Портфолио мадам Смерти - Маргарита Малинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я смотрю, голубушки проснулись, — пропел он.
— Я смотрю, никто не хотел их будить, чтобы сходку держать в секрете, — парировала подруга.
— Ничего подобного, никакого секрета нет. Сначала про вас забыли, а потом решили, что вам здесь и впрямь делать нечего. А то ночью снова духи привидятся, — при этих словах все посмотрели на меня.
— А что? Там взаправду кто-то был! Ты же сам… — Тут Катька ткнула меня локтем в бок, мол, молчи. Я и замолчала, только не поняла, почему я это сделала. Я ведь все правильно говорила! Опять они что-то замутили?
Я опустила глаза на мертвое тело. Н-да, заты-лок был покрыт запекшейся темно-красной коркой. В открытых глазах навеки запечатлелось удивление. Зрелище было неприятным, и я отвела взор. Действительно, тут следовало что-то придумать, и поскорее, иначе мы все по очереди погибнем.
— Его убили? — спросила Катька. — Как это произошло?
— Я думаю, кто-то подкрался сзади и толкнул, — выдал версию Логинов.
— Как же сзади? — не согласилась она. — Если он лежит так, словно его толкнули в грудь?
— Сзади подкрались. Потом, когда он услышал и обернулся, его толкнули. Он не успел ничего сказать, упал, разбил голову о камень и мгновенно скончался.
— Какая-то ерунда…
— В таком мире мы живем, родная, — развел Жека руками. — Красивые убийства существуют только в книжках, которые вы читаете. В жизни все куда прозаичней.
Негр стоял молча. Лера успокаивала Свету, сама не плакала. Странно, мне казалось, у нее к убитому было что-то вроде нежной дружеской привязанности. «Если мать его уволит, он уже не найдет себе работу…» И он вроде бы отвечал ей взаимностью: «Лерчик добрый, Лерчик все поймет». Но как результат: Света рыдает, она — нет.
— Итак, — взял нас под локотки недовольный Логинов, — я хочу, чтобы вы, дорогие мои кумушки, отвели меня к дому, возле которого так неосторожно посеяли моего лучшего друга.
— Почему ты так с нами разговариваешь? — разбушевалась Катя, выдернув руку. — Как будто мы специально его потеряли!
Женя отпустил меня сам, целиком сосредоточившись на моей подруге.
— Вот это я и хочу выяснить, ненаглядная.
— Да пошел ты! — вконец разозлилась Катерина, потому что тон, которым любимый назвал ее «ненаглядной», подходил скорее для смертного врага, нежели для ненаглядной, как таковой. — Выясняй все что хочешь сам, ясно? Я с тобой никуда не пойду! Между прочим, мне Павел тоже очень дорог!
— Да? — протянул сошедший с ума Жека. Что с ним случилось? За что он так с нами? — Поэтому ты все время на него наезжала? Оскорбляла? Подтрунивала?
— Я наезжала?! — запрыгала Любимова, засучивая рукава — очевидно, чтобы привести кулаки в боевую готовность. — Я оскорбляла?!
Видя такое дело, Кеша, Лера и Света отправились в дом: никто не желал принимать участие в разборке. Мне же пришлось по долгу дружбы:
— Прекратите немедленно! Тем, что вы сейчас разругаетесь, вы Паше не поможете!
— Да? — Теперь свой гнев Женька обрушил на меня: — Ты вот могла помочь ему, да не старалась! Так тяжело было пару раз сказать человеку что-нибудь приятное? Знала ведь, как он этого ждал! Но так и не дождался!
Он выполнил свою миссию, я захлюпала носом, подбородок задрожал. Господи, ведь он прав. Если бы я только знала, что вижу Пашу в последний раз… Я бы… Я бы… Я бы обязательно подарила ему улыбку, и не одну. Но откуда мне было ведомо? Все же из последних сил я сдерживала слезы.
— Как это подло с твоей стороны! — вступилась по обычаю Катя за свою подругу. — Она не обязана любить его только потому, что он любит ее! — Подходящий к дому Иннокентий озадаченно на нас обернулся. Ну вот, они, оказывается, слышали все это. Почему мне так не везет? — Это низко с твоей стороны упрекать ее в этом именно сейчас, когда с Пашей, возможно, что-то случилось!
— Чтобы с Пашей ничего не случилось, я и прошу тебя отвести нас к тому месту!
— Кого — нас? — спросила фурия Катя, а я задумалась над формулировкой: о чем Жека хотел сказать? Как-то странно он выразился.
Женька осекся, затем уточнил:
— Меня и Иннокентия.
— Ага! Я смотрю, вы с ним подружились! Заменил одного друга на другого, да?
— Не будь стервой, — бросил ей Женька и отправился к сторожке.
— Эй! — окликнули его мы. — А как же поход?
— Я сперва поем.
