Три менялы - Лариса Васильева

Теперь она почувствовала, что все тело покалывает и жжет. Это было хуже, чем те ванны, которые она принимала летом, сок ягод усилил неприятные ощущения. Кроме того, раздавленные ягоды ужасно воняли. Их зловоние проникало в нос и снаружи, и изнутри — изо рта. Но особенно сильно сок пропитал кожу рук: когда Матильда падала, то, хватаясь за ветви, раздавила несколько ягод. На карачках она выбралась из каменной чаши и села на краю. Не задумываясь, поднесла руки к лицу, чтобы убрать прилипшие волосы и стереть капли воды, и при этом почувствовала такой тошнотворный смрад, что у нее спазмами сжало желудок и ее вырвало.

Придя в себя, отдышавшись, женщина разделась, отжала мокрую одежду и разложила на теплых камнях. Она просидела рядом с каменной ванной с полчаса, но вещи сохли медленно. Ей надоело ждать, и, надев еще влажное белье, штаны и свитер, а сверху подмоченный ватник, Матильда двинулась к тропе. Около горячего источника она не чувствовала холода, но стоило только удалиться на несколько шагов от каменной ванны, и ее обдало холодом. Насквозь промокшая, замерзающая, с вонючими руками и ртом, наполненным непреходящим неприятным вкусом, Матильда дотащилась до дома.

В дверях ей встретился Николай.

— Боже, Вика, что с тобой?! А что это за вонь? — он зажал нос рукой и шарахнулся в сторону.

Матильда с трудом сняла мокрые ботинки, бросила на пол куртку и пошлепала в свою комнату за банным халатом.

— Что с тобой? Упала в воду? — поинтересовался Саша, подходя к ней.

Волна едкого запаха захлестнула его, он отшатнулся.

— Не понял, ты куда это упала? Чем это так воняет?

— Потом, сначала я пойду искупаюсь…

Она взяла свой халат и пошла в ванную комнату, долго терла руки мылом и порошком, несколько раз почистила зубы и даже язык, но запах был неистребим. За ужином Николай и Саша старались отодвинуться от нее подальше, Сергей мужественно терпел, а Вера, как ни странно, почти не ощущала этой вони. Матильда не смогла поесть, вся еда казалась ужасно горькой и вонючей. Она пораньше ушла к себе — зачем мучить всех?

Сергей уложил Верочку и заглянул к ней:

— Ты как? Не сильно ушиблась?

— Все нормально, иди, а то задохнешься.

— Да черт с ним, с запахом…

Он подошел, присел на кровать.

— А плохо тебе не станет? Меня до сих пор мутит.

Он наклонился и поцеловал ее. Но Матильде было не до нежностей, ее все еще тошнило.

— Чего это вдруг? — вырвалось у нее.

— Извини, не удержался… Все время тянуло тебя поцеловать, но старался и виду не показывать, а сейчас не устоял. Пожалуй, я этот запах буду вспоминать, как самый приятный в моей жизни. По крайней мере, он отпугнул от тебя остальных поклонников…

— Каких поклонников? О чем ты? — отмахнулась Матильда. — Все вы одинаковые — норовите использовать момент…

— Черт, неужели не видишь, я же совсем потерял голову…

Он так смотрел на нее, что Матильда поверила, что это правда, и когда он вновь привлек ее к себе, она замерла, ее вдруг охватила жаркая волна… Сергей принялся покрывать ее лицо поцелуями…

— Господи, как я хочу тебя…Безумно… Со мной такого еще никогда не было…

Если бы не тошнота, Матильда забыла бы обо всем … Что с ней сделали Менялы?! Ее тянет к мужчинам, вот наваждение… «Черт с ним, пусть его любовь недолгая, пока мы все заперты здесь, но что есть в жизни постоянного?» — мелькнула мысль. Но тут новый приступ тошноты охватил ее, она вырвалась из рук Сергея и бросилась в туалет. Он остался ждать ее в комнате. А когда она вернулась, следом вошел еще один «соискатель» — Александр.

— Уходите оба, неужели не видите, мне не до вас …

Она проснулась от шороха. Дверь тихонько открылась, Матильда решила, что это идет Верочка, которой что-то приснилось, и уже хотела откинуть одеяло, взять ее к себе, как вдруг разглядела в темноте мужскую фигуру…

— Николай? Тебе чего?

— Не понятно, что ли, чего…

— А ну стой. Еще шаг, и пристрелю! — Она быстро наклонилась и выхватила ружье из-под кровати, потом щелкнула выключателем настольной лампы.

Увидев, что она и в самом деле держит в руках ружье, тот остановился.

— Ты чего, ненормальная! Тебя же, дуру, жалею… Живешь тут без мужика полгода… А я вот сегодня смотрю, да ты вроде и ничего! Чего бабе-то одной пропадать?..

