Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология] - Коллектив авторов

— Нельзя, — сокрушенно подтвердил он, поглядел на Фиму и добавил: — Хоть кому-то эта история помогла в жизни, вы теперь совсем другая. Такая красивая. — Впервые он посмотрел на нее глазами мужчины.

Симпатичная маленькая Зарина нетерпеливо приплясывала возле Серафимы. Она была одета в красивое синее пальтишко и такой же беретик. Смоляные ее кудряшки непослушными волнами падали на плечи. Озорные глаза, так похожие на глаза ее матери, блестели проказливой хитринкой.

Вдруг недалеко, через несколько метров от того места, где стояли Серафима, Зарина и Борис Филиппович, засигналила машина. Зарина радостно крикнула:

— Мама, папа приехал, побежали! — и потащила Серафиму прочь.

Та оглянулась на врача, и улыбка озарила ее лицо. Борис Филиппович, подавшись в их сторону, смотрел, как Зарина и Серафима бегут навстречу Николаю, вышедшему из машины: заливисто смеясь и бросая друг в друга охапки пушистой желто-красной осени, пахнущей горьковатыми палыми листьями и почему-то одуряюще свежим запахом антоновских яблок.

И Борису Филипповичу взгрустнулось. Он подумал, что что-то важное, обязательно надо понять что, что-то очень важное упустил он в своей жизни.

Илья Веткин

Антибиотик

© Илья Веткин, 2014

Поездка в Штаты, первая в его жизни, могла стоить ему карьеры — при неудачных раскладах. Но при удачных могла стать и ступенькой в упорном движении вверх. Юрист Макс Кокин был человеком упорным. Десятидневную командировку в Вашингтон, где у фирмы имелась штаб-квартира, он выстраивал, высиживал года два. Фирма давала ему шанс. Фирма производила сверхсовременное медицинское оборудование и широко его внедряла. Благодаря Кокину — весьма широко. В Москву он мог вернуться директором филиала.

Собирая в пятницу чемоданы, он особо тщательно отбирал в отдельный пластиковый пакет лекарства. Отбирал в основном на случаи простуд, бессонницы и желудка. В десятидневный ответственный период очень важно было не болеть и вообще никак не тяготиться организмом. Следовало излучать энергию и вообще быть в форме. Хотя, в сущности, Макс и так здоровьем и потенциями обижен не был. В свои круглые 30 выглядел на 28 и дважды в неделю ходил качаться в зал через дорогу. Он ощущал себя сильным и уверенным в себе. Он нравился женщинам, о которых отзывался, используя иногда веселое и емкое словечко «бабье».

Жена Элла, наблюдая за сборами, провокационно советовала взять с собой презервативы. С учетом тихо бушующей эпидемии AIDS и вообще… В тон Элле, ухмыляясь, Максим ответил, что американские его вечера скорее всего будут насыщены мыслью о ней, но, если что — все необходимое можно будет прикупить на месте. Каков совет, таков и привет. Элла напомнила еще про адаптер для электробритвы — в американских сетях Макса ждало совершенно иное напряжение. Макс, хлопнув себя по лбу, полез в ящик стола, хотя и этот предмет можно было бы, наверно, приобрести на месте.

Уже в самый день отлета, ранним утром, Элла бегом принесла ему в ванную тонко звенящий «Венгерский танец» Листа. Передав мобильник, она осталась в дверях. Максим с зубной щеткой слегка напрягся, поскольку это могла быть Лиза. Но это оказалась не Лиза, а Полина Аркадьевна из финансового отдела, она собиралась лететь тем же рейсом. Он поговорил облегченно, а Лизе решил звякнуть уже из аэропорта.

Вашингтонский апрель трепетал широкой листвой каштанов и по-летнему сиял. Кокина вместе с еще двумя сотрудниками поселили в уютной гостинице «Ромада Инн» — с рощицей декоративных пальм у входа, в двух шагах от Джорджтауна. На второй день их зазвала в гости в собственный дом в дальнем пригороде Чантилли влиятельная русская женщина — Лидия Резвина. В иерархии фирмы она занимала позицию, близкую к вершине, координируя все российские филиалы. Она не красила пышных седых волос и носила очки с затемненными стеклами на холеном загорелом лице. Она сама заехала на джипе за Кокиным и компанией.

Они провели чудный вечер, попивая вино на открытой веранде и беседуя. Кокин пылко восхищался хозяйскими персидскими котами и планировкой усадьбы. Лидия оставила всех троих на ночлег, выделив на втором этаже западного крыла три гостевые комнаты. Что казалось естественным. В доме вполне можно было бы оставить ночевать российскую Государственную думу в полном составе (после чего дом, конечно, пришлось бы ставить на капитальный ремонт).

