Царская немилость (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно надавить. Запретить, запороть. Только всё, что делается из-под палки — делается плохо. Должны сами прочувствовать на своей шкуре. Через два года сами придут к такому выводу. Наверное. Его-то здесь точно не будет. Он на Кавказе воевать будет.
То есть, нужно купить много пшеницы, много ржи, ну, и далее по списку, и перебрать всё это на семена и на еду. Это огромная работа. Очень не быстрая. Хоть нанимай детей у соседей. Только на какие шишы нанимать.
Про картофель, если говорить, так вообще беда. Когда Бауэр младший вернулся с Москвы с десятью килограммами кедрового ореха, то Брехт как бы мимоходом, чтобы бизнес-план по производству крахмала не выдать, поинтересовался у немца, а сколько картофель стоит. Мол, жареный картофель с грибочками солёными — прелесть. Оказалось, что не сильно дороже пшеницы, тридцать — сорок копеек за пуд. Только ведь размеры разные. Чтобы гектары засаживать картошкой, нужны сотни и сотни этих пудов. И эти сотни пудов нужно хранить. Картофель нельзя заморозить. Ладно, в этом году он разорится, и на несколько десятков гектар, объехав всю Московскую губернию, картофель купит, но его же не будет на следующий год, основную массу картофеля переработают на крахмал, но на семена нужно отложить с осени и всю зиму хранить. Нужны огромные подземные сухие хранилища. Блин блинский, столько всего нужно купить. Сколько денег в землю закопать. Не по себе дерево, как и Робинзон Крузо, выбрал.
Решил начать Пётр Христианович всё же с плугов. Это надо ехать в Москву, в Подольске, который от деревни только тремя церквями отличается купить несколько железных плугов невозможно. А в Москву ему ездить император Павел Петрович запретил. Присматривать за ним, как следовало из указа Павла, должен Граф Иван Петрович Салтыков — московский военный губернатор. Ну, этот товарищ в деревеньку к Витгенштейну точно не поедет. Граф Иван Петрович оставил за собой лишь командование военными парадами и блеск представительства. Москвичи долго потом будут вспоминать его пышный и расточительный образ жизни. Балы. Театры. Но есть в Москве и человек, который, получив указ императора, клювом щёлкать не станет, и точно уже организовал негласный надзор за опальным генералом. Человека зовут — Фёдор Фёдорович Эртель. Пруссак, который для Павла создавал в Гатчине его любимую игрушку — гренадёрский батальон. Сейчас этот товарищ получил чин генерал-майора и должность обер-полицмейстера Москвы. А со слов Зубова и по воспоминаниям доставшимся Брехту от графа Витгенштейна в Москве уже успел заслужить себе на этом посту недобрую славу по причине исключительной суровости и строгости.
Увидит, кто из знакомых, Петра Христиановича в Первопрестольной и доложит пруссаку. И можно, чего доброго, и имения лишиться, и в Сибирь загреметь. Потом вернут, но двое совсем маленьких сыновей на шее. Не хотелось зимой с ними в Сибирь тащиться. Заболеют по дороге. Но и доверить покупку плугов немцам или кому из крестьян не мог. Денег не много, и если купят не то, что надо, уже назад не переиграть.
Пришлось заняться театральной постановкой. Конюх, подаренный Зубовым, был пострижен и Пётр Христианович ему велел усики отрастить. Потом великан был переодет в барские одежды. Чуть маловаты оказались, но под тулупом не сильно и заметно. Обязанность у Прохора была одна. Шляться по имению и пару раз выстрелить в день из винтовальной пищали. А ещё на фризках кататься.
Если кого и приставил Эртель за Витгенштейном следить, то не из его же деревни. А сторонний наблюдатель увидит, что граф, чем занимался, тем и занимается. Палит из штуцеров да на коняках разъезжает.
Себя тоже Пётр Христианович попытался переделать, в конюха нельзя. Придёт он к купцу под видом конюха и будет за десятки и сотни монет серебром плуги покупать. Удивительное для 1801 года событие. Потому, нужно в мещанина превратиться. Для начала Брехт сбрил бакенбарды и усы. Глянул в зеркало. Ну, так себе маскировка. Был графом Витгенштейном им и остался, только без усов. Тогда стал щетину отращивать. С одеждой вообще плохо. Один единственный сюртук не военный оказался у Петра Христиановича. В нём сейчас и ходил. Армяк какой надо. Где же на такую орясину взять?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Событие сорок шестое
Дикие леса Канады полны лютоволков! Ты знаешь о лютоволках, не так ли? Они как волки, только лютые!
