История Русской армии. Том 1. От Северной войны со Швецией до Туркестанских походов, 1700–1881 - Антон Антонович Керсновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В эпоху господства во всей Европе бездушных прусских рационалистических теорий, формализма и автоматической — «фухтельной» дрессировки Румянцев первый выдвигает в основу воспитания войск моральные начала — нравственный элемент, причем воспитание, моральную подготовку он отделяет от обучения, подготовки «физичной». Историки «левого» толка, в том числе и Ключевский, стремятся изобразить Румянцева «крепостником», намеренно искажая правду. Победитель при Кагуле, точно, не жаловал утопий Руссо, входивших тогда в моду у современных снобов, и сознавал всю их антигосударственность, что делает честь его уму. Румянцев признавал, правда лишь в крайних случаях, воспитательное значение телесных наказаний, но не был таким энтузиастом порки, как Фридрих II в Пруссии, граф Сен-Жерменский во Франции и пресловутые энциклопедисты — эти патентованные «передовые умы» XVIII века. Гуманность Румянцева в защите не нуждается, она была отмечена современниками («благословен до поздних веков да будет друг сей человеков», — писал про него Державин) и сделалась своего рода семейной традицией. Старший его сын, канцлер, противник бесполезной для страны бойни 1812–1814 годов, младшему Россия обязана указом о вольных хлебопашцах.
Поучения и наставления свои Румянцев собрал в 1770 году в «Обряд служб», ставший с тех пор строевым и боевым уставом славной екатерининской армии.
Требуя от подчиненных точного знания устава, Румянцев прежде всего добивался с их стороны дела и работы. «В армии полки хороши будут от полковников, а не от уставов, как бы быть им должно». В этом отношении особенно примечательны его «Инструкция полковничья полку пехотному» (1764) и таковая же полку конному (1766).
Лишь в великой румянцевской школе могли создаваться такие военные гуманисты, как Вейсман, Потемкин, Петр Панин, Репнин, сам Суворов… Гению Румянцева обязана русская армия появлением Суворова, творчество которого смогло благоприятно развиться лишь в обстановке, созданной Румянцевым. Не будь Румянцева, в силе оставалась бы пруссачина — и командир суздальцев не преминул бы получить от Военной коллегии «реприманд» за несоблюдение устава и требование наистрожайшее впредь руководиться лишь артикулами оного… Полк лишился бы «Суздальского учреждения», а армия — «Науки побеждать»…
В полевом управлении войск Румянцевым проводится разумная децентрализация, частная инициатива, отдача не буквальных приказаний, а директив, позволяющих осуществление этой инициативы. Он отнюдь «не входит в подробности, ниже предположения на возможные только случаи, против которых разумный предводитель войск сам знает предосторожности и не связывает рук…».
Полководческие дарования Румянцева сказались уже в Семилетнюю войну, где он первый ввел в русскую тактику активные начала, взамен господствовавших до тех пор активно оборонительных. В первую турецкую войну Екатерины, особенно в кампанию 1770 года, гений его выявился в полном размере. Полководец оказался на высоте организатора.
Румянцев явился основоположником русской военной доктрины. Он проявил творчество во всех областях военного дела. «Есть многие отделы, в которых не видно следов влияния, например, великого Суворова или Потемкина, — пишет один из авторитетнейших исследователей русского военного искусства генерал Д. Ф. Масловский, — но нет ни одного отдела, где не осталось бы следов Румянцева. В этом смысле он единственный наследник дела Петра I и самый видный после него деятель в истории военного искусства в России, не имеющий себе равного и до позднейшего времени».
В 60-х годах проведено много реформ. Прежде всего Чернышевым и Паниным возвращена в конце 1762 года из заграничного похода армия и произведена ее «демобилизация». Иррегулярные войска — казаки и калмыки — отосланы в свои области, а регулярные разведены по стране на «непременныя квартиры». По последней «елизаветинской» росписи 1761 года вооруженные силы составили 606 000 человек, из коих, однако, свыше двух пятых — 261 000 — иррегулярных. По-видимому, добрая треть, а то и больше, всех этих сил существовала лишь на бумаге. В Семилетнюю войну, как мы видели, некомплект в войсках часто достигал половины штатного состава.
В 1763 году Россия разделена в военном отношении на восемь «дивизий» — т. е. округов: Лифляндскую, Эстляндскую, Финляндскую, С.-Петербургскую, Смоленскую, Московскую, Севскую и Украинскую. Главная масса войск стояла, таким образом, в северо-западной части страны. В 1775 году, после первого раздела Польши, прибавлена Белорусская дивизия, а из Московской выделены Казанская и Воронежская. В 1779 году при обозначившемся уже поступательном движении на Кубань и к Кавказу учреждена на юго-восток еще Пограничная дивизия. «Дивизии» эти представляли собой чисто территориальные организмы, наивысшей строевой единицей мирного времени оставался по-прежнему полк.
В 1763 же году у нас появилась легкая стрелковая пехота — егеря. Впервые они были заведены Паниным в своей Финляндской дивизии в количестве 300 человек — по 5 на роту из отборных стрелков. Опыт этот увенчался успехом, и уже в 1765 году при 25 пехотных полках (примерно половина общего их числа) были заведены отдельные егерские команды в составе 1 офицера и 65 егерей. В 1769 году такие команды учреждены при всех полках. Назначение егерей было служить застрельщиками и драться в рассыпном строю, т. е. «производить огонь», но, конечно, не по прусскому образцу «в тридцать темпов», а по собственной русской сноровке, со «скоростью заряда и цельностью приклада». Егеря носили особую форму — темно-зеленый доломан со шнурами, темно-зеленые же брюки в обтяжку, маленькую шапочку и сапоги до колен.
Организация пехотных полков осталась в общем та же, что при Петре III — 2 батальона в 6 рот (1 гренадерской, 5 мушкетерских), команда пушкарей (4 орудия — по 2 на батальон) и с 1765–1769 годов егеря. При выступлении полка в поход (а в славное царствование Екатерины тому представлялся часто случай) он оставлял на квартирах команду из 2 рот, подготовлявших рекрут и игравших роль запасного полкового батальона-депо. Некоторые полки, особенно в конце царствования, имели 3–4 батальона.
Кавалерия получила характерный облик благодаря созданию нового типа тяжелой конницы — карабинер. В 1763 году их образовано 19 полков переформированием 13 драгунских и всех 6 конно-гренадерских. По мысли Румянцева, карабинеры должны были заменить кирасир и драгун, сочетая в себе свойство первых — силу удара (тяжелый палаш, рослый конский состав) со свойством вторых — возможностью действовать в пешем строю (наличие карабина позволяло вести огневой бой). В сущности это были, если можно так выразиться, «покирасиренные драгуны».
В 1765 году упразднены слободские войска, а слободские полки (старейшие полки русской конницы) обращены в гусарские, в которых слободские казаки служили в порядке отбывания рекрутской повинности. Поселенные гусарские полки постепенно расформировывались, и поселенцы приписывались к казакам. В 1762 году поселенных полков считалось 12,
