Ева Луна - Исабель Альенде

Девушкам понадобилось немало времени, чтобы понять, на что же намекают им родители: выросли они в деревне и, как полагается деревенским барышням, придерживались весьма строгих правил. Однако, поняв, к чему клонит старшее поколение, они довольно быстро отбросили излишние условности и несколько показную скромность. Они посмотрели на Рольфа Карле совершенно другими глазами, увидели огонь в его взгляде и заметили, как он украдкой зарывается лицом в их платья. Такое поведение молодого человека они, как им казалось, безошибочно сочли проявлением любви. Между собой они много говорили на эту тему, рассмотрев для начала возможность сохранения платонической любви «на троих». Тем не менее, посмотрев в очередной раз, но уже другими глазами на его обнаженный торс, медного цвета волосы, развевающиеся под порывами ветра, капельки пота, проступавшие на коже, когда он работал в саду или в плотницкой мастерской, девушки пришли к выводу, очень обрадовавшему их самих: судя по всему, Бог не зря и не по ошибке создал людей разнополыми. Сестры отличались легким характером и прекрасно ладили друг с другом с самого детства. Они привыкли делить в жизни буквально все: комнату, ванную, одежду, и теперь возможность делить внимание одного и того же возлюбленного не казалась им чем-то извращенным или нездоровым. В пользу этого решения говорила и отличная физическая форма молодого человека. Ему вполне хватало сил и желания выполнять самую сложную и трудную работу, которую предлагал дядя Руперт. Девушки были абсолютно уверены, что этих сил вполне хватило бы Рольфу и на них обеих. Но все было далеко не так просто. Жителям колонии явно не хватило бы широты взглядов, чтобы признать право на существование такого треугольника. Даже отец сестер, несмотря на весь свой современный либерализм, ни за что не потерпел бы такого бесстыдства в своем доме. О маме нечего было и говорить: чтобы пресечь возможность чего-либо подобного, она вполне могла бы схватить кухонный нож и всадить его в самую уязвимую и беззащитную часть тела собственного племянника.

Вскоре и сам Рольф Карле заметил изменения в поведении девушек. Они подкладывали ему на тарелку самые большие и аппетитные куски жареного мяса, водружали на его десерт целую гору взбитых сливок, шушукались и хихикали у него за спиной и смущались, краснели и убегали, если он заставал их, когда они за ним подглядывали. Проходя мимо Рольфа, каждая из сестер старалась прикоснуться к нему — как бы невзначай, но эти прикосновения были столь эротичны, что даже умерщвляющий собственные страсти и плоть отшельник не остался бы равнодушным. До этого времени Рольф всегда общался с кузинами деликатно и тактично, чтобы ни в коем случае не показаться невежливым по отношению к приютившей его семье, а кроме того, опасаясь получить отказ, что больно ранило бы его самолюбие. Постепенно он стал посматривать на девушек более дерзко и откровенно. Его взгляд подолгу останавливался на каждой из них. Будучи осторожным и благоразумным, он опасался принять поспешное, а потому ошибочное решение. Какую же из них выбрать? Обе они казались ему очаровательными и в равной мере привлекательными: у обеих были полные бедра, высокая грудь, ярко-синие глаза и по-детски нежная кожа. Старшая была более веселой, но и кокетство младшей привлекало юношу не меньше. Сомнения одолевали бедного Рольфа вплоть до того дня, когда девушки устали дожидаться от него проявления инициативы и сами перешли в наступление. Они подкараулили его в огороде между грядок с клубникой. Сестры подставили ему подножку, повалили на землю и начали щекотать в четыре руки, начисто разрушив привычку Рольфа всегда держаться серьезно и с достоинством и в то же время доставив ему редкое удовольствие. По ходу дела они оборвали ему пуговицы на брюках, стянули с него башмаки и порвали рубашку; при этом шаловливые ручки этих озорных нимф прошлись по тем местам его тела, куда сам он еще и не предполагал кого-нибудь допускать. С этого дня Рольфу Карле стало не до чтения, не до щенков, не до часов с кукушкой и даже не до писем