Бегство Джейн - Джой Филдинг

— Кажется, я рекомендовал ативан. Секунду, сейчас я посмотрю свои записи. — Несколько секунд молчания. Итак, доктор Мелофф действительно выписал ей лекарства. Майкл просто следует назначениям невропатолога.

— Да, ативан, — подтвердил доктор Мелофф, вновь выходя на связь. — Это лекарство еще называют лоразепам. Если вам это не покажется китайской грамотой, то могу сказать, что это легкий транквилизатор, что-то вроде седуксена, но в отличие от него не вызывает привыкания.

— Но зачем мне вообще принимать какие-нибудь таблетки?

— Легкие успокаивающие средства очень хорошо действуют в случаях истерической амнезии. — Он сделал паузу, и Джейн почти физически ощутила, как он улыбается. — Послушайте, вы находитесь сейчас в весьма стрессовой ситуации: вы не помните, кто вы; вы замужем за человеком, которого вы не знаете; вы окружены целым роем незнакомцев. Это порождает у вас беспокойство. Оно пройдет, только когда вернется ваша память. А пока это волнение лишь мешает памяти. Ативан ликвидирует беспокойство и тем самым открывает вашей памяти дорогу домой.

— Но я все время чувствую усталость. У меня депрессия…

— Это бывает в вашем положении. Чем дольше будет продолжаться амнезия, тем больше будет и склонность к депрессии. Вот почему так важно принимать ативан. Что же касается вашей утомляемости, то это означает только одно — ваш организм что-то хочет вам сказать. А именно, он говорит вам, что вы нуждаетесь в сне. Не сопротивляйтесь этому желанию, Джейн. Слушайте, что говорит вам ваш организм.

— Так значит, вы не думаете, что это лекарство причиняет мне неприятности с самочувствием?

«Господи, зачем она это спрашивает? Разве он только что не сказал ей, что ативан — это легкое успокаивающее средство, транквилизатор? Что он считает ативан исключительно важным для нее лекарством?»

— В ативане нет ничего, что могло бы вызвать депрессию. Я могу допустить, что он вызывает сонливость, потому что у вас слишком маленький вес, вы слегка истощены. Но сонливость пройдет после более продолжительного приема, когда вы адаптируетесь к нему.

— Я чувствую себя такой беспомощной, как будто не могу контролировать… — Она остановилась на полуслове, внезапно услышав, что Майкл поднимается по лестнице. — Мне надо идти, — скороговоркой произнесла она. — Я и так отняла у вас слишком много времени.

— Что вы говорите! Я был только рад, что оказался на месте, когда вы позвонили. Послушайте, если ваш муж рядом, то дайте ему трубку, я бы хотел побеседовать с ним.

Майкл уже стоял в дверях.

— Он здесь, — сказала она в микрофон и протянула трубку мужу. — Доктор Мелофф. — Она чувствовала, как бешено колотится ее сердце. — Он хочет поговорить с тобой.

Майкл выглядел довольно озадаченным, когда брал трубку. «Он так же смущен, как и я, — подумала Джейн, — недоумевает, зачем она позвонила доктору Мелоффу». Неужели она в самом деле заподозрила мужа в том, что он травит ее ненужными ей медикаментами? Но зачем ему так поступать? Этот человек не делал ей ничего, кроме добра. Он был терпелив, он всячески поддерживал ее, он просто чудесен. Может, у нее аллергия на чудесных мужчин? Может, в этом и заключается ее заболевание? Она не смогла вынести своего счастливого замужества и сбежала от него в своего рода безумие. А вот теперь она не может перенести хорошего к себе отношения и обвиняет мужа в заговоре против нее. Во всем этом просто бездна смысла.

Да и где осталось то время, когда что-то имело смысл? Имело ли какой-то смысл, что она очнулась бредущей по улицам Бостона, не представляя, кто она такая? Или, может, смысл в том, что ее карманы были набиты стодолларовыми купюрами, а платье залито кровью? Или в том, что она не помнила, когда родился ее ребенок и когда умерла ее мать? А может, глубокий смысл заключается именно в том, что она не доверяет и ненавидит. Кому она не доверяет и кого ненавидит? Тех людей, которые только тем и заняты, что заботятся о ней и делают все, что в их силах, чтобы она быстрее поправилась. А может быть, смысл заключается в том, что самый мягкий из транквилизаторов вот-вот превратит ее в зомби? А не стала ли она уже параноиком, который чувствует себя узником в собственном доме?

Может быть, какой-то высокий смысл заключается в том, что в голове стоит звон, болит спина и трудно и больно глотать? Или в том, что она не в состоянии довести до конца простейших дел? А какой смысл в том, что она точно помнит, что спрятала телефонную книжку в ящик столика, а теперь ее нет? В какой из этих вещей заключен сокровенный смысл? И как смеет тот, кто не помнит самого себя, утверждать, что он вообще что-то помнит?

— Где моя телефонная книжка? — спросила она, как только Майкл положил трубку. «Он обиделся, — поняла она, стараясь не смотреть ему в глаза. — Он не может понять, зачем я звонила доктору Мелоффу. Что я могу ему на это сказать, если сама ничего не понимаю?» — Она была здесь. — В подтверждение своих слов она выдвинула верхний ящик ночного столика. — А теперь ее нет.

