человек, поголовно облаченных в черные одеяния. У многих имелись аугметические имплантаты. Они просканировали все поместье и собрали мельчайшие клочки, могущие стать уликами. Потребовался целый караван транспортов, чтобы вывезти все ящики, полные документов, книг, планшетов и прочего.

Я не стал вмешиваться. Мое желание действовать размывали боль и усталость. Я был даже рад, что Воку с его многочисленной свитой досталось удовольствие выполнить мучительно кропотливую работу по обработке полученной информации.

— Большая часть улик стерта, разбита или сожжена, — отрапортовал Воку суроволицый архивист по имени Клизис. — Из сохранившегося многое зашифровано.

Мы спустились в подвалы, и я провел Вока в помещение, доступ к которому перекрывал силовой экран. На полу все еще оставалась кровь Ковица, но предмет, лежавший тогда на алтарной плите, исчез.

— Он говорил о нем как о Понтиусе, — сказал я.

В помещении больше не ощущалось ментального присутствия, и логика подсказала мне, что псионическое влияние оказывал сам Понтиус. И срубившая меня ментальная атака также исходила от него.

Я прислонился к стене помещения и принялся терпеливо излагать Воку ключевые пункты того, что удалось узнать.

— Миссия Эйклона на Спеси, куда был вовлечен и Понтиус, явно была важна для них, но Оберон Гло доверительно рассказал мне, что операцию отменили, потому что в игру вошло нечто куда более важное. Они называли это «истинной причиной».

— Это могло бы объяснить, почему они решили бросить Эйклона, — размышлял он вслух. — После всех своих приготовлений Гло оказались не в состоянии доставить Понтиуса, как обещали.

— Похоже на то. Даззо и кораблевладелец Лок, судя по всему, были глубоко вовлечены в суть этой «истинной причины». Нам надо узнать про них побольше. Уверен, что их работа касалась некоторого археоксенического материала. Они упомянули «сарути».

— Разновидность ксеносов, населяющих соседний субсектор, — произнес архивист Вока. — Про них мало что известно, и контакт с ними запрещен. Инквизиция начинала расследование по ним, но, поскольку космос в их регионе мало изучен, а сами они не стремятся к контакту, расследование было отложено.

— Но капер вроде Лока мог установить с ними связь?

Клизис и Вок дружно кивнули.

— Необходимо возобновить расследование, — сказал Вок. — Ордо Ксенос начнет изучать сарути. Но пока что дело можно считать закрытым.

— Это с какой стати? — спросил я ошарашено.

Вок уставился на меня своими глазами-бусинками:

— Дом Гло разрушен, его члены и сотрудничавшие с ними заговорщики убиты. Что бы они ни планировали, мы это пресекли.

Я даже не стал пытаться спорить со стариком. Вок был уверен в полученных данных. И в этом, на мой взгляд, крылась его основная ошибка.

Конечно же, он оказался не прав. Первый намек на это появился десять дней спустя. Я со своими людьми возвратился в Дорсай, где провел некоторое время на попечении Имперского Госпиталя, расположенного на Гранд-Канале, где медики занялись моими многочисленными ранениями и травмами. Большинство порезов и ран оказались поверхностными и должны были со временем зажить. Но Лок оставил мне на память куда более глубокие шрамы. Множественные повреждения искалечили мою нервную систему, и некоторые из них оказались необратимы. Аугметисты из Официо Медикалис, работавшие на Военно-космический флот, провели микрохирургические операции на порванных нервных волокнах позвоночника, грудной клетки, мозговом стволе и горле. Они внедрили более шестидесяти секций искусственных нервных волокон и узлов. Я частично потерял способность различать цвета и вкус. Снизилась скорость реакции левой половины тела. А с моим лицом врачам ничего не удалось сделать. Лок сдержал свое обещание — я никогда больше не смогу улыбнуться. Как, впрочем, и выразить любую другую эмоцию. Мое безразличное лицо стало просто маской.