Фатальное колесо - Виктор Сиголаев

И опять «Мартышка»! А за следующим мыском, от которого скоро начнут строить южный мол, сразу начинаются загадочные «Скалки». С Херсонесом через бухту. И база торпедных катеров. Как-то стягивается все в одну точку…

Ага! Яхта Олега с компанией вынырнула из-за мыса и направилась в сторону пирса, практически перед носом «Ориона». Я поспешно пригнулся на палубе. На причале что-то сердитое кричал тренер Олега. Достанется горе-путешественникам! Я спустился в каюту и стал через иллюминатор снова рассматривать сушу.

Ричарда уже не видно. Уехал, стало быть. Гришко тоже исчез. Из мастерской вышел Михалыч и свернул за угол в направлении своего домика. На территорию понемногу подтягивались взрослые яхтсмены — детское время заканчивалось. Детвора напротив, возбужденно гомоня, просачивалась наружу ограждения яхт-клуба. Дикий пляж постепенно пустел: с вечернего моря уже тянуло прохладой. Осень все-таки, несмотря на исключительно жаркий сентябрь.

Я не спеша обошел помещения яхты, закрыл на ключ все, что положено было закрыть, и выбежал по трапу на берег, не забыв на входе накинуть на стойку символическую цепочку. Вот времечко! Даже воров не боятся!

Олег ждал меня на условленном месте.

— Ну, что, досталось от тренера? — спросил я, приближаясь.

— За что?

— За нарушение территориальных вод. Чего вас на «Мартышку» понесло?

— Да, все туда шастают! Боцман так, для порядка шумит. В этом лягушатнике не интересно — не развернуться и не погонять на скорость. Пойдем?

— К Михалычу надо зайти, передать кое-что. Ты подожди меня у ворот. Я быстро.

— Давай.

Я бегом заскочил за угол подсобных строений. В густой зелени чуть на отшибе стоял приземистый домик татарского типа, символически огороженный, где низким штакетником, где просто — зарослями ежевики. Над домиком угрюмо нависал скальный нарост, делая строение визуально еще пришибленней.

— Михалыч! — крикнул я, забегая на полустертые от времени ступеньки, — Ключи возьми! Михалыч!

В комнате душисто пахло вареными крабами. Да они и были тут же, в алюминиевой миске на столе. Рядом с двумя полупустыми кружками пива и красно-белой горкой крабьих останков на обрывке газеты.

Михалыч сидел у окна на табурете. Его правая рука лежала на столе, левая свисала между ног. Казалось, старый моряк вздремнул, прислонившись к простенку.

На первый взгляд.

Только мне, почему то и первого взгляда было достаточно, чтобы отчетливо понять шестым чувством — это не сон.

Михалыч был мертв.

Глава 28

У меня даже мысли не возникло об естественности этой смерти.

Не знаю, почему. Следов насилия не было. Вещи не разбросаны, мебель не поломана, кругом — полный порядок. Причин ухода из жизни пожилого человека могло быть множество — инфаркт, инсульт. Да, крабами мог отравиться, в конце концов. Или пивом не свежим…

Но подсознание подсказывало — нет!

Не мог старый фронтовик загнуться от тухлого краба. Не такие это люди. Вопреки рассудку, я был убежден, что старику ПОМОГЛИ умереть. Смертью необъяснимой, неуместной и чудовищно несправедливой.

Оглушенный случившимся, я столбом стоял в дверях. В голове бешено крутились обрывки вопросов: Кто? Кто это сделал? Кому это понадобилось? С какой целью? Ради чего?

Ответов не было. Мысль еще не оформилась в слова, но в сознании уже остро звенело — не должно быть места под Солнцем этому чудовищу, которое походя, лишает жизни ни в чем не повинного человека. Здесь, в мире моего детства кто-то злобно и коварно ломает равновесие справедливости, громит основы мироздания и кружит свою мрачную замысловатую карусель. И почему-то именно я всегда оказываюсь в центре этой черной вакханалии. И значит, именно я сделаю все возможное, чтобы уничтожить эту гадину.

Именно я…

Сделав над собой усилие, я развернулся и на ватных ногах побрел в сторону администрации яхт-клуба. Справа у ворот нетерпеливо топтался Олег, чего-то хотел спросить. Я коротко отмахнулся от него и направился в дежурку. Мое сообщение о смерти коменданта вызвало естественный переполох среди офицеров на вахте. Беготня, вызов скорой помощи, доклад по команде начальству, снова беготня для перепроверки — во время всех этих суматошных телодвижений я под шумок овладел телефонной трубкой и по экстренному номеру коротко назвал шифр.

В конторе переполоха не было.

