Командир Т-34. На танке до Победы - Николай Борисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я был и остаюсь убежденным коммунистом. В пионерах, правда, не был, а в комсомол вступил в училище 23 февраля 1943 года. Никто меня туда не тащил, не уговаривал, сам захотел.
И в партию сам решил вступить. 1 января 45-го меня приняли кандидатом, но тут разные события начались и забыли про это дело. А вспомнили только через месяц в Германии и уже там приняли окончательно. У меня и фотокарточка есть, это как раз день, когда меня приняли. Сфотографировали на партбилет, а потом я этого фотографа попросил: «Слушай, сфотографируй меня, хоть родителям пошлю!» И он меня сфотографировал и карточку потом передал.
Тогда приходилось заполнять разного рода анкеты, а в них был такой вопрос: есть ли репрессированные родственники, но я про Поздняковых нигде не упоминал, вроде как дальние родственники.
Другое дело на разные должности нужны допуска, и вот там полагалось писать и про дальних. Но пока я до комбата рос, там уже допуск не требовался. А вот когда меня перевели в штаб, там уже секретность совсем другая, вот там до пятнадцатого колена всех проверяли. Но и время настало уже другое.
А в парадной дивизии эти особнячки нами занимались здорово, постоянно и знали всех как облупленных. Помню, был у нас начальник разведки, боевой такой, награжденный, и вдруг нет его. И тихонько говорят, что он совсем не украинец, а еврей… Раз, и уже нет в полку, а отправили служить на Дальний Восток. И так частенько. Кто чего скрыл, чуть только маленькая червоточина, сразу переводили в другую часть.
Мама, помолись за меня
Когда я выступаю перед молодежью, меня часто спрашивают: благодаря чему вы остались живы? Чего больше: случайность, опыт, судьба, Бог? Все вкупе, наверное, но в основе, считаю, все зависит от человека. Как его воспитали, обучили, как он относится к своему делу, а там, конечно, и удача с везением. Но ведь и везение не на пустом месте возникает. На основе определенного опыта появляется какое-то предвидение, это же тоже не просто так. Но ребятишкам в школе я говорю – повезло мне. Они смеются. Ну, а если говорить серьезно, то в этом есть и моя немалая заслуга.
В бою ведь все зависит от слаженности экипажа, от быстроты исполнения приказа. Там даже секунды, бывало, решали успех боя. Поэтому я очень старался совершенствовать свои навыки. Например, любил стрельбу, тренировался при малейшей возможности и за первые два месяца на фронте здорово насобачился в этом деле. Даже снайпером считался у нас. Вот, кстати, вспомнилось. Один из бывших танкистов в интервью вспоминает, что его наводчик мог с первого выстрела попасть в телеграфный столб за 800 метров. Мне кажется, это брех! Помню такой эпизод.
Где-то на территории Польши у нас на пути оказался небольшой городишко, но мы что-то не смогли с ходу его взять. Может сил не хватало и ждали подкреплений. Ведь заскочить-то в него дело нехитрое, но можно в нем и захлебнуться. И там значит, труба стояла высокая. В километре или чуть дальше. И ради любопытства ротный предложил: «Даю по одному снаряду. Кто попадет в эту трубу?» Так по первому снаряду никто не попал. А со второго попало всего двое, в том числе и я. Не хвалясь скажу, я всегда хорошо стрелял. Я увольнялся из армии в 58 лет и до последнего дня стрелял. Мог показать молодым пример. Пусть знают, что старики, прошедшие войну, тоже чего-то стоят.
А молодым и мастером вождения был. На фронте мехвода спокойно мог заменить. Где-то на марше, где была возможность, сам садился за рычаги и давал ему передохнуть.
Но особенно я тренировал экипаж в посадке и высадке. Беспрерывно, жестко, безбожно, мне даже друзья иногда говорили: «Коля, да брось ты ерундой заниматься!» Но меня никто переубедить не мог. Я знал, что в такие моменты решают секунды – а это жизнь. И моя, и моих товарищей. Поэтому тренировал жестко, требовательно, хоть некоторые подчиненные были старше меня на 10–15 лет. Но никогда не давил горлом. Сколько ни служил, никогда не был нахалом или грубияном. Ругался только в исключительных случаях. Всегда понимал – если покажу свою высокую подготовку, могу больше, чем они, то буду иметь авторитет у подчиненных и они будут подчиняться беспрекословно. Зато потом сколько раз мне ребята говорили: «Ну и везучий же ты!» А причем тут везучий? Дело не в везучести, просто нужно работать.
И сказать, что полностью освоился на фронте, – не могу. Потому как на войне надо было пройти все моменты, во всем многообразии. Одно дело на марше. Преимущественно марши совершали по ночам. У танкистов вообще много ночной специфики. Дальше оборона – тоже ведь вид боя. И самое главное – наступление. Конечно, опыт большое дело, но ведь процесс идет беспрерывно, меняются обстоятельства, обстановка, и такого чувства, вот, мол, все знаю и всем овладел, как говорится, Бога за бороду взял, такого со мной точно не было. У меня практически до конца войны шла эта учеба, шло совершенствование, познание всех этих вещей, и сказать, что я тут уже сам бог войны – ничего подобного. Это невозможно. Но месяца через два на передовой я, конечно, освоился и считался уже опытным воякой. Потому что танкисты долго не живут. Тем более в одном танке.
Не раз слышал, мол, по статистике, на передовой рядовые танкисты в среднем воевали всего неделю. Ротный, правда, уже три недели. Но, по-моему, эти расчеты весьма условные и относительные. Кто-то и в первом бою погибал, а кто-то долго воевал, и как тут считать?
И смертниками себя мы не считали. Это нас так со стороны кое-кто называл: «Горите беспрерывно… И как вы там только выскакивать успеваете?» Но у меня лично как-то не возникало такой мысли, что непременно погибну. Хотя оказывался в самых неприятных ситуациях. Взять то же самое «особое задание», когда мы действительно заглянули смерти в глаза. Как мы тогда вырвались, я до сих пор не понимаю. Но всю жизнь вспоминаю, как отец учил нас: «Запомните, в жизни никаких маленьких пустячков не бывает! Вся жизнь проходит не только в больших делах, но и в пустячках, связка получается. Поэтому надо ориентироваться не только на большие дела, но и на малые пустяки…» Так что от человека, конечно, многое зависит.
Вот мы всю ночь метались-метались в тылу у немцев, куда двигались и где поворачивали, понятное дело, восстановить невозможно. Но вот так случилось, что танк сгорел, и люди на тебя смотрят. Ты же командир! А еще в училище на занятиях по топографии преподаватель всегда выводил нас в поле. Идем туда-сюда, с шутками-прибаутками, потом стоп – «сориентироваться!». А двойки же не хочется получать, поэтому сразу стараешься запомнить, где, чего и как. И ночные занятия проводил, и постоянно вдалбливал, хоть ребята и ныли: «Да зачем нам эта топография.» Нет, извини меня. Топография и ориентировка – это бывает и похлеще тактики. Ведь очень важно сориентироваться вовремя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});