матери. Он едва не забыл собственное имя. Ходил по дому, будто лунатик, — разбуженные и воспылавшие в полную силу инстинкты затмили его разум. С понедельника по четверг, когда в доме не было гостей, ритм домашней работы не был таким напряженным, как по выходным, и у сестер появлялось несколько часов свободного времени, когда они были предоставлены сами себе. В это время они удалялись в гостевые комнаты под самыми благовидными предлогами: проветрить и взбить перины, помыть окна, потравить тараканов, начистить воском мебель, перестелить постели. Девушки унаследовали от родителей стремление к справедливости во всем, а также тягу к порядку; рискованное дело было продумано ими со всей тщательностью: одна из сестер оставалась в коридоре и была готова дать сигнать тревоги, если в опасной близости появлялся кто-то из родителей, а другая в это время запиралась в одной из комнат с Рольфом. Очередность сестры соблюдали прямо-таки с сакральной пунктуальностью. К счастью, сам он не обращал внимания на эту несколько унизительную деталь. Чем молодые занимались, оставшись наедине? Да ничем особенным: они мило играли в те самые игры двоюродных и троюродных сестер и братьев, которые известны человечеству вот уже добрых шесть тысяч лет. Самое интересное началось, когда они решили встречаться по ночам втроем в одной постели; сигналом к началу столь опасного предприятия служил громкий храп Руперта и Бургель, спавших в соседней комнате. Родители не закрывали дверь своей спальни, чтобы быть в курсе всего, что происходит в комнате девочек; те, в свою очередь, были в курсе всего, что происходит у старших, — главным образом, крепко ли те заснули. Рольф Карле был так же неопытен в любовных делах, как и обе его подружки; тем не менее у него хватило сообразительности с первой же интимной встречи принять все меры, чтобы те не забеременели. В альковных играх он сумел недостаток уверенности и опыта заменить энтузиазмом и изобретательностью. Его энергия постоянно подпитывалась обеими сестрами, всегда готовыми исполнить любое его желание. Самым трудным для них в этой ситуации было хранить молчание, особенно девушкам, которые задыхались от невозможности смеяться в полный голос. Впрочем, необходимость соблюдать тишину во время столь приятного занятия в общей для всех троих жаре и общем поту не столько утомляла молодого человека и его приятельниц, сколько, наоборот, подливала масла в костер их страсти. Все трое находились в самом подходящем возрасте, чтобы заниматься любовью чуть ли не беспрерывно, но эффект от полученных удовольствий по-разному проявлялся в облике и поведении девушек и молодого человека. Обе сестры просто расцвели с тех пор, как познали запретные радости: их глаза становились все более яркими и пронзительно-синими, кожа сияла, а улыбки были все лучезарнее. Рольф же позабыл все свои латинские афоризмы и ходил сонный, как осенняя муха, то и дело спотыкаясь о мебель. Туристов он обслуживал словно в полусне: ноги дрожали в коленях, а рассеянный взгляд был устремлен куда-то вдаль. Мальчик совсем заработался. Видишь, Бургель, какой он бледный, нужно подкормить его витаминами, говорил Руперт, понятия не имея о том, что у него за спиной племянник даже не съедает, а прямо-таки сжирает огромные порции знаменитого блюда, укрепляющего любовные силы, — чтобы в нужный момент те самые мышцы, которые так важны при некоторых упражнениях, его ни в коем случае не подвели. Втроем они придумали немало приемов, чтобы получать как можно больше удовольствия. Некоторые встречи оказывались особенно приятными. Парень не желал смириться с тем, что его подружки от природы способны более долгое время участвовать в приятных упражнениях и испытывать наслаждение несколько раз кряду. Чтобы не ударить в грязь лицом и не обмануть их ожиданий, он научился дозировать свои силы, самостоятельно разработав особую технику. Годы спустя он узнал, что точно такие же приемы использовались в Китае еще со времен Конфуция, и сделал вывод: все новое — это хорошо забытое старое, как говаривал дядя Руперт, читая очередной номер газеты. Порой все трое