Головы моих возлюбленных - Ингрид Нолль

Тут Кора сказала по-немецки: «У меня много новых картин, я варьирую свою тему. Ты, разумеется, так и остаешься Юдифью, а Олоферна вместо твоего отца и того таксиста мог бы представлять Дон».

Когда я принесла Белу наверх, выяснилось, что мои вещи вынесены из Кориной комнаты. Все они лежали на украшенном розочками плетеном кресле. Короче, она собиралась разделить свою двуспальную кровать с Доном. Быстро же это она, подумала я. А знал ли сам Дон об этом плане? Я уложила сына в кроватку и решила больше не спускаться. Настроение стало хуже некуда.

Дон походил на Йонаса лишь на первый взгляд: темные волосы и глаза, печально-искренний взгляд плюшевого медвежонка, который тогда так меня взволновал. Возможно, он пробуждал во мне материнские чувства. Интересно, а Кора испытывала то же самое? Вот Йонас на нее тогда не произвел впечатления. Дон был более худой, чем Йонас, с каким-то ускользающим подбородком, который не могла полностью скрыть жидкая бороденка, и вьющимися каштановыми волосами. Так и хотелось запустить пальцы в этот кустарник, почесать, поскрести и при этом наткнуться на маленькие рожки. Так вот в чем дело: в Йонасе тоже было что-то от фавна.

Потом я стала думать о Коре, чем занималась нечасто. Подруга была для меня чем-то самим собой разумеющимся, жизненно необходимым, но в то же время она причиняла больше беспокойства, чем все люди, которых я знала до сих пор. Можно ли назвать ее эгоисткой? Так меня, между прочим, тоже. Мне нравились ее отвага, ее наглость, ее неизменно хорошее настроение, ее остроумие и ее щедрость. Короче, она во всем меня превосходила. Выходит, я должна была сказать ей с Доном: совет да любовь. Я ведь и сама только-только избавилась от надоевшего мужа и пустилась во все тяжкие с Фридрихом, который, к слову сказать, куда-то слинял. Тогда зачем мне понадобился сейчас этот незнакомый парень, если я почти не понимаю, что он говорит, да и сам по себе он не великая находка, – собирается стать крестьянином, как и его отец, а главное, скоро уйдет дальше? Почему же мне так трудно смириться с тем, что им завладела Кора? На этот вопрос я ответить не могла.

Среди ночи я проснулась и почувствовала, что хочу пить. Направляясь на кухню, я прошла мимо Кориной студии. Дверь была распахнута настежь. Дон спал на кушетке, одежда разбросана по всей комнате. Ну как, согрешили они или не согрешили?

За завтраком Кора необычно веселым тоном сказала:

– Дону нужны новые ботинки. Кто пойдет с нами?

Эмилия перехватила взгляд, который я бросила на растоптанные сандалии Дона, слишком легкие для этого времени года.

– Я пойду, – поспешила ответить я. – Беле тоже нужна новая обувка.

Эмилия метнула злобный взгляд.

– А я не пойду, – заявила она, – да и вообще на вашем месте я бы не стала покупать этому пришлому забулдыге новую обувь.

– А уж какие премиленькие белые туфельки носит наше розовое облако на своих очаровательных ножках, ей что, они так уж были нужны?

С досадливым пыхтением Эмилия принялась убирать со стола. По чистой случайности молочник упал на пол как раз у ног Коры и залил ее новую шерстяную юбку. Кора преспокойно переступила через упавшую на пол юбку и продолжала сидеть на кухонной скамье в черных трусиках. А Эмилии пришлось сносить это непристойное поведение в присутствии чужого человека, да еще оттирать запачканную юбку мокрыми салфетками. Честно говоря, Кора слегка хватила через край, и Дон, по-моему, тоже это сознавал. Он глянул на меня и послал мне странную улыбку, которую я никак не могла истолковать, но тем не менее я улыбнулась ему в ответ.

В обувном магазине на виа Торнабуони Кора купила себе корейскую сумочку из кожи угря, тогда как я не щадя сил пыталась натянуть на Белу его первые твердые башмачки. Словно обезьянка, он поджимал пальцы и мешал мне.

– Дон, ты какие хочешь? – спросила Кора.

Ему это было совершенно безразлично, тогда она сама подобрала ему черные полуботинки, слишком элегантные и дорогие, а главное, они совершенно не подходили к его наряду. Но Дон надел их, кивнул и бросил свои старые бахилы в корзину для мусора.

– А может, купим чего-нибудь для Эмилии? – предложила я. – Когда в доме живет гость, у нее гораздо больше дел.

– Когда у нас гостили другие люди, ты ничего подобного не говорила, – ответила Кора, но не стала возражать, чтобы я прихватила букет астр и трюфели из белого шоколада.

