Читай не хочу. Что мешает ребенку полюбить книги - Римма Вадимовна Раппопорт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что говорят писатели?
Основные участники образовательного процесса – ученик, учитель и родители. Когда речь идет о литературном образовании, в этом ряду может появиться еще и писатель – живой и, как мы уже выяснили, готовый прийти в школу. Правда, современные писатели пугают некоторых современных родителей. Беда в том, что проблемы подростков – это набор сплошь табуированных слов. Увидели «суицид» – пропаганда, запретить, о таком с детьми нельзя. «Алкоголь», «наркотики», «секс» – еще хуже. Есть у Бориса Слуцкого военное стихотворение «Говорит Фома». Оно начинается так:
Сегодня я ничему не верю:
Глазам – не верю.
Ушам – не верю.
Пощупаю – тогда, пожалуй, поверю,
Если на ощупь – все без обмана.
Можно вычеркнуть слово, выкинуть книги и оставить ребенка с его непроговоренными тревогами, незаданными вопросами – одиноким, бессловесным, непонятым. Но давайте лучше откроем глаза и уши, проверим тексты современных писателей на ощупь: вдруг они не призывают читателей ни к чему плохому, а просто рассказывают истории их сверстников, проживающих и переживающих близкие каждому подростку проблемы? Вдруг современные писатели – те, кто вместо нас или вместе с нами говорит с детьми о трудном и делает это без обмана?
Невозможно читать книгу, сопереживать персонажам, если ты думаешь о предстоящем сочинении и, как утопающий, пытаешься найти хоть что-то, за что в этом сочинении можно будет уцепиться. Мне странно читать критику Белинского: он говорит о героях Пушкина, Лермонтова, Грибоедова как о живых настоящих людях. Конечно, он же в школе их не проходил. А я не воспринимаю героев классики как людей. Это же классика. Мне же по ней сочинение писать. Поэтому мухи отдельно, котлеты отдельно: классика (вернее, ее краткое содержание – на качестве сочинения при наличии статей в учебнике это практически не сказывается) отдельно, а настоящие Книги с настоящими Персонажами – отдельно. Родители, конечно, считают иначе. Классику надо читать, переживать из-за нее и все такое, а все эти современные писатели гроша ломаного не стоят. Как бы не так! Чтоб я хоть слезинку над классикой проронила! Ну, вру, было один раз – дуэль Онегина и Ленского, но и то разве пару раз всхлипнула. А современная фантастика – другое дело, я чувствую этих персонажей, это такие же люди, как я, мне за них радостно и страшно. Я из-за смерти одного-единственного (даже не главного!) героя как-то раз рыдала минут сорок. В голос.
А самое обидное, что взрослым мои любимые книги не покажешь. Они хорошие, эти книги. Они про жизнь, смерть, любовь, дружбу, верность и храбрость. Словом, шикарные книги, глубокие, хорошо написанные. Прям как советские. Но писатели и издатели знают, что теперь это просто так не продается, потому что там – секс, алкоголь и курение безо всякого «Минздрав предупреждает». Но книга же не делается от этого хуже. Только взрослые этого не поймут. Будут убеждены, что я всему плохому научусь, а самого главного не замечу, хотя на самом деле самого главного не заметят как раз они.
Лера, 16 лет, Москва
Пугает современная литература и учителей: непонятно, как с ней работать, нет методичек. Когда мы берем абсолютно новое для нас произведение, то не знаем, как правильно его анализировать, нам часто не хватает смелости вместе с детьми прыгнуть в неизвестность. Бывает и так, что современная литература кажется словесникам недостойной изучения, слабой на фоне классики. Надо сказать, учителям сложно договориться о том, что такое современная литература: для кого-то это тексты современников, а для кого-то – вторая половина XX века. Детям еще сложнее: канон за рамки XX века не выходит, поэтому старшеклассники к концу обучения могут считать Маяковского вполне современным поэтом. О том, что школьники элементарно не встречаются с произведениями современных авторов, свидетельствуют исследования детского чтения. Согласно опросу, проведенному РДГБ в 2019 году, новые тексты появляются в списках любимых книг у подростков тогда, когда взрослые целенаправленно организуют знакомство, например проводят в библиотеке занятие или мероприятие, посвященное тому или иному автору.
В школе ситуация усугубляется тем, что включение в программу современных книг даже в формате внеклассного чтения для учителя небезопасно. Однажды я зачитывала на уроке фрагменты повести Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», чтобы дети, уже знакомые с автобиографическими повестями о детстве Толстого и Горького, могли увидеть, какое развитие этот жанр получил ближе к концу XX века. Каюсь, я не возражала, чтобы дома дети прочитали текст полностью, но в классе, конечно, читала, опуская всю нецензурную лексику. Это не уберегло меня от написания объяснительной в ответ на многостраничную жалобу оскорбленной родительницы.
Включение в поле детского чтения современных книг кажется мне чрезвычайно важным. Нельзя игнорировать живой литературный процесс. Поэтому я попросила нескольких настоящих во всех смыслах этого слова писателей рассказать, для кого и о чем они пишут, что думают о современной детской литературе и детском чтении, как относятся к перспективе оказаться в школьной программе.
Ирина Лукьянова
Книга – чей-то концентрированный опыт. Им можно пользоваться, а можно не пользоваться. Этот опыт сложнее извлечь, чем тот, что упакован в форму кино: ты сам ставишь кино внутри своей головы; не всегда на это хватает сил и понимания. Это твой собственный кинотеатр для тебя самого, в котором очень много возможностей – больше, чем технически доступно всей индустрии развлечений. Но, опять же, это не единственный способ впускать в себя чей-то опыт – хотя пока ведущий для человеческой цивилизации.
А детям и подросткам он нужен для того, чтобы с большей уверенностью и лучшим пониманием формировать свой собственный опыт, вероятно. Это если серьезно. А если коротко, книга – для удовольствия. Опять-таки, сложное удовольствие, кажется, что всем доступное – ан нет.
У меня очень разные книги: есть взрослые, есть детские, есть художественные, есть познавательные – у каждой, наверное, есть свой читатель, и я далека от мысли, что читатель книжки «Я – коала» и «Стеклянного шарика» – один и тот же. «Я – коала» – совсем
