Повелитель гроз. Анакир. Белая змея - Танит Ли

— Трюк жрецов Анак. Меч, превращенный в змею.

Еще одна частица причастности к ней… Чакор прислонился к дереву. Ему уже казалось, что все это случилось не с ним — смертельный удар, исцеление. Безумно его равнодушие или мудро? Может быть, лучше считать, что его память ошибается. Когда он говорил об этом, ему приходилось заставлять себя. Не то чтобы его каждый раз обдавало ужасом, но он не мог поверить в какие-то неизвестные стороны своей личности или проявления богини. Он должен принести Коррах достойную жертву. Если кто-то и спас его, то это Коррах. А кроме всего прочего, эманакир была мертва.

Послышался какой-то шум, и снова воцарилась тишина, живая тишина сада и ночи. Возможно, в гуще лоз происходил какой-то разговор, но без слов.

— Перед смертью Аз’тира сказала мне, что в Мойхи я встречу своего отца, — произнес Регер. — Когда придет время. Я никогда не знал своего отца. Но есть причины, по которым хочу знать.

Как Регер не спросил «О чем ты?», так и Чакор не уточнил: «Значит, Равнинную ведьму звали Аз’тира?»

— Она была точна в подобных вещах?

— О да.

Они были любовниками. А ему не досталось такой причастности.

— Я собираюсь на север, — сказал Чакор. — По слухам, в Зарависсе бывают неплохие состязания. Или в Дорфар. А то я уже стал пахнуть по-оммосски. Жаль, что останусь должен нашему дорогому судовладельцу.

— Не могу даже представить, как Эрн подсчитывает, кто и сколько ему должен.

По отражению луны на воде проскользнула рыба, более крупная, чем прежние. Постоянное разрушение света… Он разрушился, он не мог не разрушиться.

— Обязательно приду посмотреть, как твою статую Ральднора привезут в Зарависс под звуки труб и на повозке, украшенной золотом, — проговорил Чакор.

Часом позже, идя по Янтарной улице, Чакор услышал по-волчьи осторожные шаги, пытающиеся слиться с его собственными. В Мойе не ждешь нападения разбойников, но это не значит, что в городе их нет совсем. Выхватив кинжал, Чакор развернулся и встретился взглядом с нареченным Аннах.

— Ты держишься, как воин, — сказал последний. — Еще не тянет ко сну? Послушай, прости за откровенность, но не хочется ли тебе девицу? Тут недалеко есть один неплохой дом, рекомендую. Они хорошо меня знали до того, как я сложил себя к ногам Аннах. Девушки в основном из Зарависса, хорошенькие. А насчет денег не беспокойся, я заплачу.

— Это еще почему? — воинственно спросил Чакор.

— А почему бы и нет? — пожал плечами жених Аннах. — Просто сегодня я счастлив.

Его звали Джериш. Он был капитаном сотни в гарнизоне Мойи и говорил на языке Висов с акцентом, полученным от отца-ваткрианца, язык же второго континента был для него родным — дома говорили на нем. Но у Чакора имелось подозрение, что по-ваткриански отец Джериша говорил, наоборот, с висским акцентом.

— Знаешь, что неправильно у вас в Мойе? — спросил Чакор.

— Нет, а что же?

— Вы слишком много даете просто так.

Они не спеша пошли на северо-запад, к улочкам за гоночной  трассой. В разноцветной Мойе, освещенной по ночам уличными лампами, никогда не бывало темно. Подойдя к синталевым деревьям, которые росли в каждом парке и саду города, они почувствовали теплый аромат, плывущий над улицами.

— Через два дня мой отряд выйдет в крепость. Можешь поехать с нами, если угодно. Мы убережем тебя от разбойников на границе.

— А если мне захочется, ты поможешь мне попасть в армию, которой всегда нужны здоровые способные мужчины любой расы и веры.

— Это правда. Не выдам тайны, если скажу, что обычно на нас нападают с моря. И мы хотим показать Новому Элисаару, что сделать это не так-то просто.

— Какая удача для вас. Теперь вы можете забыть об Саардсинмее.

Они разошлись у скотного рынка, мерзкий запах от которого чуть не довел Чакора до обморока. Когда он шел обратно мимо гоночной трассы, то зло сорвал с ворот расписание скачек на завтра.

Даже Анак давала просто так.

В следующий полдень, еле встав с кровати после бессонной ночи, он поставил остатки своих денег на шансарского всадника в черном и выиграл двадцать серебряных парингов по курсу Мойхи.

Потом, подойдя к храму Коррах, Чакор увидел, как на его крыльцо восходит Элисси, и окаменел, решив, что сошел с ума. Ее молоденькая девушка-служанка, стоя у колонны, качала обезьянку на руках, как ребенка. Чакор отошел ко входу в храм, расположенный напротив, и в неистовом бешенстве стал ждать.

Примерно через треть часа Элисси вышла из храма. Бриллиант сверкнул на ее медовой щеке — и тут же потускнел, когда Чакор заступил ей путь.

— Что ты делаешь здесь? — спросил он. Девушка смотрела на корла и молчала, и он добавил: — Или ты ходишь сюда постоянно, чтобы плюнуть на алтарь из ханжества?

— Нет.

— Тогда зачем?

— А ты как думаешь? — стыдливое выражение на лице Элисси сменилось раздражением. — Сюда ходят, чтобы совершать подношения.

— Что? Верующая в Анак-Змею пришла в грязное капище неверующих, чтобы сделать подношение? — Чакор намеренно забыл про Эрна и его бога огня. Он видел, как она изо всех сил пытается быть спокойной, словно взрослый, поучающий неразумного капризного ребенка, и поэтому сказал еще громче: — Это женщина-змея от зависти надоумила тебя?

Люди оборачивались на них с доброй усмешкой, не улавливая сути, возможно, считая это обычной ссорой влюбленных. Элисси в замешательстве покраснела, но подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза.

— Анакир не знает зависти. Анакир есть все, — твердо сказала она. — Анакир — имя, которым мы называем самую суть жизни, существование тела и души, земли и вечности. А вы дали этой сути имя Коррах. И потому я пришла к твоей Коррах и поднесла ей жертву, ибо Анакир не нуждается в жертвах, а кроме того, она не твоя.

Чакор мог только смотреть на нее. Она тоже не отводила пылающих агатовых глаз.

— Зачем? — наконец спросил он еще раз.

— Затем, что она сочувствует тебе, если можно так выразиться. Я обратилась к ней, словно выбирала для человека язык, который ему понятен, и просила, чтобы она подарила мир твоей душе.

Он поблагодарил, упустив основной смысл ее слов.

— Но для тебя и твоих людей Коррах не существует.

— Существует все. Посмотри на камешек, который лежит вон там. Ты можешь назвать его «умх», а я — «омм». Но от этого он не перестанет быть камешком и не сдвинется с места-. Не так ли?

Неожиданно Чакора захлестнуло волной успокоения. Девушки из Мойхи хорошо владеют искусством спора. И как прекрасна эта, тронутая солнцем почти до искайского оттенка кожи, с огнем в глазах и с волосами, словно раскаленный белый свет, каких нет ни у кого…