Ладья викингов. Белые чужаки - Джеймс Нельсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спроси у Морриган, — сказал Торгрим.
Орнольф посмотрел на Морриган. Та ответила:
— Похоже, вас всех очень интересует этот Харальд.
— Конечно, меня интересует Харальд! Он мой внук и единственный стоящий мужчина на этой лоханке кроме меня!
— Понятно, — ответила Морриган и убрала с лица прядь волос. — Харальд слишком болен, чтобы путешествовать на корабле. Как и остальные раненные. Те пастухи — и с ними мой брат, Фланн мак Конайнг, — проследят за тем, чтобы их доставили в безопасное место. Я покажу вам путь, и вы сможете их забрать.
«Фланн мак Конайнг? Что-то не очень похоже на имя бедного пастуха», — подумал Торгрим.
— Ну, значит, мы вдвойне твои должники, — сказал Орнольф. — Однако же мне не нравится то, что моих воинов разделили.
Торгриму это тоже не особенно нравилось. Он подозревал, что Морриган о многом умалчивает.
«Красный Дракон» давно покинул устье Лиффи, нос драккара высоко взлетал на волнах и низко нырял, спускаясь с них, и это подсказывало Торгриму, что они наконец вышли в открытое море. Пришла пора принимать решение.
— Орнольф, мы отошли от берега, — сказал Торгрим. — Куда направимся?
— Забирать Харальда, конечно. Эта рабыня покажет, куда плыть. — Он поглядел на Морриган. — Так куда?
Морриган не ответила. Она поднялась быстрым плавным движением, потянулась и стащила капюшон с головы. Тор- грим вдруг понял, что ни разу не видел ее при свете дня, вне стен их темной камеры. Она оказалась еще моложе, чем он думал, с гладкой кожей и миловидным лицом, на котором выделялись изящные скулы. А во взгляде ее была твердость, которой он раньше не видел. Подобная суровость больше подходила вождю, ведущему своих воинов в битву, чем рабыне-целительнице.
Морриган наконец заговорила, и ее тон вполне соответствовал ее взгляду:
— Вначале нам нужно кое-что обсудить.
Торгрим напрягся и нахмурился. Он не знал, что ему предстояло услышать, но догадывался, что ему это не понравится. Внезапно все поступки Морриган, — то, что она лечила их, принесла им оружие, убила Орма, помогла с ранеными, — приобрели совсем иное значение, словно Торгрим впервые увидел их в ярком свете дня, как и лицо рабыни.
— Говори, — сказал он.
— Существует корона, древняя корона, которую отдали на хранение аббату Глендалоха. Ее называют Короной Трех Королевств. Аббат провозгласил, что корону следует вручить королю Тары Маэлсехнайллу мак Руанайду. Ее отправили на куррахе в сопровождении двадцати благородных воинов. Но в Тару она так и не прибыла.
Торгрим молчал и старался не смотреть на Орнольфа. Наконец он выдохнул:
— И что?
— Я думаю, что корона у вас.
— Можешь обыскать корабль, если хочешь. Магнус обыскивал и ничего не нашел.
— Я знаю, что ее нет на драккаре. Вы слишком умны, чтобы везти ее в Дуб-Линн. Я уверена, что вы ее где-то спрятали.
— Что за Корона Трех Королевств? — спросил Торгрим. — Чем она так важна?
— Это вас не касается. Это дела ирландцев, а не фин галл. Корона важна, вот и все, что вам нужно знать.
— Будь проклята твоя наглость, женщина! — рявкнул Орнольф. — И будь проклята эта корона, и проклят тот, кто ее получит!
Морриган оставалась бесстрастной.
— От этой короны зависит будущее Ирландии. А также будущее Харальда и ваших людей.
— Харальда?
Когда Торгрим понял, что она имеет в виду, ярость, словно шторм, закипела у него в груди. Он злился на Морриган и ее предательство, а еще на себя — за то, что так глупо попался в ее ловушку.
— Ах ты ведьма! — зарычал он. — Где мой сын?
— В безопасности. Он не пострадает. О нем хорошо позаботятся. А когда корона будет возвращена моему господину Маэлсехнайллу, которому принадлежит по праву, ваши люди вернутся к вам.
На этот раз Торгрим разрешил себе посмотреть на Орнольфа и увидел, что ярл, дед Харальда, тоже пришел в ярость, как и он сам, и точно так же чувствует себя связанным по рукам и ногам.
Не тратя слов, Торгрим толкнул рулевое весло, разворачивая нос «Красного Дракона» на север, в направлении маленькой бухты, где под серым песком была спрятана Корона Трех Королевств.
Глава восемнадцатая
По слову Истины Принца великие армии движутся на страны врагов.
Завет МораннаБригит вытерла мокрой тряпицей вспотевший лоб юного чужака. «Эти фин галл — очень красивый народ», — подумала она. Раненый — его называли Харальд — был весьма хорош собой: светловолосый, с волевым подбородком, на несколько лет младше ее самой, невысокий, но прекрасно сложенный, сильный, даже несмотря на изматывающую лихорадку. В лучах солнца, падавших из единственного окна, его кожа и волосы словно светились. Он был похож на ангела в сиянии небесной славы.
Харальд напрягся и застонал. Бригит убрала тряпицу с его лба и подалась вперед в надежде, что он что-нибудь скажет. Юноша то и дело произносил странные фразы на северном наречии, которого она не понимала. В Таре язык фин галл знал только Фланн мак Конайнг, и Бригит потребовала, чтобы он научил ее некоторым словам.
Фланн прибыл позавчера вместе с двумя пастушками и дюжиной воинов, которые выехали с ним в Дуб-Линн, а затем ждали с лошадьми и повозками за частоколом крепости, чтобы доставить Фланна и заложников обратно в Тару. Раненых северян разместили в комнатах огромного королевского дома, целители заботились о них, а стражники охраняли двери, как и положено поступать с заложниками, а не пленниками.
Бригит отложила тряпицу и взяла миску с похлебкой, стоявшую на столе у кровати. Набрала ложку бульона и коснулась ею губ раненого, который инстинктивно проглотил содержимое. Затем она проделала это еще раз.
Из коридора донесся звук шагов. Бригит ожидала, что этот человек, кто бы он ни был, пройдет мимо, но ошиблась. Дверь открылась, Бригит обернулась и увидела, что в комнату входит ее отец. Он был одет для приема, не для войны — алый плащ ниспадал почти до самого пола, зеленую тунику покрывала изысканная вышивка.
— Это тот самый? — спросил он.
— Да.
Маэлсехнайлл подошел к постели раненого и принялся рассматривать Харальда, словно тот был каким-то неведомым, но крайне отвратительным зверем.
— Он выживет?
— Он силен. Гормлайт приходила осмотреть его и сказала, что Морриган отлично справилась с лихорадкой. Он скоро придет в себя. Я уже вижу, что ему лучше.
— Хм! — произнес Маэл, совершенно равнодушный к жизни и смерти фин галл. — Никак не могу понять, отчего Господь не уничтожит всех этих варваров.
— Спроси отца Гилберта.