Это был последний безмятежный вечер Кокина. Утром, принимая душ, он поначалу не придал значения тонкому свербящему ощущению. В сокровеннейшем уголке организма, только что использованном в целях мочеиспускания, вкрадчиво поселился голодный муравей. Некоторое время он примеривался, покусывая нежную плоть. Потом вроде бы затих. Кокин обеспокоенно помял, потеребил сокровенную плоть, но ничего не понял.

В полдень он докладывал перед членами правления, слушавшими его доброжелательно. Посередине доклада, но ближе к концу муравей проснулся и вгрызся в слизистую уже серьезно. Кокин покрылся потом и сбился. Аудитория улыбчиво внимала. Он все-таки закончил доклад, уже путая английские слова и борясь с позывом. Потом еще полчаса мужественно отвечал на вопросы, злоупотребляя в тяжких английских фразах словечком-паразитом «well». Потом был кофе-брейк, и ему удалось вырваться справить нужду. У писсуара, напоминавшего бело-розовую морскую раковину, он стоял довольно долго с перекошенным лицом. С полминуты его пытали раскаленной проволокой: ее медленно из него извлекали. Важнейший симптом был налицо. Сомнения отпадали.

Умываясь и вглядываясь в бледное отражение, он пытался собраться с мыслями. Ситуация выглядела диковатой.

В фойе ему долго тряс руку Алекс Герр — его куратор из центрального офиса.

— По-моему, ты изложил убедительно, Макс, правда! Очень неплохо. Да, ты знаешь, тебя, кажется, послезавтра хочет принять Сам! Вот так. Готовься.

Почему-то хотелось верить, что Герр когда-то испытывал это тоже. Макс кивал, слабо улыбаясь. Первое, о чем думалось, — найти аптеку. Спросить антибиотик, который лечил бы от этого. Хотя сначала нужно было еще вспомнить или узнать название. Тут следовало признать. Примерно шесть или семь лет назад жизнь уже дарила Кокину скромный опыт борьбы с данным недугом. Тогда он вляпался не один, а за компанию с другом — источником инфекции они пользовались с ним на пару. Беспечный Макс уже запамятовал, что они там принимали. Препарат добывал друг.

Кокин еле высидел «круглый стол», затеянный руководством фирмы, и, использовав очередной перерыв, вылетел на знойную улицу. Звонить в Москву с мобильного следовало, конечно, с улицы. В офисе было полно русскоязычных, черт бы их подрал. На углу он остановился, бросил пару коротких взглядов по сторонам и набрал телефон Кирилла Беседина. Вашингтонский полдень примерно совпадал с вечерней сказкой для малышей в Москве. Кириллу надлежало быть дома или в клубе. Кокин долго считал гудки. Наконец старый друг проклюнулся — на фоне гула. Следовало понимать, он хорошо проводил время.

— Кирилл! — истомившийся Макс заорал так громко, что проходившая рядом чернокожая женщина испуганно дернулась. — Кир, ты слышишь меня? Слушай, это срочно! Вспомни, пожалуйста, чего ты нам покупал лет семь назад, когда мы с тобой болели, а?

— О чем ты? — кокетливо изумился друг на фоне шума и музыки. — Кто? Чем болели?

— Гонореей, — прорычал Кокин, мотая головой, — как он назывался, антибиотик этот?

— А ты где вообще? Почему эта тема стала вдруг так актуальна? — продолжал веселиться друг, которому, похоже, было хорошо.

— Кир, я в Штатах, в Вашингтоне, — проговорил Максим пересохшими губами, — у меня командировка. Говори ради бога быстрее, а то у меня деньги на счету кончатся! Ну вспомни!

— О, брат! В Вашингтоне это правда самый актуальный вопрос!

— Кирюха, — повторил Максим, опускаясь на корточки под могучей стеной многоэтажного билдинга, — у меня нет времени. Прошу тебя. Как. Назывался. Тот. Антибиотик.

Последовала пауза, в течение которой Вадим, судя по всему, перемещался в пространстве, наполненном гулом. Потом его голос неожиданно возник снова. Кирилл говорил глуховато и уже со знакомыми резкими интонациями:

— Слышишь меня? Тетрациклин… Да. Те-тра-ци-клин. Все, я тоже не могу сейчас базарить.

Вывеска «Pharmacy» обрисовалась на кирпичном фасаде сбоку даже ближе, чем он думал. Повезло. В аптеке Максим, пометавшись с минуту между стеллажами, сунулся к продавцу. «Тетрациклин? — повторил тот, поднимая брови. — О да. Нужен рецепт. Вы уже заказывали?» И перевел взгляд на экранчик компьютера. Кокин стиснул зубы, провел ладонью по лицу и вышел вон. Этого следовало ожидать. Даже на такой древний препарат у них тут нужен рецепт. Бред.

Вернувшись снова в зной, он беззвучно потряс кулаками, проклиная американское здравоохранение. Оно показало всю свою подлую сущность. Оно было заточено на интересы хапуг в белых халатах. Только сейчас Кокин это осознал, хотя и раньше что-то слышал.