— Что, только сегодня разглядел, а раньше звал с собой зачем? Трепло… Уходи, закрой дверь за собой и больше в эту комнату не смей даже заглядывать, а то и правда пристрелю.

— Опоздал, что ли, место уже занято? Кто же такой шустрый? Серега? Или наш калека, Сашка?

— Дурак ты, Коля…

— Будь человеком, я же заснуть не могу, все время думаю, какая баба рядом лежит…

— То-то твой храп по всему дому разносится, каждую ночь слышу, как ты мучаешься от бессонницы.

— Да нет, раньше, конечно, спал, а вот сегодня совсем измучился, просто извелся, так и представляю тебя… голенькой. Ну ты же не девочка, понимаешь, каково это мужику сухостой терпеть… Аж болит…

Матильда повела ружьем, указывая дулом на дверь.

— Здесь не скорая помощь…

— Ну и ладно, мое дело предложить, твое — отказаться…

Заснуть она не успела. Снова появился Александр.

— Послушай, Вика, я все откладывал разговор на потом, когда мы сможем уехать отсюда, но не могу больше сдерживаться… Я люблю тебя…

— Давно ли? — вздохнула Матильда.

— Да как только увидел тебя. Но я же лежал парализованный, как я мог в таком состоянии говорить о любви? Мужик должен предлагать руку и сердце, только когда у него есть что дать женщине помимо этого. А пока мы заперты в этой дыре, я ничего не могу тебе предложить.

— Все правильно, вот и следуй своим намерениям: когда будет возможность уехать отсюда, тогда и поговорим.

— Да я бы потерпел, но боюсь, меня опередят. И я не уверен, что другие испытывают такие же чувства, как я. Возможно, у них это просто от скуки… — он сделал паузу, потом многозначительно произнес: — А может из каких-то своих соображений.

— Спасибо, что предупредил. Только я думаю, ты вздумал приударить тоже от скуки. Спокойной ночи.

— Погоди… — он взял ее за руку. — Неужели не чувствуешь, мы же с тобой дышим в унисон, послушай…

Саша прижал ее руку к груди.

Матильде показалось, что и в самом деле сердца у них стучат в одном ритме. Ладонь была такой сильной и нежной… В другое время она бы продолжила этот разговор, но тошнота…

— Уходи, спокойной ночи…

Она встала и повернула за ним ключ, и вовремя, потому что через минуту в дверь снова принялся настойчиво тарабанить Николай.

— Вика, открой, я тебе что-то хочу сказать.

— Я сейчас выстрелю через дверь…

Странно, но сегодня ей показалось, что все претенденты на место в постели рядом с ней были искренними, даже Николай.

На следующий день снова приехали Петрович и Степан. Матильда села на диван подальше от остального общества — запах был ощутим. Степан повел носом, принюхиваясь к странному зловонию, исходящему от Матильды, без приглашения, прошел через всю комнату и уселся рядом с нею.

— Степа, ты не знаешь, что это за ягоды такие, сейчас еще висят на кустах, красные и жутко вонючие?

— Так вонючка и есть, не надо их трогать, а то руки не отмоешь, — необычайно длинно высказался Степа.

— Поздно, я их уже потрогала.

В этот день он больше не сказал ни слова, сидел, слушал разговор мужчин да все принюхивался, так что Матильда не выдержала:

— Степа, если тебе противно, так отодвинься или к отцу иди, туда запах не достает.

— Достает, — тут же сказал Петрович.

Петрович и в этот приезд как-то испытующе посматривал на нее. Матильду беспокоили его взгляды. Ясно, что он видел раньше Вику и сразу все понял. За кого же тогда он принимает ее? Но поскольку он молчал, то и Матильда не стала ничего говорить. И вдруг она услышала слова Петровича:

— Я так понимаю, живи сам и дай жить другим…

Он договорил и в упор посмотрел на Матильду. О чем это он?

Николай вышел покурить на крыльцо, за ним по всей комнате протянулся след, как пена на морской глади от корабля: хлебные крошки, осыпавшиеся с его брюк, пустая кружка из-под молока на подлокотнике кресла, опрокинувшийся стул, задравшийся ковер.

Матильда опять принялась пытать белобрысого Степана.

— А клуб у вас есть?

— Нет, вот клуба нету, — тот говорил так, словно в их деревне есть все, кроме клуба.

— А вечерами посиделки устраиваете? Вся молодежь, наверно, собирается где-нибудь, много молодых-то в деревне?

— Да почитай шо и много: я, Ванька, Петро, ишшо другие есть…

— А девушек много? Красивые?

— Рано ему ишшо, по девкам стрелять, — Петрович сурово глянул на сына.

— Ну хорошо, летом тепло, светло на улице — с друзьями общаешься, а зимой вечерами на улице холодно — в доме без света, без телевизора совсем скучно?