Пески веков - Питер Миллер

— Я тоже, — ответил Уэйд.

На следующий день Уэйд был в Канаде.

Бревенчатый дом, напоминающий улучшенный вариант охотничьей хижины в представлении легендарного Фрэнка Ллойда Райта, стоял на крохотном островке посреди зеркальной лагуны одного из бесчисленных изумрудных озер, разбросанных здесь и там в бескрайних сосновых лесах Канады.

Островок казался естественным, однако Уэйд не мог за это поручиться.

Уэйд посадил вертолет на выложенном камнями дворе, вдохнул полную грудь свежего, пропахшего смолой воздуха и постучал в дощатую дверь хижины.

Через три минуты он снова постучал.

Дверь распахнулась, и на пороге появился рослый мужчина, не выразивший ни интереса, ни удивления. Одежда его была грубой и мятой, а сам он отчаянно нуждался в бритье и стрижке. Мускулы на его руках появились отнюдь не из-за того, что он водил пером по бумаге; глубоко сидящие синие глаза незнакомца были слегка прищурены — как будто для защиты от холодного ветра и солнечных лучей, отражающихся от поверхности озера.

— Вы мистер Херберт К. Карпентер?

— Да, меня зовут Херб. — Говорил он громко и без уверток. — Если вам нужен мой автограф, это будет стоить вам десяти тысяч долларов и пинка в зад.

Уэйд ухмыльнулся.

— Меня зовут Уэйд Драйден. Я звонил вам вчера вечером.

— А-а. Относительно Дэна. Заходите.

Херб Карпентер ввел Уэйда в свой дом, чистый и аккуратный, набитый книгами. Они миновали удивительно просторную гостиную с прекрасным камином, сложенным из камней, где на стене висела великолепная оленья голова, и вошли в кабинет Карпентера. Это была маленькая, просто обставленная комната с письменным столом и разнообразными предметами, на первый взгляд ничем не связанными между собой: книги, магнитофонные ленты, стереофонический проигрыватель, человеческий череп, кипарисовый пень, отполированный до красноватого блеска, спиннинг с тщательно смотанной леской.

— Садитесь, Уэйд, — пригласил поэт, махнув загорелой рукой в сторону одного из кресел.

Уэйд опустился в кресло. Атмосфера кабинета настоятельно требовала табачного дыма, поэтому он достал трубку и закурил.

— Дэн попал в беду, верно? — спросил Карпентер, склонившись к окну, из которого виднелись редкие сосенки на фоне холодной серой воды. — Что он сделал?

Карпентер с первого взгляда понравился Уэйду, и он дал себе слово прочесть его стихи. Уэйду очень хотелось рассказать Карпентеру всю правду, но это было невозможно. Если только слухи об опасности распространятся, начнется паника, а в панике может случиться что угодно.

— Мне очень жаль, Херб, но я не имею права быть откровенным. Действительно, Дэниэль Хьюз попал в беду. И сейчас я пытаюсь выяснить, почему он попал в беду. Может быть, мне еще удастся его спасти.

Карпентер пожевал нижнюю губу.

— Дэниэль Хьюз, — сказал он наконец, — это черт знает кто.

— В большей степени, чем мы все?

— По-моему, да. — Карпентер бухнулся в кресло, застонавшее под его тяжестью. — Из Дэна такой же историк, как из Томаса Вулфа.

— Что это за Томас Вулф?

— Писатель — писал в тридцатых годах двадцатого столетия. Он создавал огромные, широкие, великолепные книги. В его романах была жизнь. Рано или поздно вы познакомитесь с его произведениями, если захотите жить, вдумываясь во все.

— Гм. Значит, Дэн походил на этого Вулфа?

— Нет, но мог бы.

— Понятно.

— Ни черта вам не понятно. Впрочем, ладно. Дэн походил на многих моих знакомых. У него не хватило храбрости делать то, что ему хочется, поэтому он замуровал себя в стенках университета. И в результате профессиональных знаний хоть отбавляй. Но он никогда звезд с неба не хватал.

— Я думал, что вы его лучший друг.

— Я действительно его лучший друг. — Карпентер поднял резинку и швырнул ее в стену. — Вы хотите сказать, что нельзя понимать человека и одновременно любить его?

— Пожалуй, нет. — Уэйд замолчал, попыхивая трубкой. К прямоте Карпентера трудно было привыкнуть.

— Вы считаете, ему хотелось писать?

— Не знаю. Иногда он думал об этом.

— Вы читали его роман?

— Да, я читал все, что он написал. Он озаглавил его «Окно к звездам». Я посоветовал Дэну сжечь его.

— Вам он не понравился?

— Друг мой, это дрянь — хуже некуда.

— Каково же было его содержание?

— Это была одна из этих импрессионистских штучек, поток сознания. Я называю их «зачемками». Помните — зачем человек? Зачем наша небесная сфера крошечная? Зачем детство и маленькие пушистые лесные создания? Зачем, зачем? Дешевка.

— А вы не могли бы быть более точным?

— Нет. В этой книге не было Дэна. Поэтому она и была такой.

— Херб, но что представлял собой Дэн? Мне это позарез нужно знать!

Карпентер пожал плечами.

— Он не поддавался никакой классификации. Может быть, в этом все дело. Он обладал умом — незаурядным, независимым умом. Он задавал дельные вопросы. Любил ловить рыбу. Жена у него была, но он ее не любил; детей не было. Чувствовалось, что почти все время его нервы напряжены. К работе относился терпимо. Время от времени напивался — обычно здесь, у меня. Он был хорошим парнем. У Дэна не было корней, если вы простите мне это выражение. Он никак не мог найти то, к чему стремился, потому что не мог отыскать надежной платформы, на которую можно было бы опереться. Черт побери, я не знаю, что представлял собой Дэн. Он был непростым человеком. Видите ли, у людей есть одна примечательная черта — их не так просто понять. Благодарение богу, иногда люди удивляют нас.

— Надеюсь, я сумею вернуть его обратно.

— Может быть, на новом месте он счастливее, чем здесь.

— Я сделаю все, что в моих силах, Херб.

Карпентер встал.

— Ведь вы не женаты, правда?

— Нет, — удивленно ответил Уэйд. — Откуда вы знаете?

Карпентер улыбнулся.

— Ведь я поэт, дружище. Пошли теперь на кухню. Я познакомлю тебя с Фэй. У нее, наверно, уже готов кофе.

Жена Карпентера была очаровательна: не то чтобы красавица в общепринятом смысле, но ее присутствие оживляло весь дом. Она не скрывала своей любви и преданности Карпентеру, и тот отвечал ей тем же.

Кофе был великолепным.

Карпентер проводил его до двери.

— Когда все будет кончено, — сказал он, — возвращайся к нам. Посмотрим, не сумеем ли мы перехитрить местную форель.

— Спасибо, Херб. Благодарю за приглашение.

Они обменялись крепким рукопожатием. Уэйд оглянулся на теплый уютный домик, на прозрачное озеро, на папоротники, росшие между валунами. Где-то в глубине души он ощущал сожаление — уже много лет он не испытывал этого чувства с такой остротой.