Дама в черном - Гастон Леру

Пока она это говорила, я видел, как возрастало замешательство господина и госпожи Дарзак. Робер взглянул на свою жену и хотел было что-то сказать, но Рультабиль не дал ему этого сделать.

— Я не знаю, куда прошлой ночью ездил господин Дарзак, — сказал он, — но вы, вероятно, захотите узнать причину, по которой опасность им больше не угрожает. Так вот, ваш муж рассказывал вам об ужасной драме, разыгравшейся в Гландье, и о преступной роли, которую в ней сыграл…

— Фредерик Ларсан. Да, да, господин Рультабиль, я все это слышала.

— Следовательно, вам также известно, что мы охраняли ваших гостей, так как заметили этого преступника вновь.

— Конечно.

— Так вот, опасность им больше не угрожает, потому что названный персонаж больше не появится.

— И что с ним случилось?

— Он умер.

— Когда?

— Прошлой ночью.

— И что же прошлой ночью с ним произошло?

— Его убили.

— Но где?

— В Четырехугольной башне.

При этом заявлении мы все поднялись в понятном волнении: наши хозяева — взволнованные тем, что они узнали, а мы — озадаченные тем, что Рультабиль, не поколебавшись, сообщил им об этом.

— В Четырехугольной башне? — повторила госпожа Эдит. — Но кто же его убил?

— Господин Робер Дарзак, — спокойно ответил Рультабиль и попросил все общество сесть и успокоиться.

Удивительное дело, мы все тут же уселись обратно. Можно подумать, что в подобный момент ничего другого и не оставалось, как подчиняться этому мальчишке.

Но почти тотчас же госпожа Эдит поднялась вновь. Взяв Робера Дарзака за руки, она с волнением, с настоящим волнением на этот раз, произнесла (не судил ли я опрометчиво, находя ее поведение излишне наигранным?):

— Браво, господин Дарзак. All right! You are а gentleman![3]

И, повернувшись к своему мужу, добавила:

— Вот настоящий мужчина! Он достоин быть любимым!

Затем она рассыпалась в комплиментах перед госпожой Дарзак, что вполне соответствовало ее экзальтированной натуре, обещала Матильде вечную дружбу, объявила, что ее муж и она готовы в эту трудную минуту поддержать Дарзаков, что Дарзаки могут рассчитывать на их преданность и что они покажут перед судьями все, что будет необходимо.

— Позвольте, сударыня, — перебил ее Рультабиль, — речь не о судьях, и нам они не нужны. Для всех Ларсан умер задолго до того, как его убили прошлой ночью. Итак, он будет оставаться мертвым, вот и все. Мы полагаем, что бесполезно возобновлять эту скандальную историю, невинными жертвами которой были господин Дарзак, профессор Станжерсон и его дочь, и рассчитываем в этом на ваше участие. Драма разыгралась настолько таинственно, что даже вы, не сообщи я вам о ней, ничего бы не заподозрили. Но господин и госпожа Дарзак не могут забыть, чем они обязаны своим хозяевам в подобных обстоятельствах. Простые правила вежливости обязывают их сообщить, что они кого-то убили у вас прошлой ночью. Каковы бы ни были наши возможности скрыть эту историю от итальянской полиции, следует все-таки учесть, что непредвиденный случай может поставить ее в известность об этом деле. Господин и госпожа Дарзак достаточно тактичны и не могут допустить, чтобы вы когда-нибудь узнали от полиции о происшествии, случившемся в вашем же доме.

— Фредерик Ларсан умер, — сказал молчавший до этого Артур Ранс. — Тем лучше! Никто не обрадуется этому больше меня. Если он был наказан за свои преступления рукой господина Дарзака, то никто не поздравит господина Дарзака столь же горячо, как я. Но я полагаю, что господин Дарзак напрасно собирается скрыть свой героический подвиг. Лучше всего было бы безотлагательно предупредить правосудие. Можете себе представить наше положение, если полиция узнает об этом от других. Если мы сообщим в полицию сами — значит, совершено правое дело, если будем скрывать — мы преступники, и все начнут подозревать что угодно.

Слушая Артура Ранса, который даже заикался от волнения, можно было подумать, что это именно он убил Ларсана, а теперь изобличен правосудием и находится на пороге тюрьмы.

— Следует все сказать, господа, — повторял он, — следует все сказать.

— Я нахожу, что мой муж прав, — добавила госпожа Эдит, — но, до того как принять решение, хотелось бы узнать, как все это происходило.

Она обращалась непосредственно к Дарзакам, однако те все еще были поражены поведением Рультабиля, который только сегодня утром обещал молчать и всех нас призывал к молчанию. Они застыли в своих креслах, как каменные изваяния, не произнося ни слова.

