Фигня - Александр Житинский

– Попридержи, – распорядился Иван. – Пригодятся.

Они поблагодарили старика, вышли из министерства и тут же поспешно закурили. Биков благодушно наблюдал за ними, он был некурящий.

Прошли мимо министерства обороны, где, судя по звукам, банкет еще продолжался, но как-то тяжело, угрюмо. Все время что-то падало – то тело, то посуда. Туда не пошли.

– Почему Перес назначил военным министром Федора, а не Максима? – спросил Вадим. – Максим явно интеллигентней.

При этом покосился на Ивана. Но Иван тонкостью не отличался, пропустил мимо ушей.

– Федор суворовское училище кончал, – пояснил Биков.

Алексей Заблудский бочком-бочком отделился от компании и исчез в густых зарослях тропических кустарников.

Он пошел наугад, что-то выискивая. Наконец продрался через колючки и вышел к домику, на котором было написано «Министерство финансов», а чуть ниже рукописное объявление: «Рубли на бабки не меняем!»

Алексей взошел на крыльцо, постучал в дверь, роясь в кармане куртки левой рукой.

– Войдите! – раздался голос изнутри.

Заблудский вытащил из кармана деньги – гонорар чилийской сборной – и решительно вошел в министерство. Из всех интерполовцев он один был при деньгах, почему и отделился от товарищей в надежде потихоньку поменять валюту.

На кровати в одних трусах, положив ноги в кроссовках на спинку, лежал молодой, чрезвычайно загорелый человек с бородкой.

– Вы министр финансов? – спросил Алексей.

– Бабки понадобились? – осведомился тот. – Что меняете?

– Франки.

– Курс – один к пятидесяти, – сказал министр.

– Надо же, в министерстве торговли поменяли один к десяти! – удивился Алексей.

– Илья Захарович вас надул. Это курс прошлого месяца. Я его за это оштрафую, – сказал министр, доставая из тумбочки жестяную коробку для чая. – Сколько будете брать?

– На пять франков. А какая здесь цена водки?

– Полбанки за полбабки можно купить.

Заблудский просиял. Такая цена его устраивала.

– Двести пятьдесят бабок… – министр отсчитал банкноты. – Скажите, чего вы сюда приперлись? Будете наниматься к Пересу?

– Не знаю… – замялся Заблудский.

– По какой статье сидели?

– Не понимаю… Я из комитета по культуре…

– Место председателя комитета вакантно, учтите. Жаль, что не сидели, опыта мало.

– А вы… сидели? – робко спросил Алексей.

– Обижаете! Статья восемьдесят восьмая, незаконные валютные операции. Пять лет с конфискацией.

Заблудский пересчитал деньги, поблагодарил и, уходя, уже в дверях обернулся.

– Скажите, а где народ? Кругом одни министры…

– Черт его знает! Народа я не видел, – сказал министр, плюхаясь на койку и принимая прежнее положение. – Да не больно он нужен! Говорят, где-то за лесом… – махнул он рукой в сторону.

Глава 7

Расчеты доньи

Исидора провела бессонную ночь. Сначала не давал спать Перес, который требовал любви, что было весьма затруднительно при его загипсованной ноге. Только колоссальный опыт доньи и некоторые инженерные ухищрения позволили кое-как исполнить супружеские обязанности, причем Исидоре все время казалось, что она трахается с дорической колонной. Это мешало получить кайф.

Наконец Перес успокоился и заснул, положив гипсовую ногу на Исидору. Она дождалась, пока он захрапит, выбралась из-под ноги и ушла на свою половину. Повалившись на кровать, донья несколько минут смотрела в потолок и прислушивалась к своим ощущениям.

Переса она не любит, это ясно. Дело не в ноге, кости срастутся, а любовь – нет. Донья отчетливо понимала, что уже вступила на путь борьбы с Пересом, перевербовав Бранко. Правда, еще не очень понятно, что из этого получится. Выпускник ВПШ с его редким умением взрывать не того, кого надо, мог опять все перепутать. Но Перес уже не муж и не любовник, а противник.

Иван? Кто он теперь, отвергнувший море цветов и любви? Донья задумалась, вспомнила Пенкину, сатиновые трусы Ивана, его черные носки, а главное, плавающий посреди моря матрас, с которого вертолетом снимали любовников. Именно тогда что-то надломилось в душе доньи, когда она увидела в реальности то, к чему стремилась. Донья всегда подходила к любви эстетически; чистота движений и поз, музыкальность ритмов, изящество ласк и даже благозвучность издаваемых криков ценились ею больше, чем примитивный оргазм. Здесь же она увидела, извините за выражение, трахающееся картофельное пюре. Тюх-тюх-тюх – не поймешь, где Пенкина, где Иван, просто какой-то клубок рук и ног. Отвратительно.