участников любовных игр так уставали под утро, что у них не оставалось сил распрощаться, и они, счастливые, засыпали в одной постели, а их руки и ноги переплетались самым причудливым образом. Молодой человек порой просто полностью исчезал под наваливавшейся на него с обеих сторон мягкой ароматной девичьей плотью. Сны подружек убаюкивали и его. Просыпались они под первые крики петухов — как раз вовремя, чтобы успеть перебраться каждой в свою постель, пока старшие не застукали их в столь приятном, но недвусмысленно порочном положении. Поначалу сестры планировали, что рано или поздно определят судьбу неутомимого Рольфа Карле, бросив жребий, но по ходу восхитительных постельных сражений пришли к выводу, что с этим молодым человеком их связывает особое, игриво-праздничное чувство, абсолютно непригодное в качестве основы для создания добропорядочной семьи. Будучи особами практичными, они решили, что лучшим выходом будет выйти замуж за приятно пахнущих хозяев свечной фабрики, сохранив кузена в качестве любовника и по возможности родив детей не от законных супругов, а от него, что наверняка позволит избежать скуки в семейной жизни, а кроме того, снизит риск врожденных болезней и пороков у детей. Такой расклад не только не устраивал Рольфа Карле, но даже не приходил ему в голову: вскормленный романтической литературой, рыцарскими романами, он с детства впитал весьма строгие представления о достоинстве и благородстве. Девушки в свое удовольствие планировали хитроумные матримониальные комбинации, а он лишь с огромным трудом подавлял в себе чувство вины за то, что любит обеих кузин, убеждая самого себя, что речь идет только о временной связи; в ходе этих отношений ему, как он считал, предстояло узнать девушек получше и, сделав наконец выбор, жениться на одной из них. Долговременные отношения, не соответствующие общепринятым нормам морали, ни в коей мере не входили в его планы. Более того, все это и так уже начинало попахивать чем-то извращенным. Его разрывал неразрешимый внутренний конфликт между желанием, постоянно подогреваемым волной жара и похоти, исходившей от этих двух пышных женских тел, и собственной внутренней строгостью, требовавшей от него создания моногамной семьи — единственной формы существования для уважающего себя мужчины. Не дури, Рольф, разве ты не видишь, что нам дела нет, женишься ты на одной из нас или нет? Лично я не настаиваю, чтобы ты принадлежал только мне, и моя сестра тоже не имеет ничего против, чтобы делить тебя со мной. Так будет продолжаться, пока мы не выйдем замуж, а потом… потом тоже ничего не изменится. Мы будем встречаться и дальше. Эти откровенные слова стали для Рольфа даже не пощечиной, а сокрушительным ударом по его самолюбию. Он на полтора дня заперся в своей комнате и, пылая гневом, не желал ни прикасаться к своим подругам, ни даже смотреть в их сторону. По истечении этого времени молодость и чувственность взяли свое, причем с еще большей силой, чем прежде. Ему пришлось подобрать осколки чувства собственного достоинства с пола, сложить их куда-то в дальний угол души и продолжать спать с обеими сестрами. Сами же они, эти столь восхитительные в постели подружки, вновь обняли его — каждая со своей стороны — и погрузили в пьянящее облако ароматов гвоздики, корицы, ванили и лимона; чувства Рольфа разгорелись с новой силой и вконец сожгли остатки христианских ценностей в его душе. Так прошло три года — срок, оказавшийся достаточным, чтобы Рольф Карле забыл о мучивших его кошмарах и те уступили место лишь приятным, сладким сновидениям. Как знать, быть может, девушкам удалось бы выиграть сражение за своего любовника против его же собственных убеждений и он навсегда остался бы с ними в унизительной роли самца, удовлетворяющего двух ненасытных самочек, и быка-производителя для двух пар, вступивших в близкородственные браки. Все могло бы сложиться именно так, если бы Рольфу Карле не была уготована другая судьба. На роль гонца, которому суждено было сообщить ему эту весть, высшие силы выбрали сеньора Аравену, журналиста по профессии и кинематографиста по призванию.