Группа во главе с Пятым была на месте минут через десять. С ними приехал один из врачей-экспертов, знакомый мне по нашему медицинскому флигелю, и Гришко, обалдело хлопающий глазами. Своего подопечного он оставил на съемной квартире под присмотром соседа-подсадки.

Теперь спецы деловито проводили первичный осмотр места происшествия, стараясь успеть до приезда штатных медиков. На скорую руку выяснили, что смерть наступила минут за двадцать до того, как я обнаружил тело. По времени получается, что Михалыч вышел из мастерских, вошел в дом, сел за стол и… через десять минут умер. На теле повреждений не было. Крабы, пиво и соль, рассыпанная по столу, были собраны для анализа. Теперь Сан-Саныч с Ириной аккуратно обыскивали домик, а Сергей Владимирович уточнял у Гришко хронологию прошедшего дня. По минутам.

Ничего необычного, как я понял из разговора, в яхт-клубе сегодня не происходило. Капитан, начиная с полудня, осуществлял наблюдение за своим американцем. Тот вел себя как обычно и не вызывал даже толики подозрений. Однако в воздухе витала единственная версия с наиболее вероятным подозреваемым — Ричардом Донахью.

Не хватало главного — мотива.

И пока не прорисовывалась техника убийства, если, конечно, это было убийство. Здесь нужно было дождаться вскрытия и весомого слова от судмедэкспертов.

Возле въездных ворот просигналили — подъехала Скорая. Группа конторских оперативно сворачивала обыск. Сан-Саныч что-то многозначительно показывал Пятому, предварительно отведя его в сторону. По аллейке к дому уже торопилась медицинская бригада городской больницы.

Все вышли на улицу для короткого совещания.

— Итак, следует предполагать, что вскрытие покажет естественную смерть, — начал Сергей Владимирович, — то, что эксперты обнаружат яды на столе или в теле, тоже маловероятно.

— Следы инъекций, — коротко вставила Ирина.

— Разумеется. Это проверят в первую очередь. И анализ воздуха, забор уже взяли. Тем не менее, я склонен согласиться со Стариком. Смерть насильственная. Профессионально обставленная, подготовленная и грамотно инспирированная.

— Ну, что? Клиент пока один? — торопит события Сан-Саныч, — Донахью?

— Формально, да. Он здесь единственный в разработке. Хотя за полгода не было даже малейших намеков на злонамеренные действия, не правда ли, Степан Андреевич?

— Ну, конечно же, не было! — Гришко, мне кажется, сейчас креститься будет для убедительности, — Даже намека. Мы его ведем круглосуточно, проверяем по полной программе. Чист абсолютно! Ричард сегодня укатил на своем мопеде за сорок минут до момента смерти. У меня все зафиксировано. При всем желании он не…

— Это понятно. Все же, усильте наблюдение. Вы свободны, товарищ капитан.

Гришко то ли шумно сглотнул, то ли попытался сказать «Есть», однако испарился в две секунды.

— Если фигурант Ричард — я готов снять перед ним шляпу. Только, кажется мне, что не все так просто. Кому-то надо, чтобы у нас сложилось определенное подозрение в отношении этого американца.

— Сергей Владимирович, — говорю я, — Ричард меня сегодня в кино позвал. На восемь вечера, в кинотеатр «Победа».

— Предложения?

— Сходить в кино. Оценить поведение. Может, он вообще не появится, в бегах уже. А может, он действительно не при чем, есть шанс установить его информированность по косвенным признакам, по его реакции на правильно заданные вопросы.

— Действуй. Сатурн на подстраховке. Козет, работаешь тут, медики, участковый, очевидцы, ну ты знаешь. И вот еще что…

Пятый внимательно смотрит на меня.

— Гляди, Старик. Сан-Саныч обнаружил при обыске. В жестяной банке с чаем. Ничего не напоминает?

Бег мысли остановился. Я тупо смотрю на ладонь начальника.

На ней, матово поблескивая в лучах заходящего солнца, лежит магнитофонная мини-кассета. Из тех, которые, как я считал совсем недавно, не должны быть в этом времени.

По крайней мере, в СССР…

Каждый советский подросток мечтал иметь свой собственный кассетный магнитофон. До одури, до трясучки, до истерик в адрес бездушных родителей.

Я тоже в свое время не смог избежать этой пандемии. Вот только, мечта стала реальностью довольно поздно — годам к шестнадцати. Уж больно дороги были кассетники в семидесятых годах. Даже переносные. Легендарная «Весна-205» — самая популярная модель у советской уличной шпаны — стоила тогда около двухсот рублей. Месячная зарплата у моей матери была меньше! Кто бы мне купил такое сокровище просто, за «красивые глазки»?