От Путивля до Карпат - Ковпак Сидор Артемьевич

После нескольких дней изнурительного марша в горах мы с боем пробились к селу Поляница, что в двух километрах от чехословацкой границы. И тут опять оказалось, что все господствующие высоты заняты немцами и венграми.

Немецкая авиация не давала выводить лошадей на пастбище, и они так ослабли, что бесполезно было уже запрягать их в орудия. Мы поняли, что с пушками и миномётами нам не вырваться из гор. С тяжёлым сердцем пришлось отдать приказ: «Артбатарее и батарее 82-мм миномётов израсходовать весь боезапас по противнику и уничтожить материальную часть».

Дали в тот день жару немцам наши пушкари и миномётчики! Немецкая артиллерия, пытавшаяся было отвечать, быстро замолкла.

Когда весь боезапас был расстрелян, к орудиям привязаны толовые шашки, подожжен бикфордов шнур, бойцы и командиры, отойдя в сторону, сняли головные уборы. На душе было такое чувство, точно мы хороним своих лучших друзей. У многих навернулись слёзы. После того как раздался страшный взрыв, несколько минут стояла полная тишина. Потом я услышал, как кто-то негромко сказал:

— Ничего, товарищи, всё равно они уже износились по давности их действия.

И кто-то другой отозвался сердито:

— Тоже, утешитель!

Это было вечером 29 июля. Ночью внезапным штыковым ударом партизаны прорвали ещё одно кольцо врага.

Мы двигались к горе Шевка. С другой стороны к этой горе спешил 26-й эсэсовский полк. Мы пришли первыми.

Вечером 31 июля после двух суток непрерывного движения изнемогавшие от усталости, обессилевшие от недоедания партизаны расположились в поросших травой окопах, которые были отрыты на горе Шевка русскими солдатами ещё в первую мировую войну. Мы выиграли высоту. Теперь немцы были внизу. Утром цепи эсэсовцев, карабкавшихся [125] по камням и пробиравшихся сквозь кусты к вершине Шевки, были встречены сверху губительным огнём.

Два дня продолжался бой на Шевке. При поддержке девяти бомбардировщиков противник предпринимал атаки и с запада, и с северо-запада, и с юга, но каждый раз мы сбрасывали его к подножью горы.

С Шевки мы так удачно перебрались ночью лесной тропинкой на соседнюю гору Вовторуб, что немцы даже не заметили этого, хотя они всюду подстерегали нас. 3 августа на горе Вовторуб партизаны вдоволь посмеялись, наблюдая, как гитлеровские лётчики колотили бомбами опустевшую Шевку. Наши разведчики, сходившие на место вчерашней стоянки говорили, что вся растительность там сгорела.

Больше всего нам нужен был отдых. Я видел, что уже не только кони, но и люди выбились из сил. Но об отдыхе не могло быть и речи. Сколько вражеских колец мы уже прорвали и всё-таки были ещё в кольце. Вокруг горы Вовторуб стояли крупные вражеские гарнизоны в Надворной, Пасечна, Яремча, Зелена и Делятин. Где прорываться? Где немцы не ждут удара? Мы приняли дерзкое решением спуститься в долину реки Прут, к городу Делятину, главному опорному пункту немцев в этом районе Карпат, узлу нескольких железных и шоссейных дорог. Могли ли немцы думать, что мы рискнём появиться у Делятина? Риск, действительно, был большой. Перед выступлением я отдал приказ: «Всему личному составу усвоить, что поставленную» боевую задачу надо выполнять до тех пор, пока в подразделениях есть хотя бы один человек, способный драться» Все стремления всех должны быть только вперёд».

— Вперёд, навстречу наступающей Красной Армии! — призывал Руднев в своей напутственной речи перед боем у Делятина.

Никогда ещё он не говорил с таким воодушевлением, как в эту ночь, верхом на коне, у дороги, по которой шла колонна.

С первых дней нашей тяжёлой неравной борьбы в горах вести, которые мы получали по радио с «Большой земли», были одна другой радостнее. На Карпатах мы узнали о разгроме немцев в Курской битве. Когда наша колонна спускалась с гор, шла на прорыв к Делятину, партизаны забывали об усталости и голоде при мысли, что Красная Армия приближается к нашим родным районам Сумщины, что не сегодня-завтра она будет в Путивле, Глухове, Шалыгине. Да, мы шли навстречу наступающей Красной Армии. [126]

Я не могу передать, как звучали этой ночью призывы, которые вполголоса бросал с коня Руднев проходившим мимо него партизанским ротам:

— Вперёд! Да здравствует Красная Армия!