Нет, Ивана она тоже не любит. Но относится к нему как к другу.

Донья впервые обратила мысленный взор на Заблудского, вспомнив его рассказ в вертолете о рекорде Гиннеса. Что ж, это впечатляет. Но после десяти лет в пуэрториканском квартале Нью-Йорка такие рассказы попахивают дилетантизмом.

Оставался Вадим… Донья прислушалась к себе и поняла, что думает о нем скорее с нежностью и печалью, чем с отвращением. Два дюйма в рабочем состоянии, дюйм на холостом ходу. Но при этом элегантность, чистота линий и врожденная интеллигентность. Разве это не является достаточной компенсацией? Да и стоит ли говорить о компенсации после сонмища пуэрториканских фаллосов? Они ей поперек горла стоят. Теперь можно уйти на заслуженный отдых. А захочется физической любви… Разве донья не придумает способа? Она знала по крайней мере три, когда можно обойтись без всяких дюймов.

К пяти часам утра донья поняла, что любит Вадима.

Из этого следовали чисто практические выводы. Прежде всего это касалось судьбы чека на миллион долларов.

Чек пока не разменян, нужно долететь до какого-нибудь банка, чтобы получить наличные и расплатиться за вертолет. Останется девятьсот пятьдесят тысяч… Какая часть из них принадлежит Ивану? По любви – все, а по расчету? Прежде всего следовало оценить услугу по спасению чека. По существу, оценить моральные и материальные затраты доньи, когда она трахалась с этим скупердяем в берете. Тут никакие деньги не покажутся слишком большими.

«Половину», – решила донья. Так будет справедливо. Без ее героических усилий Иван имел бы шиш с маслом, а сейчас ему отвалят полмиллиона!

Правда, не совсем полмиллиона, продолжала считать донья. Интерполовцы предполагали разделить приз поровну. Значит, по сто двадцать пять тысяч на брата, из которых следует еще вычесть стоимость вертолета в расчете на каждого (тут донья считала и себя, но не считала Бранко, находящегося в служебной командировке). Авиабилет на человека обходился в десять тысяч. В результате этих сложных расчетов, которые донья провела в уме без всякого калькулятора, у нее получилось:

Исидоре – 490 000,

остальным – по 115 000.

Донья на секунду усомнилась, не следует ли вычесть с Ивана и Ольги стоимость их спасения вертолетом, но решила проявить благородство.

Таким образом, на обзаведение семьи и обустройство ранчо в Техасе с Вадимом у них оставалось 605 тысяч баксов!

По 300 тысяч с копейками на каждый дюйм!

«Если бы их было десять… – подумала донья, уже засыпая, – …это было бы три миллиона долларов!..»

Глава 8

Проводы

Вертолет как бы нехотя начал раскручивать лопасти пропеллера, поднимая пыль над аэродромом.

В стороне, под сенью ипопекуаны, Ольга и Исидора прощались с Иваном и Вадимом.

Они стояли парами, как в кинофильме «Сердца четырех»: Иван с Ольгой, донья с Вадимом.

– Ванечка, ты уж себя береги. Никаких коммюнике с Пересом не подписывай. Он тебя объегорит, – давала наставления Ольга.

– Правда, хороший здесь климат? – говорил он. – Мы ему ультиматум выложим и прилетим к тебе.

– А если он вас убьет?

– Не должен… Интеллигентный человек, слыхала? Тунгусами занимался, – сказал Иван.

– Ты мой хороший! – умилилась она, целуя Ивана. – Метеоритами!

– Один черт, – сказал Иван.

У другой пары происходил следующий диалог.

– Пересу не верь! – шептала Исидора.

– Да я никому не верю. Это у меня профессиональное, – сказал Вадим.

– Он вас убить хочет, – сказала Исидора.

– Все просчитано, – возразил он. – Сам он убивать не будет, чтобы не осложнять международную обстановку. Поручит Бранко. А тот пока профессионалом станет… Это ему не марксизм-ленинизм. Тут опыт нужен.

– И все же стереги себя, – сказала она.

– Исидора, скажи… – Он замялся, потупил глаза. – Кого ты считаешь командиром группы?

– Твой, – сказала она твердо.

Вадим просиял.

– Правда? – Он поднял ее за локти и закружил.

Улле выглянул из кабины вертолета.

– Господа, у меня не так много горючего! – прокричал он по-английски, перекрикивая шум двигателя.

Иван и Вадим поспешили к вертолету, ведя своих дам.

В вертолете уже томился Биков, выпросивший у Переса разрешение сопровождать женщин к народу. Перспектива остаться с одними мужиками была ему явно не по душе.

По летному полю к вертолету бежал Максим в генеральской форме с саблей на боку. Он отдувался, вытирал на бегу пот.