Останкинские истории (сборник) - Владимир Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Коллеги! – поднялся над столом Артем Лукич. – Нынешняя встреча вызвана особенным поводом. Заранее мы не назначали повестку дня. И словопрений не предстоит. Нам что-то сообщат. А мы это сообщение обязаны принять к сведению. Потом быстро проштемпелюем мелкие разности. Предоставляю слово Гостю-разъяснителю. Имя его называть нет обязательной нужды. Да, он оттуда.
И был кивок, несомненно, в сторону Китай-города.
Ничего интересного от Гостя-разъяснителя, укрывшего имя во мраке, а потому как бы и значительного, не услышали. Во всяком случае, не услышал Шеврикука. Служивый чин, возможно, из Обиталища, которого не только нечем занять, решил Шеврикука, но который, что хуже, и сам не знает, чем себя занять. Вот его и погнали по окраинным местам с сеансами вразумлений.
Гостю во вспоможение выдвигали грифельную доску с мелками и указкой, сам он показывал слайды и видеокартинки в подтверждение своих слов, а было скучно. Будто бы инкассаторам, собравшимся в выходные на охоту, показывали схемы производства смородиновой карамели. «Про Пузырь не будет сказано ни слова. И вы про Пузырь забудьте. И о нем, и о характере ваших действий вблизи него. Вам будут отпущены указания в надлежащую пору», – распорядителем останкинской жизни начал свое сообщение Гость. Суета вокруг Пузыря, ложные хлопоты и надежды, по его мнению, отвлекали останкинских домовых от их первонасущной задачи. Они посмирели, заблагодушничали, повернули носы к запахам гороховых супов, забыв о том, что существуют на линии огня. Всяческие концентраты им и так будут выданы в пакетах сухого пайка.
На грифельной доске воссоздавалась цветными мелками линия огня и наносились стреловидные направления предполагаемых ударов противников, вычерчивались и бастионы обороны. На слайдах же и в видеокадрах возникали затуманенные, а то рвущиеся и лопающиеся фигуры удивительных форм, цветов и линий, их бакалейщик Куропятов и тень чиновника Фруктова несомненно признали бы неопознанными объектами. Раздавались и звуки, и их Куропятов и Пост-Фруктов признали бы неопознанными. Впрочем, тень могла и не признать, проявив присущий ей научный скептицизм. На самом же деле Гость-разъяснитель демонстрировал запечатленные отдельные личности Отродий Башни. И даже отдельные эти личности были жуткие.
Да, в Останкине ведут сладкую жизнь, делят Пузырь, настаивал Гость, а враг не дремлет. Он лишь притаился, он как бы тоже занят приготовлениями к раздаче Пузыря, при этом распространяет слухи о том, что его якобы удручают Простуды и Лихорадки, сам же стремится к штурмам, а в худшем для него случае – к осадам.
Благодушия останкинских домовых неприятель несомненно добился.
А где проходит рубеж их обороны, на осыпающихся бастионах которой дремлют жующие в снах ломти Пузыря охранители? Здесь! (Указка ткнула в цветные линии на грифельной доске.) Северо-западное направление! Напротив Башни! Нет печальнее заблуждения! Но заблуждаются здесь, в Останкине. Конечно, не все. Там (опять кивок указки на юг, за Садовое кольцо, за Бульварное, в Китай-город) заблуждений нет и быть не может. А потому ошибки учтены и исправлены. Но в сознание останкинских домовых втемяшилось, что Отродья завелись на Башне, там расплодились, там проживают, там содержат удовольствия и размещают штаб. Столь превратное мнение, известно в Обиталище Чинов, разделяют даже действительные члены, что уж говорить о сидельцах на резервных лавках, или о дворовых, или о подъездных домовых? Будто не коснулось их Просвещение! Средние века! Домострой!
На самом деле так называемые Отродья заводились вовсе не в Останкине. Башня их приманила, для них на то были причины, и они устроили в ней служебные помещения для себя. И только. Они ставят себя выше всего и всех, а потому и объяснимо их желание расселить себя, хотя бы часть себя, в сооружении, наиболее в Москве поднятом над уровнем низких мест. Ко всему прочему, по понятиям Отродий, ими не скрываемым, именно в Останкине предполагается быть Пупу Земли. Или хотя бы – Москвы. Вы улыбаетесь, а некоторые из вас и смеются. Рад, что некоторых развеселил. Но Отродья не смеются. То есть если и смеются, то над нашим пониманием природных и исторических явлений. Пуп Земли – это, естественно, условность. У них мнения ученые, по их соображениям, нам недоступные. Они разумеют то, чего не можем разуметь не только мы, но и люди, их породившие. Происхождение от людей Отродья, правда, решительно и с издевками отрицают. Так вот, они считают, что всяким сложением – космическим, геоцентрическим, духообразующим, тектоническим и прочим – в Останкине есть то, что соответствует их самоутверждению и возвышению их в мироздании.
