Путешествие с вилкой и штопором - Питер Мейл

Я наблюдал за марафонцами, появляющимися во дворе замка, и поражался явному отсутствию в их рядах конкуренции и пресловутой спортивной злости. Они вроде бы совсем не пытались обогнать друг друга — наоборот, задерживались, чтобы подбодрить отстающих, и норовили бежать группами, потому что так веселее. Обычно при беге на длинные дистанции спортсмен обречен на одиночество, но винный марафон — это совсем другой вид спорта.

Вдоль всей дистанции то тут, то там стояли группы зрителей — они аплодировали, свистели, ободряли и приветствовали бегунов. Некоторые держали в руках именные лозунги: «Allez, Jean-Luc!» или «Vite, Gerard, Vite!»[96] «Вам только кажется, что вы устали! — кричал один болельщик. — Это не усталость, это просто жажда!» Солнце уже светило вовсю, и бегунам в длинных платьях с массой оборок приходилось нелегко. Мимо нас как раз пробегала взмокшая Мария-Антуанетта: в одной руке бедняга судорожно сжимал бутылку с водой, другой задирал к груди пышную юбку с кринолином. Только теперь я понял, почему многие мужчины решили ограничиться памперсами.

Проехав еще несколько километров по безбрежному зеленому морю, мы оказались в Шато Лафит-Ротшильд, на родине самого прекрасного и аристократического напитка в мире. Само шато тоже было прекрасным и аристократичным: оно стояло на вершине пологого холма и смотрело оттуда на газон, ровный, как бильярдный стол, на парк, на озеро с фонтаном и на ряд гигантских плакучих ив вдалеке. Как и подобает такому знаменитому замку, оно встречало марафонцев настоящим оркестром из двадцати музыкантов.

На этом изысканном фоне особенно экзотично смотрелись некоторые участники. Мимо нас по очереди пробежали семеро гномов (Белоснежку они, вероятно, потеряли на предыдущем point de dégustation), толстый шмель, невеста в черных очках и с роскошными усами, а вслед за ними у стола с бутылками остановился джентльмен, одетый… сразу и не поймешь кем.

На голове у него красовался сверкающий, изумрудного цвета парик, к груди при помощи какой-то упряжи крепился монументальный женский бюст, а вся остальная фасадная часть была скромно прикрыта фартучком. Правда, на вид сзади скромности, видимо, не хватило. На голой спине спортсмена была нарисована стрелка, указывающая на столь же голые ягодицы, а на тех жирно чернела цена: «400 франков».

Нимало не смущаясь своим внешним видом, джентльмен потягивал из бокала «Лафит-Ротшильд», с удовольствием слушал исполняемую оркестром сонату и, казалось, ощущал себя в полной гармонии с окружающим миром. Он пробежал уже двадцать пять километров и намеревался пробежать еще двадцать, если только ничего не случится с фартучком.

А через несколько минут нам удалось взглянуть на Шато Лафит-Ротшильд с высоты пяти сотен футов. Я испытывал смешанные чувства, когда разглядывал его с вертолета. C одной стороны, мы явно вели себя нескромно и без спросу совали нос в чужую частную жизнь, обычно скрытую от публики высокими стенами и зелеными изгородями. Наверное, нам следовало отвернуться или зажмуриться. Но с другой стороны, это было так интересно! Да и вид в это солнечное утро открывался просто великолепный.

Никогда раньше мне не доводилось лицезреть ничего подобного. Замки с их башенками и крутыми черными крышами казались крошечными островками в безбрежном, идеально подстриженном океане виноградников. Сотни и сотни акров укрощенной природы. Есть ли еще где-нибудь в мире место, где на таких пространствах земля возделана так любовно, так тщательно и так элегантно?

По песчаным дорожкам, кое-где прорезающим виноградники, ползла бесконечная лента пестро окрашенных насекомых — марафонцы растянулись уже на несколько миль. Отсюда, с небес, казалось, что они совсем не двигаются. Словно кто-то рассыпал на дороге пакетик разноцветных конфетти.

Развернувшись над Жирондой, вертолет доставил нас почти к самой трибуне. Гонка продолжалась уже четыре часа, и сейчас непрерывный поток спортсменов бежал, шел или едва ковылял по красной дорожке, ведущей прямо к финишу, к райскому блаженству на массажных столах и новому притоку углеводов, за которые отвечала внушительная команда поваров.

Мы решили, что поедим тут же, у финишной линии, но от ланча нас постоянно отвлекали новые спортсмены, заканчивающие гонку. Вот, пыхтя и отдуваясь, прибежал Ясир Арафат. Следом за ним финишировал непонятный персонаж с накладными ягодицами, прикрытый чем-то наподобие «бабы» на чайник. Потом появилась Клеопатра со сдвинутым на ухо париком, а за ней человек, у которого еще оставались силы разговаривать по мобильному телефону.

Прошло еще полчаса, а они все шли и шли: Микки-Маус, группа чертей в черных плащах с рогами и трезубцами, пятеро пухлых младенцев, держащихся за руки, трио шотландцев в беретах и клетчатых юбочках, жандарм, прикованный к своему пленнику, пара врачей, толкающих коляску с очень бодрым пациентом, радостно приветствующим толпу, и, наконец, вызвав настоящую овацию, показалась огромная бутылка вина на ножках. Vive le Médoc!

После ланча нам пришлось передвигаться осторожно, глядя себе под ноги, чтобы не наступить на распластанное тело. Некоторые, обессилев, разлеглись на газоне, другим не хватило сил, и они рухнули прямо на асфальт. Счастливчики с выражением блаженства на лицах приходили в себя под руками опытных массажистов. Все городские кафе были переполнены монахами, троглодитами и волосатыми херувимами, восстанавливающими силы. Pommes brites, пиво, багеты, сыры и сосиски исчезали со столов, едва их успевали поднести официанты. И это была только разминка. За обедом все опять налягут на макароны.

Через пять часов после старта участники еще продолжали пересекать финишную линию: бодрый пес, тянущий на поводке обессилевшего хозяина, британский полицейский, Бахус, официант в цилиндре, Адам с Евой. Нам рассказали, что чемпион Франции пришел к финишу первым с результатом два часа двадцать минут, но все-таки в этой гонке не было победителей и проигравших. Викторию праздновали все.

В тот вечер мы обедали с двумя участниками соревнования. Один из них, Пьер, приехал из Лиона, второй, Джерард, прилетел из Вашингтона, и для обоих этот марафон был далеко не первым. Оба они согласились, что он выгодно отличается от всех остальных. Все, начиная с предстартовой заправки углеводами и кончая массажем на фините, было организовано безукоризненно. Дух праздничного веселья и удивительно дружелюбная атмосфера делали это соревнование уникальным и незабываемым.

Джерард поднял бокал, в котором плескалось «Шато Линч-Баж» 1985 года.

— En plus[97], — заметил он, — были очень удачно подобраны освежающие напитки.