Судьба доктора Хавкина - Марк Поповский

Но в этот вечер Кашкадамов пришел с весточкой из России. Он только что получил письмо от Александра Федоровича Вигуры, недавно добравшегося до дома. Среди прочих российских новостей, Вигура сообщал, что при Институте экспериментальной медицины в Петербурге создана чумная лаборатория. Ее поместили на изолированном островке возле Кронштадта в разоруженном форте «Александр Первый». В толстостенных каменных казематах, где недавно еще стояли пушки, теперь изготовляют противочумную сыворотку и «лимфу Хавкина». Первое боевое крещение лаборатория уже получила. В конце нынешнего года эпидемию легочной чумы обнаружили среди жителей высокогорного селения Анзоб, неподалеку от Самарканда. Пока врачи добрались до Анзоба из 387 жителей в живых осталось 150. Прививки «лимфы Хавкина», лечение сывороткой и санитарные меры спасли остальных от верной смерти. «Что бы ни случилось с „лимфой Хавкина“ в будущем, — писал Вигура, — имя этого неутомимого исследователя навсегда останется памятно в науке, как имя человека, спасшего многие и многие жизни».

…Бомбейский декабрьский вечер благоухает цветами. За окнами лаборатории роскошествует похожая на русский май индийская зима. Но мысли двух уроженцев России далеко. Там на Севере за хребтами Гималаев гигантская страна готовится встретить новый 1899 год, последний год XIX столетия. Наверное, в Москве стоит мороз и тихо падает новогодний снежок. Свинцовые балтийские волны, застывая на ходу, бьются в глухие стены чумного форта, а над мазанками Анзоба, где остались зимовать врачи-наблюдатели, свистит высокогорный ветер.

Нужны недели, чтобы добраться от Бомбея до Туркестана — и оттуда до Петербурга. Но для дум человеческих нет расстояний. И если бы мысль могла зажигать огни на своем пути, они неминуемо вспыхнули бы в тот новогодний вечер и в мрачных казематах чумного форта, и в домах высокогорного селения, и на улицах черноморского города-порта. Бывают же такие чудесные вечера, когда от Бомбея до России — один шаг…

«КЕСАРИ» ИЗ ПУНЫ И ЛОНДОНСКИЙ ЛЕВ

Едва ли существовала в Англии газета, которая летом 1899 года хотя бы несколькими строками не отметила приезд в Лондон известного бактериолога доктора Хавкина. Корреспонденты писали о чуме в Индии и об итогах почти двухлетней борьбы, которую ученый вел с эпидемией. Несмотря на различие политических и общественных ориентаций, «Таймс», «Ньюс кроникл», «Ливерпул Меркьюри» и «Вестминстерская газета», как и многие другие, именовали создателя предохранительной противочумной вакцины, не иначе как «благодетелем человечества» и «великим филантропом». Похвалы звучали в адрес не только его научных заслуг, но и его личности.

«Сейчас поистине век молодых людей, — писала одна из газет, — хотя доктор Хавкин уже так много сделал по профилактике самых опасных болезней, ему еще нет сорока лет. И будучи красивым, среднего роста и хорошо сложенным, он выглядит еще моложе. В его чертах нет ничего семитского. Его никогда не примешь за того, кем он является на самом деле — за русского еврея. Его английский безупречен, хотя он говорит с запинками, как будто бы переводя со своего родного языка. Держится он спокойно и серьезно. Все его поведение характеризуется скромностью, которая является признаком настоящего величия». «У него редкостно интеллигентное лицо», — прибавляет другая газета.

Можно не сомневаться в добрых чувствах тех англичан, которые посылали в редакции восторженные письма-поздравления мужественному доктору Хавкину, прибывшему из Индии. Несомненно искренними были и медицинские издания — «Ланцет», «Британский медицинский журнал», — где коллеги бактериолога с удовлетворением подсчитывали первые итоги битвы, которую наука дала чуме и холере. И все же в газетном оркестре этого лета чувствовалась дирижерская рука вершителей британской имперской политики.

Сообщения о победах над инфекцией в тропических странах были любимым козырем в колониальной игре лондонского правительства, которое, захватывая азиатские и африканские колонии, вынуждено было (прежде всего ради собственного спасения) предпринимать кое-какие меры против тропических болезней. Деятельность мужественных и талантливых ученых (порой весьма резко расходившихся с «правительственными видами») в Лондоне любили изображать как закономерную работу, направленную на оздоровление туземцев. В те годы Рональд Росс в Индии разоблачил комара анофелес, который заражает человека малярийным плазмодием; Девид Брюсс раскрыл секрет мальтийской лихорадки (бруцеллеза), терзавшей британских солдат на острове Мальта. Незадолго до приезда Хавкина столица Великобритании с помпой принимала Росса, а министр колоний Чемберлен объявил о своем намерении открыть в Ливерпуле и Лондоне специальные школы тропической медицины. Это событие сопровождалось в Англии широкой оглаской и политическими комментариями.

Желал или не желал того Владимир Хавкин, но летом 1899 года он тоже сыграл роль этакой «Снегурочки», посланной добрым лондонским Дедом Морозом с подарками к «диким» индийцам. Наряду с признанием личных заслуг бактериолога и серьезным разговором о будущности вакцинации, газетные статьи тех дней буквально пестрели афоризмами, вроде того, что, борясь с инфекцией, «белый человек может упрочить свое постоянное господство в тропических странах» («Вестминстерская газета»). Или: «Местные должны понять, что они находятся у белых в долгу за все свои блага» («Дейли кроникл»).

Самому Хавкину этот колониалистский шум, поднимаемый вокруг его личности, едва ли мог нравиться. В бомбейской лаборатории, где каждый день все сотрудники — индийцы и европейцы — подвергались одинаковой опасности, не могло быть и речи о неравенстве. Благодаря искренне теплому отношению к индийцам Хавкин приобрел в Индии много друзей, особенно среди местных медиков. Он симпатизировал народу Индии. В беседе со своим родственником, который приезжал в Индию, он признался, что страдания индийцев под игом англичан напоминают ему судьбу собственного его народа в империи Александра Третьего и Николая Второго[6].

К неудовольствию официальных лондонских кругов, раздувавших факты «сопротивления» прививкам со стороны «некультурных индийцев», Хавкин настойчиво утверждал, что трудности, связанные с массовой вакцинацией «не так уж велики, ибо населению Индии прививки как предохранительное средство от болезней были привычны и известны за несколько веков раньше, чем этот принцип стал известен в Англии». Так же горячо ратовал он за массовые прививки в колониях, хотя прижимистые англичане, боясь расходов, не раз заявляли, что вакцинировать 300 миллионов человек просто невозможно. Это было сущей демагогией — для предохранения от чумы вовсе не требовалось прививать весь народ города или деревни, а следовало «блокировать» с помощью вакцины лишь ближайшее окружение очага.