Его соблазн - Ронни Траумер

Мои люди расплатятся, – говорит он и поворачивает голову к двери, намекая мужчине, что он свободен.

До чего же он… Козёл, в общем. Неужели так трудно быть вежливым и нормально общаться с людьми? Невоспитанный хам!

Мужчина спешно собирает свои вещи и, попрощавшись, выходит из комнаты. Власов терпеливо ждёт, продолжая смотреть на меня, как на непослушного ребёнка. Едва мы остаёмся одни, я тяну одеяло чуть ли не до носа, а Власов тут же хмыкает. Ну да, он там уже всё видел, и одеяло не спасёт меня от него.

– Ну, довольна? – спрашивает и делает шаг к кровати. – Видишь, до чего тебя довели твои «забастовки»? – вроде как задаёт вопросы, но больше похоже на то, что он меня отчитывает.

– Оставил бы помирать, ты своё уже взял. Так что я, наверное, пожалуй, пойду, – язвлю я и приподнимаюсь, чтобы встать.

– Легла! – рявкает он, и я, чуть ли не подпрыгнув на кровати, опускаюсь обратно на подушку. – Не заставляй меня опять тебя закрывать, – цедит сквозь зубы, наклонившись надо мной. – Тебе сейчас принесут поесть, и если мне скажут, что ты отказалась… Лучше тебе не знать, что я с тобой сделаю, – предупреждает он.

– Твои слова не вяжутся с твоими действиями, – фыркаю на него. – Ты мне угрожаешь, но при этом вызываешь врача на дом. Определись, а то выглядит глупо…

Резко схватив меня за подбородок, но не сильно сжав, он наклоняется к моему лицу.

– Я найду более полезное дело для твоего острого язычка, – шипит мне прямо в губы, обдавая горячим дыханием и заставляя сердце биться в два раза быстрее. – Сегодня я вызвал врача, а завтра могу закопать тебя в лесу. Так что думай, прежде чем открыть рот, – с этими словами он впивается в мои плотно сжатые губы.

Целоваться с ним после того, что он сказал, желания нет. Да и в принципе не хочу, чтобы он меня трогал. Не хочу так реагировать на его прикосновения. Умом всё понимаю, но тело… оно снова меня предаёт.

По позвоночнику бегут мурашки, кровь моментально повышает градус, а сердце тает, как мороженое на солнце. Несмотря на всё это, я всё равно брыкаюсь и пытаюсь столкнуть тяжелое тело от себя. В одной руке у меня капельница, так что мои жалкие попытки бессмысленны.

Власов всегда получает то, чего хочет, теперь я в этом не сомневаюсь. И ему плевать на волю других. В этом мне ещё не раз предстоит убедиться.

* * *

Моя жизнь похожа на чёртов день сурка: приём витаминов, питание по часам, ванные процедуры и прогулки на свежем воздухе вне зависимости от моего желания. Всё это под строгим контролем Власова. Нет, он не ходит со мной гулять, но приставленный ко мне охранник не отходит ни на шаг. Стоит под дверью двадцать четыре на семь, заходит в комнату вместе с домработницей убедиться, что я выполняю все указания врача. И каждый день в одно и то же время входит без стука и сообщает, что пришло время прогулки.

Я в тюрьме.

Желание показать характер и устраивать концерты Власову пропало. Чувствую, что ещё немного, и меня накроет депрессия. Вся эта ситуация настолько меня тяготит, что хочется кричать от безысходности. Особенно больно от воспоминаний потери моей девственности. Нет, не потому что было что-то не так, или со мной плохо обошлись. А если судить по прочитанным мною романам, так и вовсе повели себя по-рыцарски. Власов, несмотря на всю его подноготную и мерзкую деятельность, был нежен в силу своих возможностей. И как бы я не хотела чувствовать обратное, к большому сожалению, мне мой первый секс понравился даже больше, чем я могла ожидать. От воспоминаний всё тело в жар бросает, сердце пускается в бешеный скач, а по вискам стекает пот. И да, я за это себя ненавижу. А ещё ненавижу Власова. Потому что после того дня, когда меня осматривал вызванный на дом врач, Арман больше мне на глаза не попадался.

Мне очень хочется не думать о нём и не вспоминать ту треклятую ночь, поэтому решено – хватит валяться в постели и жалеть себя. Раз уж мне не выбраться на свободу, то надо найти себе занятие, иначе я скоро покроюсь плесенью и начну на стену лезть от желания почувствовать снова те головокружительные эмоции и неописуемую эйфорию.

Вот только чем, я не решила. Больших талантов у меня нет, а использовать своё время надо с толком. Вязать, рисовать, писать поэмы я не могу, не моё это. Хотя, бабушка пыталась научить меня орудовать спицами, но не вышло. А вот научить меня печь у неё получилось, и именно этим я и займусь. Домработница в этом доме готовит, конечно, очень вкусно, но мне захотелось пирожков, как у бабушки.

Полна энтузиазма, я выхожу из комнаты и тут же натыкаюсь на широкую спину своего надзирателя. Лицо, как всегда, невозмутимое, только в глазах застывает немой вопрос: «Что тебе надо?». Чтобы ты отстал от меня – хочется сказать ему, но вместо этого я выдавливаю из себя улыбку.

– Я иду на кухню, – ставлю в известность охранника.

– С какой целью? – тоном, от которого, наверное, у меня должны дрожать колени, интересуется мужчина.

– Найти самый острый нож и зарезать тебя ночью, – заговорщицки шепчу, едва сдерживая рвущийся наружу смех.

Глаза моего собеседника округляются до размера чайных блюдец, а рука дёргается в сторону кобуры, и тут я уже не выдерживаю и разражаюсь громким смехом.

– Успокойся, терминатор, – хлопаю его по предплечью. – Пирожки хочу испечь или мне и это нельзя? – спрашиваю, наклонив голову на бок.

Высокий, широкоплечий и вечно серьёзный мужчина смотрит на меня в недоумении, нахмурив брови. После чего отходит на два шага назад, но не сводя с меня внимательного взгляда. Пальцем надавливает себе на ухо и что-то неразборчиво говорит, а после короткой паузы, кивает самому себе.

– Иди, – сухо бросает он, и я, долго не думая, направляюсь в сторону лестницы, спускаюсь вниз и сворачиваю на кухню. – Здравствуйте, – здороваюсь с домработницей.

Женщина сдержанно кивает и покидает помещение. Ну что ж, будем считать – мне освободили территорию. Довольная своим решением, я улыбаюсь себе под нос и двигаюсь к шкафчикам в поисках нужных ингредиентов.

Быстро сориентировавшись, я приготовила тесто, накрыла его и оставила подниматься на полтора часа. И так как желания вернуться в четыре стены своей комнаты нет, а на улице с утра идёт дождь, решаю пройтись по дому. Ведь за то время, что здесь нахожусь, я