Фотограф смерти - Екатерина Лесина

Хаос разрушителен.

– Если ты передумал, – сказала Дарья, зубами стягивая мокрую перчатку, – возвращайся.

В структурированный покой палаты-коробки? Под присмотр камер?

Гроза – лишь атмосферное явление специфического характера. Молнии – природный электрический искровой разряд в нижних слоях атмосферы. Гром – сопутствующий акустический эффект.

Адам шагнул за порог, подставив лицо и руки дождю.

– Вот и умница. Теперь к забору, – Дарья держалась рядом, вероятно, ввиду закономерной неуверенности в самообладании Адама. Ее спутник уже исчез в круговороте воды и воздуха. Его удалось догнать лишь у забора, с которого свисала веревка.

– Забраться сумеет? – поинтересовался Артем у Дарьи.

– Сумею, – ответил Адам и, почувствовав точку опоры, вскарабкался на забор. И, оказавшись на границе, он осознал, насколько происходящее не вписывается в рамки логики.

Дарья уже оседлала забор.

– Слушай, по-моему, сумасшествие заразно, нет? – спросила она, подав руку Артему. – Я же вроде адекватный человек… была…

– Все проходит. – Перекинув веревку, Артем первым соскользнул в черноту.

В машине – рыжий пикап оказался очередной деталью иррационального мира – Артем вытащил из-под сиденья спортивную сумку. Внутри нашлись полотенца и сухая одежда.

– Спасибо, – сказал Адам.

– Всегда пожалуйста, – отозвалась Дашка. – Надеюсь, я об этом не пожалею.

Адам промолчал. Гарантировать что-либо он не мог.

Динка ждала у подъезда. Ярко-желтый купол ее зонта выделялся на фоне серой стены, а белое Динкино пальто делало ее похожей на призрак.

– Ты где шляешься? – закричала она.

– Гуляю.

– С ключами! – Динка сложила зонт. – Совесть имей! Я Валику звоню, а он говорит, что ты домой поперлась. Я сюда, а тебя нету. Стою, как дура…

Чего ей надо? Чего им всем от Елены надо? Пусть бы оставили в покое, признались себе же, что плевать им на всех, кроме себя самих.

– И на звонки не отвечаешь, – продолжала бухтеть Динка. – Свиданка хоть удалась?

– Удалась.

В подъезде с Елены капало. Но пройдет пара минут, и мокрые Еленины следы исчезнут.

– Вижу, что удалась, – нарушила молчание Динка. – Мог бы и на такси отправить.

Не ее дело. Дмитрий занят был… все бывают заняты, даже самые-самые близкие. Ошарашенная этой внезапной мыслью, Елена замерла. Она так бы и стояла, если бы не Динка, вырвавшая сумочку из рук.

– Ну ты и морозишься! – Динка вытряхнула содержимое на коврик и принялась копаться в вещах.

Она не ключи ищет. Вон они блестят, а Динка будто бы не видит.

Что ей нужно?

Телефон!

Она хочет добраться до Дмитрия.

Зачем?

Затем, что желает зла. Она и Валик. Сволочи! Какие же кругом сволочи!

– А! Вот они! – Динка сделала вид, будто заметила ключи. – Уф, не знаю, как ты, а я заманалась. В кроватку, и спать…

Через рассыпанные вещи она просто перешагнула. Елене пришлось задержаться. Ей плевать было на помаду и тушь, на кошелек, в котором осталось полторы сотни, на прокладки в пакетиках и даже на крохотную записную книжку в обложке из натуральной кожи.

Елену интересовал телефон.

Телефон был выключен – села батарея, но Елена поставит на зарядку, и все наладится.

Пикап остановился в пригороде у совершенно незнакомого Дашке забора, на котором буйным цветом цвела плесень. За забором стоял сад, а в нем – деревянное строение с неестественно длинной трубой.

Дашка потерла глаза, надеясь, что видение исчезнет. Не исчезло. Труба белела, крыша чернела, Артем возился с навесным замком на воротах.

Зато дождь почти перестал.

– Мы где? – шепотом спросила Дашка, озираясь. К превеликому ее сожалению, рассмотреть что-либо, кроме дома, не удалось. Окрестности купались в серой мути, и редкие силуэты не то деревьев, не то великанов придавали пейзажу вовсе иррациональный вид. – Мы как сюда попали?

Адам, не поворачиваясь, ответил:

– На машине.

Ну до этого Дашка и сама додумалась.

– Твой знакомый предположил, что ваши действия вызовут ненужный резонанс. Наиболее логичным местом для поисков сбежавшего… сумасшедшего будет твой дом. Или «Харон».

– Правильно предположил. Я заснула? Почему не разбудили?

Голос спросонья был хриплым, а в горле неприятненько першило, грозя ангиной.