Все шестеро сидели за столом. Мы с Катей ни-чего не ели, так как завтракали только что, ос-тальные перекусывали кто чем. Здесь случилось кое-что непредсказуемое. Лерка полазила по полкам холодильника и заявила:
— Продукты исчезли!
— Как это? — Света тут же очутилась подле подруги.
— Смотри, на этой полке раньше лежали рыбные консервы. А теперь их нет! Я помню, здесь было банок пять-шесть.
— Значит, съел кто-то, — пожал негр плечами и почему-то посмотрел на меня. Он что, меня подозревает?
— Я не ела, — на всякий случай заверила я ос-тальных.
Но на меня, оказывается, никто и не думал.
— Понятно, что не ты, — фыркнула Барская, — тебе бы столько на полгода хватило! Ешь как кузнечик.
— Как могу, так и ем, — ответила я натянуто.
— Что еще пропало? — спросила Катька, подходя к холодильнику.
— Вроде больше ничего, — пожала Малинова плечами. — Я не помню, может, еще что было.
— Хоть тушенка осталась, и то слава богу.
— Верно, — поддержал Женька свою девушку. — Макароны, надеюсь, тоже остались?
— Да.
— Тогда жить можно. Я лично рыбу никогда и не любил, — поделился он с нами.
— Но кто-то же ее съел, — напомнила Света. — Молча. Все семь банок.
— Шесть, — поправила Лера.
— Неважно! Это наглость. Вот так, втихую… Ночью, видать.
— Альберт твой, наверно, — высказал предположение Кеша, сидя за столом.
Светлана тут же вспыхнула:
— Это возмутительно! О мертвых нельзя так говорить!
— Ага! — рассмеялся тот. — Значит, об Агате можно было, а об Альберте нельзя?
Валерии это надоело:
— А ну прекратите! Хватит! Сколько можно ругаться? Вы понимаете, что мы умираем? Неужели кому-то хочется провести остаток наших жизней в бесконечных ссорах?
Никому не хотелось, потому все угомонились и расселись по местам. Александров возобновил тему преступлений, обращаясь к Жеке:
— Ну что, Евгений, теперь вы Морозова не подозреваете?
— Теперь нет, — хладнокровно ответил тот. — Убийца должен быть живым.
— И кто же он? — спросила я друга с интересом.
— Это легко проверить. Кто останется в живых, тот и убийца. — Женя пригладил волосы, чуть прикрыв глаза, и спокойно добавил: — Подождем.
Чего подождем? Когда умрем все? Нет, вот что ни говорите, по-моему, у нашего друга поехала крыша.
Светка сморщилась:
— Ой, какой ты… Прямо не знаю… Как можно шутить сейчас?
Мы еще немного посидели. Те, кто ел, доели то, что они ели. Негр же поднялся, взял фотографию и фломастер, сел рядом со мной и принялся закрашивать глаза Павлу и Альберту Семенычу, действуя как маньяк.
— Ты что делаешь?! — обрушилась я на него. — Ты что, ополоумел?! Паша может быть жив!
— Возможно, но я этого не знаю. Поэтому вот так. Лучше перестраховаться.
— О боже… боже… — Мне сделалось нехорошо. Видеть, как чокнутый громила негр закрашивает черным цветом глаза твоему другу, с которым неизвестно что произошло, который просто рассеялся в окружающей среде и который, ты очень на это надеешься, все-таки еще может быть жив, это… так мерзко. — Прекрати сейчас же! — не выдержала я и вырвала у него из рук фотографию. — Кеша, ты ведешь себя как ненормальный! Тебя что, Монтесума заразил? Ты соображаешь вообще, что ты делаешь?!
— А что я делаю? — хлопнул он темно-карими, почти черными, глазами.
— Что у вас там? — заинтересовалась моя подруга.
— Кать, он закрашивает Паше глаза! — пожаловалась я голосом детсадовской ябеды. — Скажи ему, пусть перестанет!
— Да, Иннокентий, перестаньте. Вы видите, как это действует на мою подругу?
— Но ведь, когда я красил глаза Морозову, она никак не среагировала. А все потому, что водитель был ей безразличен, значит, ему можно закрасить глаза, так получается? А для кого-то он тоже был другом, и кому-то эти манипуляции точно так же бы не понравились, я правильно рассуждаю?
— Если ты это понимаешь, — сказала я, — почему так делаешь?
— Я верю в проклятье, — серьезно заявил он и предпринял попытку отнять у меня снимок. Я не дала.
— Проклятье в таком случае уже работает. Какой смысл закрашивать глаза другим?
— А вдруг духи станут еще более кровожад-ными?
— Ты псих! — в сердцах воскликнула я.
— Отдай снимок, Юля! Это очень важно!
— Нет!
Встряла Светлана:
— Юль, отдай ему. Пусть делает что хочет. По мне, так пускай негры в тельняшках хоть по деревьям лазать начнут, лишь бы меня не трогали.