По ту сторону костра - Николай Коротеев

— А водой заливать как? — спросил Аким, очень заинтересовавшийся проектом.

— Обычно, — выпалил Сашка, покосившись на Лазарева. — Это ж Север, дядя Аким. Тут лед крепче стали. Верно?

— Да, — подтвердил тот.

— Можем и расчетик сделать. Математический, — совсем осмелел Сашка.

— И так понятно, что к чему, — сказал Жихарев. — И без математики ясно. Ловко. Молодцы! Вот чертяки! — улыбнулся начальник колонны, нажимая пальцем на спичечную модель стлани, а затем заторопил: — Ну, давайте на дорогу. Чтоб к сроку готова была! Это ж действительно монтажники могут закончить обогатительную фабрику к Новому году. Ведь только в оборудовании и задержка. Давайте, давайте, ребята, на бульдозеры. Неделю выгадаем, понимаете?

И спуск, и стлань подготовили за три дня. Столько же выгадали при подъеме на противоположном берегу, день сэкономили в пути…

Однако все эти воспоминания Назарыча уложились в две фразы:

— Вот тогда, с грохотом, они здорово помогли — и дорогу подготовили, и с мостом придумали. Хорошие парни, дельные.

— Кто спорит! — поднялся с колодины Малинка. — Да вот один пропал, другой утек.

— Вы, Пионер Георгиевич, поспешите Сашку-то догнать. Не в себе он. Куда подался? По реке на триста верст даже заимки нет. Да еще темная вода идет. Долго ли топляку плотик перевернуть? Порог еще там. Бурливый называется. Местов-то Сашка не знает!

— Далеко порог?

— Верст сто пятьдесят. С гаком.

— Велик ли гак? — усмехнулся Малинка.

— Как сказать… Пожалуй, верст тридцать наберется. Я в позапрошлом году с экспедицией этих… гидрологов ходил. Они насчитали больше ста пятидесяти километров. Мы же по верстам меряли… Так с гаком выходило.

— Да пес с ним, с гаком, — рассердился вдруг Малинка. — Ты, Назарыч, не помнишь, что гидрологи о скорости течения реки говорили?

— При темной-то воде?

— При темной.

— Помнится, где десять, где двенадцать кеме.

— «Кеме»…

— Так они говорили.

— Эх, шалая его голова! — воскликнул инспектор. — Ну, Сашкино счастье, если вертолет на базе есть. Давай звонить.

Инспектор пошел в избу. Назарыч — следом, приговаривая:

— Ради такого дела летуны должны расстараться.

— «Должны, должны»… А что, как вечером прилетят? Попов к тому времени, пожалуй, двести километров одолеет. Пройдет порог.

— И-и! Не пройдет! Тут и гадать нечего — не пройдет Разобьется.

— Не каркай, Назарыч!

— Я что? Я правду говорю.

Закончив разговор со своим и летным начальством, Пионер Георгиевич снял шлем и вытер вспотевший лоб.

— Повезло тебе пока, Попов. Слышь, Назарыч, через два часа машина здесь будет.

И крошка вертолет прибыл к переправе как по расписанию.

Хотя Назарыч и торопил начать поиски Попова, инспектор все-таки решил в первую очередь облететь окрестности в надежде обнаружить Трофима. Но беглый осмотр ничего не дал. Они видели избушку, поставленную зимой строителями ЛЭП, но дверь была забита крест-накрест досками, и вокруг ни души.

Теперь Пионер Георгиевич ругал себя за потерянное понапрасну время. Тем более что пилот торопил его с осмотром. Нежданно-негаданно поперек их курса потянулись низкие косматые облака, волочившие за собой по земле серые шлейфы дождя.

Штурман опять постучал по циферблату, показывая, что до порога осталось пять минут лету и вот-вот он появится вдали. Но на рыжей, будто нефтяной реке по-прежнему не было видно ни Сашки Попова, ни плота.

«Если бы мы обнаружили плот! — с тоской взмолился про себя инспектор. — Хотя бы плот! Тогда бы стало ясно: Сашка высадился и хоронится где-то на берегу. Жив, по крайней мере. И найти его — дело времени. Некуда здесь бежать. Только к жилью, только к людям, даже если кругом виноват!»

Не поверив часам штурмана, инспектор взглянул на свои. Они показывали то же время. Секундная стрелка дергалась с противной нервозностью.

— Пло-о-от! — услышал старший лейтенант крик летчика.

Малинка глянул вниз — пустая река.

— У по-ро-ога! — заорал ему на ухо штурман, тыча пальцем вперед.

Взглянув вдаль, инспектор увидел словно замершую на распахнутом плесе аккуратную щепку. Это был плот. И совсем неподалеку от него ровный, будто нарочно сделанный, перепад порога. С высоты он выглядел игрушечным, как и плот-щепка.

Инспектор в забывчивости схватил пилота за рукав. Машину тряхнуло.

Летчик резко сбросил руку Малинки и гневно посмотрел на него. Но Пионер Георгиевич внимания на это не обратил.

— Успеем? — крикнул он. Пилот расстегнул шлем.

— Успеем? — заорал инспектор.

Взглянув на него, летчик помотал головой, а потом, приглядевшись к плесу и плоту, пожал плечами.

Старший лейтенант знал, что сектор газа был уже выжат до упора. На полном ходу машина полого снижалась, будто с горки катилась. Летчик делал отчаянную попытку догнать плот, хотя и не верил в такую возможность. От этого еще горше стало на душе инспектора.

Малинка не воевал, и никогда в жизни ему не приходилось видеть, чтоб человек погибал у него на глазах. И чтобы при самом страстном желании помочь терпящему бедствие оказывалось невозможно…

А парень на плоту, пожалуй, и не чувствовал опасности.

Он лежал, распластавшись на выворотнях, из которых был на скорую руку связан плот. Инспектор даже засомневался, жив ли Попов?

Через секунду-другую, заметив вертолет, парень на плоту вскочил, разглядывал мгновение стрекочущую машину. Затем, наверное, услышал рокот падающей воды. Он схватил шест, попробовал оттолкнуться, однако не достал дна. Суматошно огляделся. Снова обернулся к приближавшемуся, но еще далекому вертолету, потом глянул на порог, близкий, ревущий. И, видимо уже ни на что не надеясь, отшвырнул шест, лег на бревна, обхватив руками голову.

«Сдался! Сдался, дурень!» — подумал инспектор.

Малинка понимал всю бессмысленность их попытки добраться до Сашки у порога. Но отказаться от этой попытки инспектор не мог. Еще несколько секунд он смотрел на человека в телогрейке, в болотных сапогах, распростертого на плоту.

— Ну же, ну! — невольно шептал старший лейтенант. — Ну придумай что-нибудь, Попов! Дерись! Дерись! Хоть попробуй спастись.

Парень на плоту не шевелился. Он добровольно отказался от борьбы за жизнь, пусть борьбы глупой, самой невероятной и отчаянной, но борьбы во что бы то ни стало. Этого инспектор не мог простить ему.

В те мгновения Пионер Георгиевич вел себя подобно одержимому. И выглядело странным — потом, конечно, — что пилот, штурман и бортмеханик слушались старшего лейтенанта. Инспектор знаком попросил сбросить трап. Переглянувшись со штурманом, пилот кивнул и сказал что-то бортмеханику по телефону. Тот ответил и тут же отключил связь. Догадавшись, что его предложение принято, Малинка устремился к дверце. Однако штурман опередил его, жестом показав: командовать будет он. Прежде чем открыть люк и сбросить трап, штурман с помощью бортмеханика опоясал старшего лейтенанта нейлоновым тросиком.