Цитата из игры «Южный Парк: Палка Истины»
То разведка, то засада –
Стричься, бриться мне когда?
Неизбежная досада –
Партизану борода.
Борода ль моя, бородка,
До чего ж ты отросла!
Называли раньше «щётка»,
Говорят теперь: «Метла!»
Брехт, напевая песенку Чижа в «щётку» пока, погляделся в тусклое зеркало у жены в спальной комнатке. Там проснулся. Как-то уж так получилось, пошёл вечером на двор, кое-какие внутриутробные дела обделать, ну не привык к горшкам, и столкнулся в комнате с моющей голову женой, стоящей в интересной позе. Что-то в мозгу щёлкнуло, генерал-лейтенант Брехт отключился и включился генерал-майор бывший — Витгенштейн. Брехт от криков, точнее стонов, что издавала Антуанетта вернулся, но ситуация была безвыходная. В смысле сразу выйти не получалось. Пришлось порадеть за честь … И ещё раз потом. И потом ещё пару раз. И вот утром снова.
Борода росла медленно. Но дворянский вид уже почти замаскировала. На купца старообрядца с метлой или лопатой мало ещё походил, скорее на сбежавшего с каторги заключённого по лесам домой пробирающегося. Партизан — партизаном.
Всю эту неделю не сидел без дела. Хлеб, в смысле рожь и пшаничку закупали. Брехт первый попавшийся мешок высыпал на стол в школе и детишек собрал вокруг. А чего? Это писать тонким пёрышком в тетрадь нельзя, перебирая при этом пашаничку, а слушать слово божие или сказки Шахерезады вполне себе можно. Сидит Маня и перебирает, рога диавола и овсюг в сторону отгребая по зёрнушку, а мозг впитывает рассказ, как Каин Авеля убил за понюшку табака. Подарок, ишь, не той системы. А ведь Каин это первый сын Адама, батянька его по своему образу и подобию воспитывал. Дети ведь копируют поведение своих родителей.
Ладно, бог с ним с Авелем. Зерно закуплено и перебирается. Должно хватить и дожить до следующего урожая, и для посадки. Купил граф на сто рублей зерна. Это если на килограммы переводить, то десять тонн зерна. Это если на пуды переводить, то шестьсот двадцать пять пудов, а если на мешки по сорок кило, то двести пятьдесят мешков, вроде и не много. А вот если на подводы, что потянулись в Студенцы из Подольска, то это ужас просто. Крестьянские мелкие заморённые лошадки берут максимум полтонны веса. И то обделываются по дороге. Но это же так не работает. Раз уж надо ехать в Подольск, за зерном, то все и поехали. Все тридцать восемь артельщиков. И Брехт на дормезе впереди. Эдакий санно-гусеничный поезд, растянувшийся на два километра, получился. С собой христиане кто сальце на продажу вёз, кто яички. Брехт тут недодумал, он чётко запретил торговать крестьянам зерном, а про яйца ничего не сказал. Количество едоков в семьях серьёзно уменьшилась, сейчас два раза в день детей кормят у полевой кухни. Вот у товарищей колхозников и появился излишек. Вообще Брехт хотел наорать и заставить сгрузить продукты, какого чёрта, мол, сами не доедают и повезли продукты продавать, но тут Осип — председатель артели «Свободный труд» ему эдак виновато шепнул, что обносились христиане, нужно одёжку шить.
Нда. Чего уж. На покупку одежды для пары сотен человек у него точно денег не хватит. Да и иждивенцев растить не выход. Сядут на шею. Вот, как с детским питанием.
Съездили, закупились. Вернулись аж по темноте уже. То один артельщик застрял у прилавка с сукном, то другой с валенками. И не бросишь. Волков по лесам расплодилось тьма, на поезд целый, даже стая не нападёт, а вот на одинокого путника в сумерках могут отважиться. Путник-то ладно, да и мешки с зерном не цель, а сколько всего вкусного в самой коняге для серых разбойников. К Витгенштейну в Студенцы не суются. Там Абрек, как залает на весь лес, опасаются серые рыжего. Да и семейство Курдюмовых свои охотничью угодья от всего живого вычистило. И еды нет, и стреляют, и собак полно, так что волки стараются сторонкой эти места оббегать. А в Подольске на базаре только об этом и разговоров. Один торговец пару щенков продавал и всё нахваливал, что когда вырастут, то справятся один на один с самым здоровущим волком — вожаком стаи. Щенки были и, правда, с мощными лапами, видно было, что вырастут в приличных зверюг.