— Я не знаю, где она, — просто ответил он.

— Она была здесь, когда я вернулась из больницы.

Зачем она настаивает? Зачем поднимать шум из-за вещи, в которой находится нечто несуществующее? Из-за того, что лучшая оборона — это нападение. Потому что этот скандал избавил ее от необходимости объяснять свой звонок доктору Мелоффу?

— Значит, она и сейчас здесь, — услышала она.

— Нет, ее здесь нет. Посмотри сам!

— Я не буду смотреть. Если ты говоришь, что ее нет, значит, ее действительно нет. Я верю тебе.

Джейн поняла, что́ он хотел сказать. «Если я сказал тебе, что доктор Мелофф прописал таблетки, не смей сомневаться в этом. И не мечтай, что сможешь уличить меня во лжи». Это распалило ее гнев.

— Значит, это Паула убрала ее, — кричала она, мечась по комнате взад и вперед.

— Зачем она стала бы это делать?

— Я не знаю. Но на прошлой неделе книжка была здесь, а теперь ее нет. Значит, кто-то ее убрал.

— В понедельник я спрошу Паулу, — сказал он. Майкл был явно расстроен ее поведением, но держал себя в руках и сохранял спокойствие. — Я не могу, правда, понять, зачем тебе телефонная книжка?

— Может быть, я хочу позвонить своим друзьям, — выпалила она, сама поразившись неразумности своих слов. — Может быть, я хочу по кусочкам собрать заново свою жизнь. Я устала каждый день сидеть взаперти под надзором этой нацистки…

— Паула нацистка? Боже, она что-нибудь натворила?

— Ничего! — закричала Джейн.

Остатки благоразумия улетучились. Из ее рта вырвался мощный вихрь слов, как будто они, как сама Джейн, очень долго просидели под замком, а теперь какая-то дьявольская сила выпустила их на свободу.

— Она все делает правильно. Идеально правильно. Она как машина, будь она проклята! Она наблюдает за мной, как Старший Брат. Без ее ведома я даже в туалет не могу сходить. Она не подпускает меня к телефону. Она говорит моим друзьям, что меня нет дома, что я уехала. Почему она не дает мне поговорить с моими друзьями?

— И что ты собираешься им сказать? — спросил он печально. — Ты что, в самом деле хочешь, чтобы твои друзья увидели тебя такой?

— А зачем вообще существуют друзья? — Она требовала ответа.

Краска медленно сошла с лица Майкла, словно на экран цветного телевизора накинули серую вуаль. Он сел на кровать и спрятал лицо в ладонях.

— Это моя вина. Это я велел Пауле, чтобы она не пускала тебя к телефону. Я думал, что этим смогу уберечь тебя от ненужных стрессовых ситуаций. Я думал, что чем меньше народу будет знать, что произошло с тобой, тем будет лучше. Ты всегда была довольно скрытной, и я думал, что тебе не понравится, если все узнают… Прости, прости меня… — повторял он тихим голосом, звуки его исчезали в пространстве между их лицами.

Она села рядом с ним, ее гнев внезапно пропал.

— Нет, это ты меня прости. Ты знаешь меня лучше, чем я сама.

Она надеялась, что он улыбнется, и была очень благодарна ему, когда он действительно улыбнулся.

— Если ты хочешь поговорить со своими друзьями, только скажи, я немедленно свяжусь с ними. Если хочешь, я приглашу их к нам.

Джейн на секунду задумалась. Сама мысль о том, что ей придется оказаться лицом к лицу с незнакомцами, заставила ее сердце бешено забиться. Он был прав, конечно, это для нее слишком большой стресс. Кому она собралась звонить? И что она может им сказать?

— Нет, не сейчас, — проговорила она. Потом добавила: — Пожалуйста, прости меня. Я очень растеряна.

— И поэтому ты позвонила доктору Мелоффу?

— Я не знаю, зачем я звонила доктору Мелоффу.

— Ты что, не хочешь мне об этом говорить? — Она увидела, что его глаза наполнились слезами. Она видела, что ему с трудом удается сдерживать их. — Разве ты не знаешь, что на свете не существует ничего, что бы я для тебя ни сделал? Разве ты не понимаешь, что обо всех своих сомнениях, страхах, вопросах ты можешь поговорить со мной? Если тебе не нравится Паула, мы уволим ее. Если ты не можешь так долго сидеть дома и хочешь выходить, то я повезу тебя туда, куда ты захочешь. Если тебе это надо, то ты можешь гулять сама. Ты можешь ездить со мной на работу, если тебе это нравится. Можешь вообще ходить без меня, если тебе этого не надо. — Он помолчал, ссутулившись, как будто его ударили в живот. — Это так, Джейн? Вся проблема во мне? Если я тот человек, которого ты не хочешь видеть, то просто скажи мне об этом. Я тотчас уйду. Упакую кое-какие вещи и перееду в отель, пока не кончится этот кошмар.