— Вперёд! Да здравствует великий Сталин!

Каким громким и дружным «ура» ответил бы наш народ комиссару, если бы не было приказа двигаться молча, чтобы не обнаружить себя преждевременно! Пропустив всю колонну, Руднев на галопе поскакал в голову её. И вот его призыв раздался в авангарде, который развернулся в боевой порядок для атаки уже у самого Делятина. Раскаты «ура» прокатились, как гром.

После того как мы ушли ночью в горы Шевка, немецкое командование объявило, что партизаны разгромлены. Тем более неожиданно было наше появление у Делятина. Немцев это настолько ошеломило, что без всякого сопротивления с их стороны мы взяли город и взорвали вокруг него все железнодорожные и гужевые мосты.

Бой начался уже по ту сторону Делятина, когда немецкое командование двинуло навстречу нам два свежих полка и разорванное партизанами вражеское кольцо вновь оказалось сомкнутым.

У наших бойцов существовали приметы: если я хожу с автоматом — значит держи ушки на макушке, а если мой автомат лежит на тачанке — всё в порядке, хотя и бой, но большой опасности нет. Иной раз они даже бегали посмотреть, где автомат командира: в руках у него или на тачанке. Наступили дни, когда я с автоматом не расставался я во время сна.

Немцы теснили нас к реке Прут. Партизанское соединение в это время насчитывало в своих рядах 1400 бойцов, из них было не менее 200 раненых, лежавших на носилках. Легко представить, как должны были растеряться немцы, когда вся эта масса партизан вдруг бесследно исчезла, словно сквозь землю провалилась.

Это «чудо» у реки Прут произошло в ночь на 6 августа. Два дня тяжёлых боёв у Делятина, у Ослава Бялы, Ослава Черны показали, что всем соединением нам не прорваться. Окружённые немцами на горе Дусь, поросшей густым орешником, мы разбились на мелкие группы. Условившись о месте сбора, они разошлись в разные стороны и под покровом темноты легко проскользнули в стыки частей противника. [127]

Немцам не оставалось ничего больше, как объявить, что отряд Ковпака окончательно уничтожен, что «удалось бежать только Ковпаку с небольшой группой». Листовки с этим «экстренным сообщением» разбрасывались с самолёта по всем сёлам у Карпат. В листовках объявлялось также о денежной награде тому, кто поймает меня живым, подробно описывались моя внешность, одежда, особые приметы, например усы, которых у меня вовсе не было. В качестве же примет Руднева в этих же листовках фигурировала борода, и по описаниям её можно было думать, что немцы видели мою бороду. Очень позабавило партизан, что немцы, как это выяснилось из их объявлений, почему-то решили, что по национальности я — цыган. Бойцы хохотали: «Это же примета комиссара». Как брюнет, Семён Васильевич всё-таки, конечно, больше был похож на цыгана, чем я.

Повеселили немецкие листовки и местный сельский народ. Крестьяне говорили: «Сами бачили его, сами мирыли, чего же сами не схопыли?»

Самое забавное было то, что иной раз эти листовки читались и комментировались в моём присутствии. Должен сказать, что внешний вид мой после выхода с Карпат сильно изменился: свою высокую барашковую папаху я сменил на гуцульскую шляпу, а бороду сбрил.

Разбившись на отдельные группы, разойдясь в разных направлениях, партизаны, чтобы сбить немцев со следа, долго петляли вблизи Карпат. В августе мы исходили всю Станиславскую, Тарнопольскую области, побывали в Каменец-Подольской и Львовской областях, но соединиться всё не удавалось, так как немцы, хотя и объявили населению, что партизаны разгромлены, сами-то знали, что это не так, и попрежнему держали всюду усиленные гарнизоны.

Эсэсовцы на машинах метались из области в область. Они искали все «главные силы» партизан, не понимая того, что нашими главными силами был народ. Если партизана нужно было на время скрыть, его можно было оставить в любом селе. Сколько раненых устроили мы в крестьянских дворах. Помню разведчика Федю Сидоренко. В бою у Делятина он получил тяжёлую рану. Где-то около Ослава Черны пришлось оставить его на попечение одной крестьянки. Феде срочно нужна была помощь врача. Но в селе стоял немецкий гарнизон, и о медицинской помощи не приходилось и думать. И всё-таки женщина, в хату которой партизаны принесли ночью раненого, нашла врача, взявшегося [128] лечить его буквально под носом у немцев. Этот врач сам скрывался от гитлеровцев, работал лесником.