– Сон – нормальная реакция организма на пережитый физический и нервный стресс. Объективных причин прерывать сон не было.

Объективных, значит, не было… завезли на край света. Хорошо, что не за край.

– Твой знакомый предложил использовать в качестве временного жилья его дом. Это показалось мне разумным.

Черт, а Дашка успела поотвыкнуть от его манеры говорить. И вообще от всего.

Меж тем Артем справился с воротами – просевшие створки прочертили на мокрой земле две полосы – и вернулся в машину.

– Проснулась? Ты как? Нормально? – Он стряхнул с волос воду и торопливо, словно стесняясь этого места и этого дома, сказал: – Ты ж не против?

Машина заползла во двор, долго и нудно разворачивалась, пока наконец не успокоилась под дощатым навесом.

– Значит, ты тут живешь? – Выбираться наружу Дашке совершенно не улыбалось. Снаружи дождливо и зябко, а в доме наверняка сыро и воняет гнилым деревом. Дашка знала такие дома, пребывающие в состоянии вечной старости.

– Тут. Живу. Иногда. Заходите. Чем богаты, тем, как говорится… – Артем рубанул ребром ладони по сиденью, обрывая фразу.

В доме и вправду было сыровато. Упакованные в глазированную плитку стены водянисто поблескивали и отражали Дашку. Да что там одну – тысячу Дашек, каждая – величиной с мизинец. И спрятаться от них можно лишь за китайской ширмой, где рисованные журавли грациозно кланялись цветам сакуры. Правда, за ширмой уже прятались кровати с медными шишечками и низенький столик для чайных церемоний, оседланный массивным электросамоваром.

– Тут две комнаты, – поспешил объяснить Артем, указывая на одинаковые двери без ручек. – И кухня.

Кухонное пространство делили печь, холодильник «Индезит» серебристого цвета и дубовый стол, во главе которого стоял дубовый же стул. У самого порога скромно приткнулось помойное ведро.

Пока Дашка осматривалась, Артемка ходил следом, разве что в затылок не дышал.

– Тебе переодеться надо, – не выдержала она. – Ты ж промок.

– Мы все промокли, – примиряющим тоном сказал Адам. Он устроился на кровати и уже успел отыскать старый альбом с серыми листами и яркими открытками. – Что увеличивает риск возникновения простудных заболеваний.

Артем исчез за дверью, появился он минут через пять, переодетый в черный спортивный костюм с рыжими лампасами. В руках Артем держал сверток, который кинул Дашке.

– Иди переоденься. А то и вправду заболеешь.

В свертке обнаружился еще один костюм, тоже черный и с лампасами. Штаны оказались коротковаты, а футболка – широковата. Дашка хмыкнула, представив, до чего хороша она будет в этом наряде. Сама виновата, могла бы подумать, собрать сумочку с барахлишком, а не подумала и не собрала – так бери, чего дают, и не ной.

Спасательница.

Выйдя, Дашка увидела картину, весьма ей не понравившуюся: Адам и Артем, в чертовых черных костюмах похожие, как братья, склонились над альбомом и что-то живо обсуждали. С Дашкиным же появлением обсуждение прервалось, альбом закрылся и исчез под матрацем.

– Есть два варианта, – с нарочитой бодростью произнес Артем, вытирая руки о штаны. – Первый – все отправляются спать, второй – сначала говорим, а потом спать.

– Спать не хочу, – соврала Дашка, проглотив зевок.

– Разговор представляется более целесообразным вариантом. Мне требуется вся имеющаяся информация по вашей проблеме.

Вашей… как будто его произошедшее в «Хароне» не касается.

Поведение Дарьи не укладывалось в прежнюю схему, и Адам не знал, как ему реагировать. Логическое исчисление эмоций снова не давало результата. Дарья должна была злиться, поскольку вынуждена была совершить противозаконный поступок, сопряженный с риском для жизни и здоровья, но выражение ее лица не подтверждало наличия злости.

Радости по поводу встречи она также не выказывала.

Дарьин друг и, как он сам выразился, сообщник, напротив, был чересчур дружелюбен, и, поскольку от его благорасположения зависело Дарьино будущее, как, впрочем, и будущее самого Адама, Адам старался выдать ответную реакцию аналогичного характера.

Проявлять дружелюбие по отношению к малознакомой личности с неидентифицированным стереотипом поведения оказалось сложно.

– Итак, Анна Кривошей. Шестнадцать лет. Самоубийца.

Дарья достала нетбук, но включать не стала. Из чехла же появилась прозрачная водонепроницаемая папка. Сквозь пластик Адам разглядел несколько листов, сложенных пополам.

– Анну привозят к нам, и нанятый мной специалист приводит тело в порядок. Но… – Дарья поежилась, точно испытывала переохлаждение. – Но затем он несет тело в церемониальный зал. Предположительно для фотосессии.