Шатер отверженных - Марина Леонидовна Ясинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я думал, мы будем скорее партнерами. Делать номера по очереди или что-то в этом роде. А не ютиться в этакой… массовке.
– Партнерами?
Этот голос Кристина узнала с первых же звуков. Ронда.
– Да, партнерами… Я про цирки, – добавил Кабар, а затем его тон резко изменился, понизился и обзавелся неожиданной хрипотцой. – Но я всегда готов и к другим вариантам!
– Пока ограничимся цирком. Решение принимал Джордан. Если тебе не нравится, можешь пойти к нему и прямо в лицо высказать свое недовольство.
Пауза.
– Ты недоволен?
– Тем, что пока ограничимся только цирком?
Кристина «отпустила» и этот разговор. Все ясно, Кабар будет прогибаться столько, сколько необходимо. И пытаться обаять Ронду, невзирая на ее неприступность.
– Когда мы были там вместе, я не сомневался, что это он.
Кристина с первых же мгновений узнала голос Мануэля, и ей сразу стало тепло, а досада на то, что он не заступился за нее перед Джорданом, растаяла.
– Но когда зашел один, все выглядело по-другому, – продолжал рассказывать кому-то воздушный гимнаст. – Я даже не могу объяснить, почему я не смог его вынести. Что-то не дало мне это сделать.
Он про что? Неужели… Холодок побежал по спине. Неужели он говорит про кибитку? Что он пытался вынести? Какой-то реквизит, который определил бы ему другую роль в цирке? Но зачем? Разве он недоволен тем, что он воздушный гимнаст? И кому он об этом рассказывает? Кристина пыталась ухватиться за разговор, чтобы узнать больше, но голос уже ускользал и растворялся в общем гуле.
Постепенно какофония звуков, которые не должно слышать человеческое ухо, затихла, и голова перестала кружиться. Поняв, что все это время стояла с открытыми глазами, но ничего не видела, Кристина осмотрелась. Она находилась на том же месте. Только Те рядом больше не было, и лишь в воздухе оставалась тонкая пелена запаха подпаленных трав.
«Что бы он там ни жег – это крепкая дрянь», – с нервной усмешкой сказала себе Кристина и почесала ладонь. Круглый след от ожога больше не горел. Было удобнее свалить случившееся на травы Те, чем на еще один необъяснимый эпизод внезапного пробуждения необычных способностей. Но если это все же он, как нечестно, что это происходит произвольно, а не тогда, когда очень нужно!
Кристина снова посмотрела на цыганскую кибитку, потом перевела взгляд на белый трейлер с Солом. Возможно ли, что все это время она искала не там? Раз за разом пыталась понять, с каким номером должна выступать на арене, в то время как цирк определил ей быть директором? Да, Сол, будучи директором, все равно выступал. И Графиня тоже, хотя тут остается вопрос, была ли она настоящим директором. Но ведь есть в цирке и те, кто выполняет другие функции и не выступает на арене. Например, Вит. Или Летун. Или тоненькая тихая, незаметная девушка, чье имя она все никак не могла запомнить; та разрисовывала детям лица в одной из палаток перед представлением. Может, и от Кристины цирк не требует выходить на арену к зрителям, а всего лишь быть директором?
«Вот закончится выступление, я приду в трейлер, и если принтер снова распечатает мне афишу прямо в руки, то я больше не буду убегать. Да, мне будет страшно, но мне придется взять на себя эту ответственность», – пообещала себе Кристина.
Твердо кивнув, Кристина развернулась и пошла прочь, старательно отгоняя от себя сомнения в том, что ей хватит храбрости претворить собственное решение в жизнь. Она должна! Хотя бы потому, что ей самой уже надоело, как часто она повторяет себе одно и то же, а дело все никак не сдвинется с места.
* * *
Кирюша привел несопротивляющегося Юрку на площадку между лестничными пролетами. К счастью, никто из одноклассников за ними не последовал, да и вообще тут было пусто, ученики и учителя в основном пользовались парадной лестницей школы, а не боковыми.
Отпустив руку Юрки, Кирюша сделал пару шагов назад, чтобы создать комфортную для него дистанцию и, не удержавшись, обтер ладонь о штаны. Он не боялся микробов, но большинство чужих прикосновений оставляли у него на коже почти осязаемое неприятное ощущение, от которого хотелось избавиться, помыв место, к которому прикасались.
Затравленно глядя на Кирюшу, Юрка молча пятился, пока не уперся спиной в стену.
Не зная, что сказать, Кирюша тоже молча смотрел на него. Наверное, надо объяснить, зачем он его увел, и рассказать о паре приемов, как справляться с этим пугающим состоянием, в которое впал там, в толпе одноклассников, Юрка. Про медленное дыхание, про счет до десяти… Но вместо этого Кирюша задал совсем другой вопрос, отреагировав на неослабевающий страх в глазах Юрки:
– Ты что, меня боишься?
– А то ты сам не понимаешь! – зло выкрикнул Юрка, но это была совсем не та злость, с которой он шутил над Кирюшей раньше. Тогда это была сильная, уверенная в себе злость. Новая же тряслась и пыталась прикрыть собой панику.
– Не понимаю, – спокойно ответил Кирюша.
Юрка его словно и не услышал.
– Кого ты на меня там натравил, а? Он мне до сих пор снится, и я иногда даже не понимаю, сон это или все по-настоящему. И эти шнурки! Почему они сами связываются? – забормотал он себе под нос, запустил руку в волосы, взлохматил их, а потом с отчаянием посмотрел на Кирюшу и воскликнул: – Я тебя сегодня не трогал! Зачем ты ко мне подошел? Я больше никогда не буду тебя задирать! Скажи ему, что я тебя не трогал и больше никогда не буду! Пожалуйста, – со слезами в голосе заныл он. – Пожалуйста, отпусти меня!
– Иди, – ответил Кирюша.
Юрка с облегчением развернулся, подошел к ступенькам, остановился и обернулся.
– Ты же ему скажешь? Скажешь, что я тебя сегодня не трогал? Я ведь не трогал! Я даже с тобой не говорил, ты сам первый ко мне подошел! Ты ему скажешь?
– Кому? – не понял Кирюша.
– Сам знаешь! Тому, кто говорил со мной в кладовке! Кто это был, а? Нет, погоди, не говори, не надо! Только, пожалуйста, скажи ему, чтобы он меня не трогал. А я на тебя больше никогда даже не посмотрю, ладно?
И, не дожидаясь ответа, Юрка стремительно взлетел вверх по лестнице.
Кирюша задумчиво смотрел ему вслед. Кто-то здорово запугал Юрку. И, видимо, не просто так, а вступаясь за него, Кирюшу, иначе почему Юрка повторял снова и снова, что больше никогда не будет его трогать? Но кто