— Нет, нет, — продолжал твердить Артур Ранс, — зачем скрываться? Следует все сказать.

Вдруг репортер принял какое-то решение, и по блеску его глаз я понял, что он о чем-то лихорадочно думает. Наклонившись к Артуру Рансу, который правой рукой опирался на трость с набалдашником в виде вороньего клюва, Рультабиль принялся сосредоточенно ее рассматривать. Клюв был превосходно вырезан из слоновой кости одним известным мастером в Дьеппе.

— Вы позволите? — спросил мой друг, протягивая руку к трости. — Я большой любитель подобных безделушек, и Сэнклер уже говорил мне о вашей трости, а я еще не видел ее. Она действительно превосходна. Это, безусловно, изделие Ламбеса. На всем нормандском побережье нет более искусного мастера.

Молодой человек разглядывал трость и, казалось, больше ни о чем не думал. Он вертел ее так и сяк, и дело кончилось тем, что трость выскользнула у него из рук и покатилась к ногам Робера Дарзака. Я поторопился ее подобрать и возвратить Рансу. Рультабиль поблагодарил меня словами, буквально испепелив взглядом, сжигающим, словно молния, из чего я заключил, что поступил, как последний дурак.

Госпожа Эдит поднялась, раздосадованная невыносимым поведением зазнайки Рультабиля и молчанием Дарзаков.

— Дорогая моя, — сказала она госпоже Дарзак, — я вижу, что волнения прошедшей ужасной ночи не прошли бесследно. Вы очень устали и нуждаетесь в отдыхе. Может быть, пройдем к нам?

— Прошу прощения, госпожа Эдит, — остановил ее Рультабиль, — но я задержу вас еще на одно мгновение. То, что мне предстоит сообщить, весьма вас заинтересует.

— Говорите же, господин Рультабиль, и не томите нас больше.

Она была права. Понимал ли это Рультабиль? Что ж, затянутость своего предисловия он с лихвой искупил быстрым, точным и красочным рассказом о событиях минувшей ночи. Загадка Лишнего тела Четырехугольной башни предстала перед нами во всем своем таинственном ужасе. Госпожа Эдит просто дрожала от волнения. Что же касается Артура Ранса, то он, зажав в зубах клюв своей замечательной трости, повторял удивленно, но с чисто американской флегматичностью:

— Дьявольская история. Все это происшествие — просто дьявольская история!

Однако, произнося это, он посматривал на носок туфельки госпожи Дарзак, немного выглядывавший из-под юбки. Только теперь разговор стал общим. Хотя это был и не разговор, а смесь восклицаний, негодований, жалоб, вздохов, соболезнований и попыток объяснить появление Лишнего тела. Попыток, которые ничего не объясняли, а только увеличивали общее недоумение. Рассуждали и о том, каким ужасным образом было удалено это Лишнее тело — в мешке из-под картофеля. Госпожа Эдит вновь восхищалась геройским поведением Робера Дарзака. И лишь Рультабиль за все это время не произнес ни слова. Вероятно, он просто презирал подобное проявление умственного расстройства и терпел его с видом профессора, предоставившего несколько минут передышки послушным ученикам. Это была та манера его поведения, которая мне не слишком-то нравилась. Несколько раз я пытался ему на это указать, абсолютно, впрочем, безуспешно, так как Рультабиль всегда вел себя именно так, как считал нужным. Наконец, без сомнения решив, что паузу пора заканчивать, он довольно резко поинтересовался у госпожи Эдит:

— Итак, вы все еще хотите вызвать полицию?

— Безусловно, и даже больше, чем раньше, — ответила госпожа Эдит, — полиция установит наконец, то, в чем не способны разобраться мы сами.

Этот намек на интеллектуальную беспомощность моего друга оставил его совершенно разнодушным.

— Признаюсь вам, господин Рультабиль, — продолжала наша хозяйка, — что, по моему мнению, следовало уведомить правосудие гораздо раньше. Это избавило бы вас от изнурительных ночных дежурств, которые ни к чему не привели, так как не помешали тому, кого вы так опасались, проникнуть в замок.

Рультабиль сел, справившись с раздражением, уже достаточно заметным на этот раз, и снова как бы случайно завладел тростью, которую Артур Ранс оставил у стула.

«Чего он прицепился к этой трости? — подумал я. — Уж теперь-то меня не заставишь к ней прикоснуться».

— Вы неправы, госпожа Эдит, — сказал Рультабиль, поигрывая тростью, — меры, которые я предпринял для обеспечения безопасности господина и госпожи Дарзак, все-таки пригодились. Во-первых, они позволили установить наличие Лишнего тела, и, во-вторых, мне удалось обнаружить отсутствие, быть может, более объяснимое, недостающего тела.