На пути домой Дону доверили вести «Кадиллак». Конечно, он привык к бескрайним просторам своей родины, зато совершенно не привык к итальянскому уличному движению, потому что даже Эмилия после пятидесяти часов практики вождения не смогла бы рулить хуже. Кора нетерпеливо напоминала, что давно уже пора вернуться домой, ей, в конце концов, пора к мольберту. Дон вполне был готов к тому, чтобы позировать в качестве Олоферна, да и меня дожидался мой албанский ученик, а кроме того, я должна была продолжить собственные занятия.

– До того, как ты снова вернешься к своему шедевру, – сказала я, – не будешь ли ты так любезна прочесть наконец письмо твоего брата. Возможно, ты и сама заметила, что ни Фридриха, ни Йонаса здесь нет.

– Ну что ж, вполне могу представить – Фридрих недоволен.

– Доволен или нет, но отца моего они так до сих пор не похоронили.

– А где же он сейчас?

– В каком-то морозильнике.

Кора рассмеялась:

– Значит, дело неспешное, пусть полежит там еще денек-другой.

– А разве он когда-нибудь заботился обо мне? Разве он скопил деньги на похороны?

– Я помню, как он появился у могилы твоего брата.

Вообще-то мы избегали разговоров о Карло. И я гневно ответила:

– Чтобы получить дармовую выпивку, он бы пришел и на мои похороны!

Пришлось заплакать. У Коры я научилась говорить о покойниках равнодушно и грубо, но подобное отношение нравилось ей, а мне причиняло боль.

Кора прочла письмо Фридриха.

– Что ж, этого следовало ожидать, – сказала она, – а пока ты избавилась от обоих. Вообще-то говоря, теперь моя очередь.

Это звучало как предостережение.

– Не пойму, чего ты хочешь, – ответила я.

Из Кориной студии доносился непрерывный смех. Но я была слишком горда, чтобы присоединиться к ним. Эмилия неодобрительно качала головой. У нас меняли отопление. Рабочие нанесли кучу грязи, Эмилия постоянно с ними перебранивалась.

Интересно, где следовало похоронить моего отца? Я этого не знала и, уж во всяком случае, не хотела, чтобы Кора выкладывала свои деньги. За обедом я снова вернулась к этой теме.

– О’кей, – сказала Кора, – с твоей стороны очень благородно, что ты хочешь экономить мои деньги. Да я и сама не вижу большого толка в роскошных могилах. Ну, с Хеннингом дело ясное – иначе было просто нельзя, этим интересовались широкие круги общественности. И вот что я предлагаю: засунуть урну с прахом твоего отца в двуспальную могилу Хеннинга втихаря: убийца и его жертва упокоятся рядом.

Хотя Кора говорила по-немецки, Эмилия, расслышав слово «убийца», многозначительно улыбнулась, и Дон, как ни странно, тоже. Я сочла идею Коры превосходной и решила в самые ближайшие дни этим заняться.

У Коры иссяк запас красок, и она, не откладывая, поехала в город. Мы с Доном остались наедине.

Глава 13

Телесный

Я должна быть благодарна этому проклятому Дону за то, что сегодня в своем автобусе могу чувствовать себя как королева (просто бывшая принцесса стала взрослой), у которой двадцать верноподданных. После размолвок с Корой, спровоцированных двойной игрой Дона, я приняла решение избавиться по меньшей мере от материальной зависимости.

Типы, подобные Дону, редко ездят автобусом: организованный туризм повергает их в ужас. Они предпочитают валяться перед каким-нибудь колодцем на мостовой со всеми своими бутылками и рюкзаками. А если кого-нибудь из них случайно занесет в мой автобус с климатической установкой, мне незачем посылать подобному типу улыбку. Элегантный костюм не позволит мне даже приблизиться к такому человеку, мой костюм должен приходиться по вкусу моей обычной клиентуре, и действительно приходится. Не составило бы ни малейшего труда заарканить какого-нибудь высокопоставленного немецкого чиновника, но это не мой жанр. В таких людях меня интересует лишь содержимое их бумажников.

Правда, один раз я совершила публичный выход с одним таким пижоном. Он непременно желал выпить чашечку эспрессо в каком-нибудь «типичном» заведении. Я повела его в один бар. Там мы уселись словно наездники на немыслимо безобразных табуретах из хрома и пластика, а каблуками, как и все наши соседи, зацепились за металлические обручи, похожие на подставки для зонтиков. Рядом с нами на бильярдных столах разыгрывали какую-то разновидность боччии. В соседней комнате размещалось некое подобие казино, и было еще более шумно. Казалось, надпись «VIETATO AL MINORI DI 18 ANNI»[15] больше всего привлекала именно юнцов, которые сидели вдоль стены в нишах и выпивали. Без зазрения совести они бросали на пол из поддельного мрамора объедки и огрызки. Время от времени в заведение заходила какая-нибудь девушка, чтобы купить мороженое. Хозяин, маленький и толстый, лучился фальшивой приветливостью, а нам он показал в своей газете «Спортсмен», что там говорится об успехах немецкого футбола.