«Самое грозовое место в Москве – Останкино!» – с гордостью напомнил председательствующий Артем Лукич. Гость-разъяснитель его слов будто бы не расслышал, но на секунды задумался. Злодеев наших, продолжил он, по привычке мы называем духами, или Отродьями Башни. Некоторые из несведущих полагают, что они чуть ли не телевидийные дитяти. Увы, нет. А Духами, или Отродьями Башни, коли такие прозвища прижились, мы будем называть их и впредь. Даже если они и оставят помещения Башни. Их уже ввели в раздражение марафонские забеги к ресторану «Седьмое небо», с топотом, гиканьем, застольными размолвками, отбиванием матросской чечетки и звукомузыкой деревянных ложек. Хотя они и желают подчинить себе людей, гонор у них есть, а сил пока для этого нет, и даже угомонить высотных марафонцев они сейчас не смогут. Но уж если они и пожелают покинуть свои каморки в Башне, то переселятся куда-нибудь ввысь, их огорчило приземление Пузыря, они готовы были освоить и его. («А не посягнут ли они на Всемирную Свечу?» – пришло в голову Шеврикуке. Но Свеча в Останкине пока не воздвигалась…) Из Останкина, по достоверным наблюдениям, Отродья уходить не намерены. Им важно вобрать в себя чужие ресурсы и богатства. Домовые, они убеждены, им по зубам. И соблазнительно, ослабляя человека, проглотить и разжевать охранителей домашних очагов или же превратить их в своих мелких служек. А достояние же домовых, накопленное и сбереженное в веках, добыть и впитать в себя. По убеждению же Отродий достояние это, обладающее уже и чрезвычайными свойствами, в таинственном виде сохраняется именно в Останкине.
Шум сейчас же возник в бетонном бункере. «Где? Где в Останкине?!» – звучали выкрики.
Гость-разъяснитель язвительно усмехнулся. При этом ироническое чувство его предназначалось, скорее всего, не действительным членам посиделок, а поисковым агентам Отродий, и будто бы не исключалось присутствие их лазутчика в Большой Утробе. И еще можно было заключить, что Гость имеет допуск к трепетным сведениям и знает, что вековое сословное достояние в таинственном виде сберегается вовсе не в Останкине. Слушателям же, несколько оживившимся, он высказал предположение, что Отродья в своих предпочтениях Останкину опять исходят из неких теорий, по которым Останкино если не Пуп Земли, то непременно особенное место, или, может, котел планеты, или еще что, со сгустками энергетических, магнитных, световых, психических переплетений и бантами времени и пространства. «Но это, не надо заканчивать университетов, сами понимаете, мистика!» – заключил Гость-разъяснитель.
Он опять задумался и молча стоял минуты две. И тишина была, будто в черноте планетария.
Спохватившись, Гость принялся говорить о том, ради чего он прибыл. «Да, да!» – разволновался он. Указка снова ткнула в творения цветных мелков. Линия огня, линия обороны вьется исключительно против Останкинской башни. Это безрассудно. Это безграмотно и безрассудно! Если не сказать резче. Отродья лишь символически присутствуют на Башне. Они всюду! Они – во всем! Они – во всех! Они – в человеке! Они – в нас! Они, заявил Гость, и в уважаемом Артеме Лукиче, пусть Артем Лукич милостиво не обижается, они – в привратнике-глашатае, хотя тот и полуграмотный, они в нем самом – и Гость трагически ударил перстом себя в грудь. Поэтому держать оборону исключительно супротив Башни – дурь. С дурью разберутся. Его же миссия – взорвать благодушие, истребить примирительское отношение к разговорам о слабости злодеев и во всех востребовать к ответу оборонный дух. Да, он знает об утомлениях полевого командира Поликратова, да, он видит, что, судя по обмундированию, экипировке и телосложениям, многие предпочитают гибель, но не позорный плен. Тем не менее он обязан возбудить в действительных членах, не подавив в них дух оборонный, возбудить в них дух воинственный и победный. Их сословие узаконено и канонизировано, а Отродья и есть Отродья.
При этих словах Гость-разъяснитель пропал. Не было в бункере Большой Утробы ни грифельной доски, ни белых экранов или простыней, на чьих пространствах отразились указующие уколы и смутные видения неопознанных объектов.
57
Артем Лукич, неспособный моргать и иметь волевые расслабления, похоже, растерялся. С минуту он сидел, не размыкая губ, и будто бы надеялся, что Гость-разъяснитель вот-вот снова возникнет в Большой Утробе, пусть даже и не отчетливый обликом. Нет, Гость исчез без возврата, возможно, отправился с вразумлениями в сокольническое пограничье Ракетного бульвара. А то – в Ростокино. Или в Марьину Рощу. Сообразно предписанию в путевом листе, выданном ему в Обиталище Чинов.